"Джатаки", или рассказы о былых существованиях Будды, входят в состав "Сутта-питаки" ("Корзины текстов"), в свою очередь являющейся одним из трех разделов "Типитаки".

Джатаки наиболее наглядно воплотили в себе тот синтез общеиндийских литературных и фольклорных традиций и буддийского учения, который вообще характерен для палийского канона.

Большая часть сюжетов джатак (всего их в "Типитаке" пятьсот сорок семь) почерпнута из индийского народного творчества. Поэтому многие басни, легенды и...

Состояние домохозяина связано со стремлениями, враждебными спокойствию и нравственному поведению. Поэтому оно не доставляет радости заботящимся о своей душе.

Вот как об этом назидательно повествуется.

Некогда Бодхисаттва, как рассказывают, принял рождение в одном богатом роде.

Который был славен своим добродетельным образом жизни и поведением и был высоко чтим в народе; родство с этим родом почиталось высокой честью, и был он славно освежающим источником для родовитых семей; его...

По сравнению с другими странами Востока, где утвердился буддизм, условия и причины распространения и становления буддизма у народов таи, проживающих на территории современного Таиланда, были несколько иными. Мы уже отмечали, что тайские народы переселились на территории, где уже существовали различные формы буддизма.

В период создания первых тайских государств, в районах их формирования доминировал буддизм тхеравады. К этому времени, т. е. к XIII в., буддизм просуществовал почти 2000 лет и...

Намо Будда - это ступа, находящаяся недалеко от Катманду. С ней связан сюжет, давно уже ставший частью народной неварской культуры.

Согласно древним текстам здесь произошло следующее. Трое принцев пошли погулять в лес, в предгорья Гималаев.

По дороге они встретили только что родившую тигрицу, ослабленную и умиравшую от голода. Движимый состраданием, младший царевич, Махасаттва, решил спасти тигрицу, накормив её своим телом. Он отстал от братьев и вернулся к логову. Тигрица была так...

Индийское общество времен складывания палийского канона (4-2 вв. до н. э.) было крайне патриархальным, склонным во всём подчёркивать превосходство мужчин. Приниженное положение женщин в обществе закреплялось в брахманической литературе, достаточно вспомнить известное изречение Ману: «День и ночь женщины должны находиться в зависимости от своих мужчин...

Отец охраняет её в детстве, муж охраняет в молодости, сыновья охраняют в старости; женщина никогда не пригодна для самостоятельности.» (Ману...

Буддизм возник в Индии 2 500 лет назад как оппонент класса фанатиков-священнослужителей (брахманизма), усматривавших в ведических текстах призыв к жертвоприношению животных. Поэтому путь Будды (от санскритского будх - «просветленный») рассматривался как иноверческий, хотя с исходным вероисповеданием, индуизмом, имел много общего, включая собственно буддийскую трактовку явления реинкарнации.

Фактически буддизм появился для того, чтобы придать особое значение учению о «воплощении», в котором...

Ганджур (тибет., букв. – словеса, тоесть перевод и толкование слов сказанных Буддой). По легенде текст Ганжура был вырезан на деревянных досках самим Буддой и его учениками, эти тексты были собраны и переведены с санскрита.

Известны несколько его изданий – Чоне (самое раннее), Дерге, Пекинское (1411), Нартанское (1732), Лхасское (незавершённое). Лхасское собрание канонических буддийских текстов в 108 томах, с давних времён хранилось в столице Тибета – Лхасе, в одном из монастырей. Рукописи...

Махаяна - это направление в буддизме, иногда называемое "северным буддизмом". Именно этот вариант буддийского учения распространился в Китай, Тибет, Монголию, Корею и Японию.

Изначально буддизм Тхеравады был сосредоточен на медитации и концентрации, восьмеричном святом пути; в результате центральным моментом была монастырская жизнь и, как следствие, медитации отнимали черезчур много времени.

Такое положение дел оставляло мало возможностей большинству людей для того, чтобы приобщиться к...

Дивали также называется Дипа-вали, что буквально означает "ряд огней" (Дипа - огонь). Дивали празднуется в Индии более 7000 лет. Это время, когда крестяне и фермеры собирали урожай, а...

"Сутра о мудрости и глупости " (пекинское изданию тибетского канона . 2-е. изд. pdf 18,1 Mb.). На народе .

Гирлянда джатак, или Сказания о подвигах Бодхисаттвы (Джатака-мала).

Гирлянда джатак, или Сказания о подвигах Бодхисаттвы (Джатака-мала. pdf 39,4 Mb.). На народе .

"Сутра ста притч " (Бай Юй Цзин из Трипитаки Тайсё . pdf 7,07 Mb.). На народе .

" Сутра ста притч " (Бай Юй Цзин из Трипитаки Тайсё . Другой перевод. pdf 272 Kb.).

7 джатак (pdf 98,7 Kb.) опубликованных в книге: "Индия. Эпос, легенды, мифы " (pdf 4,16 Mb.). На народе .

Авадана-мала.

Птица бодхисаттва (пересказ джатаки геше Джампа Тинлеем . pdf 31,8 Mb.). На народе .

Чистый Свет Луны (Сакарчупа) (истории прошлых жизней Кармапы Кхакхьяба Дордже).

Дзалендара (истории прошлых жизней Рангджунга Ригпе Дордже).

• Аннотированное описание сочинений жанра баоцзюань в собрании ЛО ИВ АН СССР (pdf 2,90 Mb.). На народе .
• Ю.Н. Рерих и проблемы функционального назначения тибетской живописи. (Джатака-мала в живописи. pdf 149 Kb.).

О джатаках.

В буддийской литературе, создававшейся в течение многих веков на различных языках, особое место занимают джатаки и аваданы – оповествования связанные с именем и учением будды Сакьямуни .
Джатаки и аваданы образуют специфический жанр литературы буддизма, который возник в результате синтеза литературных и фольклорных традицый, существовавших у народов Индии ко времени начала распостранения учения будды Сакьямуни . Они характерезуются собственной тематикой и своими художественными особенностями. Заимствуя из культурных традиций и народного творчества басни, сказки, предания и создавая по их образцам новые, буддийские проповедники приспособили их для изложения и популяризации Дхармы Будды. В виде джатак оформлялись также легенды, возникшие в буддийской среде, и даже обработанные в буддийском духе эпические песни (в том числе принадлежащие к циклам "Махабхараты " и "Рамаяны").
С распротранением буддизма за пределы Индии и Непала, уже в начале нашей эры джатаки и аваданы проникли в Центральную Азию. Постепенно претерпивая значительные изменения в соответствии с меняющимися условиями, возникли адаптированные повествования по стырым образцам. Изменился акцент повествований, произошла унификация в организации текстов. Главная задача индийских джатак и авадан состояла в наставлении слушающих на нравственности, щедрости и милосердии на примерах поведения будды Сакьямуни в его прошлых жизнях. Трансформированные же джатаки и аваданы, сохраняя анологичную цель, акцентируют внимание на показе причинно-следственных связей, определяющих будующии рождения и жизнь живых существ. Тексты трансформированных джатак стали строго организованы по принципу вопрос-ответ, что не всегда соблюдается в индийских джатаках и аваданах.
Хотя официально джатаки рассматривались как прошлые жития Будды , это не мешало им оставаться прежде всего занимательными рассказами, тем более что в большинстве из них буддийская обработка ограничивалась простой привязкой к фигуре Учителя. Отсюда их огромная популярность. Их не только слушали (а позднее и читали), они инсценировались в религиозных и полурелигиозных представлениях, на их сюжеты создавались фрески и барельефы в буддийских храмах. Популярность сопутствовала джатакам и за пределами Индии, во всех странах, где был принят буддизм. Наряду с каноническим сборником, получали распространение апокрифические джатаки создававшиеся в большей степени на основе местного фольклора. В Шри Ланке, Кампучии, Таиланде, Бирме джатаки сыграли решающую роль в становлении своей повествовательной литературы.
В зависимости от характера участия б удды Сакьямуни в описываемых событиях все рассказы делятся на аваданы и джатаки.
В аваданах б удды Сакьямуни лишь демонстрирует окружающим прямую причинно-следственную связь между нынешними событиями и событиями далёкого прошлого. Сам же он к данным событиям ни в настоящем, ни в прошлом никакого отношения не имеет. В основе повествований этой группы рассказов лежит представление о том, что удел живого существа в настоящем определяется совокупностью поступков, имевших место в прошлых рождениях.
В этих рассказах также проводится мысль о том, что ни один хороший поступок не может уничтожить последствия дурного, и наоборот. Любые деяния "созрев", неизбежно будут оказывать своё действие на будующии события в жизни живого существа до тех пор, пока полностью не исчерпается мера содеянного, дурного или хорошего.
Другой целью этой группы рассказов является учение о том, что хотя всякое доброе дело формирует хорошую карму для его творца, однако наиболее продуктивными заслугами являются пожертвования "Трём Драгоценностям" – Будде (Пробуждённому), Сангхе (монашеской общине) и Дхарме (Закону Истины).
Вторую группу рассказов состаляют джатаки. В них будда Сакьямуни выступает активным действующим лицом рассказов о прошлом и является участником событий, послуживших поводом для таких историй. В этих рассказах тема кармы оттеснена на задний план. Её заменила тема кармической связи, возникающей между живыми существами. Будда Сакьямуни , перекидывая мостик от событий настоящего к событиям прошлого, обусловливает их уже не ниточкой кармы одного живого существа, а наличием кармических связей, существовавших между ними, самим буддой Сакьямуни и лицами, фигурировавшими в историях, им поведанных.
Несколько рассказов авадан и джатак стоят особняком от остальных повествований. В некоторых из них в сказочной форме восхваляются достоинства дхармы и польза от соблюдения её морально-этических норм. Другие посвящены жизни патриарха буддизма Упагупты и историям прежних рождений монахини Удпалаварны.

Джа-Будда и его джатаки

В Индии много хорошего гашиша и все его очень любят. Но некоторых он высаживает на конкретный умняк. Например, один древний индийский человек как-то раз удолбился до такой степени, что сел под дерево и начал вспоминать все свои предыдущие жизни, а их было не меньше миллиона. И вот он все вспоминал, вспоминал, и чем больше вспоминал, тем больше приходил к выводу, что, за исключением некоторых прикольных моментов, ничего особенно кайфового там вобще не было. И тогда перед ним встал такой вопрос: если все это так некайфово, тогда на хера оно вобще надо? А тут вокруг него уже разные люди собрались, потому что видят, мужик уже неделю на одном месте сидит, думу думает, и ждут, что вот сейчас он глаза откроет и что-нибудь умное скажет. И вот он открывает глаза, видит толпу людей и говорит им: Чуваки! Жить - вредно! И тут все поняли, что это ДЖА-БУДДА и надо у него жизни учиться.
Ну, он им, конечно, за жизнь и рассказал. Что, во-первых, от этого занятия люди в конце концов умирают, но это еще полбеды. Потом же они по-новой рождаются и опять живут, а потом опять умирают, а потом опять живут, а потом опять умирают, а потом опять живут, а потом опять умирают, а потом опять живут, а для чего - непонятно, потому что нет в этой жизни ничего хорошего, одни напряги круглосуточные. И что надо наконец так умереть раз и навсегда, чтобы вобще не жить. И тогда всем будет хорошо.
Надо сказать, что многим эта идея очень понравилась. Собралось вокруг Джа-будды сотни две учеников и говорят: научи нас, почтенный, как его так умереть, чтобы потом вобще не жить. А Джа-будда им и говорит: а вы преодолейте свои желания. Потому что это все от них: и жизнь, и смерть, и напряги разные, и прочая хренотень. И вот так вот они беседовали изо дня в день, двадцать шесть лет подряд. А чтобы не было скучно, Джа-будда иногда рассказывал истории из своих предыдущих жизней, которых было не меньше миллиона, так что рассказать было за что. И назывались эти рассказы ДЖАТАКАМИ - в честь великого бога ДЖА.

Джатака о деревянном бодхисаттве

Однажды сидит Джа-будда под своим деревом и проводит очередной инструктаж по технике преодоления желаний. Тут прибегает к нему любимый ученик Ананда, отводит его за дерево и что-то долго и взолнованно ему на ухо шепчет. Джа-будда слушает и головой кивает, а после возвращается к ученикам и говорит: Братки! Вот Ананда только что мне сказал, что появился тут неподалеку один учитель из северных земель, который говорит: Делай, что ты желаешь - таков да будет весь Закон. Ученики отвечают: правда! И многие этого учителя уже слышали. Тут Джа-будда их и спрашивает: ну, и какого же вы о нем мнения? Ученики говорят: похоже, что неглупый человек, но чушь такую порет, что стыдно слушать. А Джа-будда только головой кивает: верно, братки. Чушь он порет, хотя и очень образованный. И мало того: он и в прежней жизни тоже неглупым мужиком был и тоже чушь порол, пока не повстречался на его пути деревянный бодхисаттва.
А дело было так. Давным-давно, еще до царя Гороха, жил в одном городе один царь с очень длинной бородой - он ее три раза вокруг пояса обматывал, чтобы ходить не мешала. И был это царь настоящий максималист: если чего захочет, так сразу ему вынь да положь. А мясо он любил есть каждый день по три раза, на завтрак, обед и ужин, причем даже в постные дни, когда во всем городе мяса было не достать. Его повар бедный прямо с ног сбился; говорит: прости, царь, сегодня постный день, где ж я тебе мяса достану. А царь говорит: твои проблемы. А не достанешь - я тебя уволю.
И вот бедный повар метется по городу и видит: местная братва мужика какого-то порезала, лежит под забором еще теплый, но уже не дышит. Повар быстренько к нему подкрался и, пока менты не приехали, отрезал у него ляжку. Принес домой, сготовил и царю подает. А царь попробовал и спрашивает: что это за мясо ты мне сегодня принес? Повар весь побледнел и отвечает: свинину, батюшка. А царь ему: нет, родной ты мой, это не свинина. Я этот вкус хорошо помню, потому что в прошлой жизни людоедом был. И теперь ты меня все время таким мясом будешь кормить, а не то самого тебя забью и съем. Короче, вот это мужик попал так попал.
И стал повар для царя человечину добывать. Раз добыл, два добыл, на третий раз попался. Везут его в ментовку, а он кричит: я, мол, не виноват, я правительственный заказ выполнял. Тут, как на грех, журналисты подвернулись, раздули эту сенсацию до неимоверной степени во всех газетах аршинными заголовками с фотографиями на целую полосу. Народ весь на дыбы поднялся, окружил дворец, глупости всякие кричит, граблями в воздухе махает. А царь выходит на балкон с важным видом и вдруг как рявкнет: ЧТО ЗА БАРДАК!
Народ-то сразу весь и притих. А тут какой-то диссидент из толпы башку высовывает и кричит: а правду, царь-батюшка, в газетах пишут, что ты вроде как людей ешь?
Царь отвечает: а твое какое дело, дурак неумытый? Конечно, ем. И буду есть. Потому что я так хочу. Царь я, в конце концов, или не царь?
Тут народ весь как зашумел: нет, ты нам больше не царь, и убирайся отсюда к чертям собачьим, маньяк конченый! Мы себе и получше царя найдем! Царь уже хотел своих верных омоновцев, нажал на кнопку - а реакции никакой. Смотрит - а омоновцы уже все с народом вместе на площади митингуют, вот-вот по балкону стрелять начнут. Такая вот революция намечается.
Тогда царь, не меняя надменного выражения лица, говорит: ну, ежели вы все такие дураки и смутьяны, тогда какой же понт мне вами править? Я немедленно отрекаюсь от престола и улетаю в нормальную страну, а потом вас всех завоюю и съем. И с этими словами поднимается в воздух и действительно улетает прочь из города, наслаждаясь всеобщим замешательством.
Ну, первую часть своего обещания он выполнил. А вот со второй вышел прокол. Потусовался он, короче, туда-сюда, смотрит - а ни одна страна его к себе не впускает. Потому что всем уже известно за его извращенные наклонности. Ну, он тогда улетел туда, где не было вобще никакой страны, поселился в джунглях, наделал себе деревянных людей и стал ими править. А за человечиной по окрестностям летал. И никто его не мог поймать, потому что был он не только людоед, но и очень сильный колдун.
В конце концов он, конечно всех достал своей непосредственностью. И даже сам великий бог Джа посмотрел на него и задумался: а как бы этого маньяка примерно наказать, чтобы другим неповадно было? Думал, думал, и наконец придумал одну исключительно красивую комбинацию.
Жил тогда в каком-то среднем индийском городе один брахман, который очень хотел иметь сына. И вот Джа сказал ему: иди, брахман за околицу, там в лесу растет дерево о семи стволах. Сруби один ствол и сделай из него фигуру человека: это будет твой сын, он совершит великий подвиг и прославит твое имя. Брахман послушался, пошел в лес, нашел соответствующее дерево, срубил ствол и сделал из него деревянного мальчишку.
А мальчишка оказался очень смышленым - прямо как бодхисаттва какой-нибудь, хотя он, конечно, бодхисаттвой-то и был, только это потом уже выяснилось значительно позже. А пока что жил он у брахмана, а брахман тот, надо сказать, был бедным, как церковная крыса. Как-то раз у него даже на завтрак ничего не было, так он дал сынку своему деревянному лепешку и луковицу. Сынок луковицу откусил и говорит: тьфу, папа, горькая какая. А брахман говорит: терпи, сынок, жизнь наша еще горше. А сынок ему на это: так зачем же она нужна, если она горькая такая? Тут брахман задумался, как бы получше сынку объяснить о смысле страдания, потом прокашлялся и говорит: ну, понимаешь, сынок, жизнь - это... А сынок и говорит: я же, папаня, не за жизнь спрашивал, я же за луковицу. Для чего ее есть, если она горькая такая? Да и лепешка невкусная, черствая, не угрызешь. Я лучше вобще ничего есть не буду, чем так мучиться. Тут брахман и говорит: не будешь есть - ослабнешь и помрешь. А сынок: авось и не помру. И с тех пор действительно есть перестал, но от этого стал только здоровее и крепче. Брахман за него порадовался, но примеру его не последовал.
Вот подрос он немного, и стал его брахман к ученой жизни приучать. Купил ему одежку, купил азбуку и отправил в школу. Через три дня приходит деревянный человечек домой совсем голый и без азбуки. Брахман всполошился: в чем дело, сынок, кто тебя обидел? А тот ему и отвечает: никто меня, папаня, не обидел, я просто понял, что в одежде не нуждаюсь, и весь этот хлам бродячим комедиантам подарил. Брахман тогда спрашивает: а азбуку куда дел? А сынок говорит: и азбука туда же пошла. Потому что если тело не нуждается в одежде из тряпок, то и ум не нуждается в одежде из знаний. Брахман и спрашивает: ну, ладно, допустим, что это так. Но зачем же было тогда на все это последние гроши тратить? А сынок говорит: был тут, папаня, вполне определенный смысл. Если бы я в одежке не походил и книжку бы не полистал, я бы всю жизнь думал, что все это нужные вещи, и страдал бы жутко, что у других они есть, а у меня нет. А теперь вот я понял, что мне они не нужны, и никогда уже не буду страдать, что у меня их нет. Так что спасибо тебе, папаня, не напрасно ты деньги потратил. Больше тебе их тратить не придется.
Тут-то брахман и понял, что сын его конкретным бодхисаттвой растет. Но вслух ничего не сказал: подумал - авось, перерастет еще.
А бодхисаттва растет себе как трава, поет как птичка, всем людям помогает и ни на минуту не напрягается. Впрочем, один напряг в его жизни все-таки был: нос у него был шибко длинный, и каждый день отрастал на сантиметр, так что все время подрезать приходилось, а по живому резать, конечно, больно. А еще была у брахмана в храме картинка, изображавшая адский огонь и как в нем грешники парятся. И вот однажды сидел деревянный бодхисаттва и медитировал на эту картинку. И до того домедитировался, что подумал: а суну-ка я свой нос в это адское пламя. Авось, обгорит, и расти уже не будет. Ну и, конечно, сразу же сунул. Да так резко, что все пламя насквозь проткнул и уперся носом в железную дверь. И тут с ним случилось такое просветление, что он в один миг все понял. Встал и говорит отцу: пойду я, папаня, свой подвиг совершать. Жди меня, вернусь с победой. Потому что намерения бодхисаттвы всегда исполняются.
И пошел прямиком в страну деревянных людей, где правил бородатый людоед. Они его тут же на границе повязали и доставили своему царю. А царь говорит: о! Деревянный человек! Будешь мне теперь служить, мне все деревянные люди служат. А бодхисаттва говорит: извини, царь, не все. Я вот тебе не служу и служить не буду. А царь ему: тогда я тебя в костер брошу. А бодхисаттва отвечает: как хочешь, только я тебя предупреждаю: я самый крутой бодхисаттва, и как бы у тебя напрягов не вышло. Я вот давеча адский огонь носом проткнул, и за ним железная дверь оказалась.
Тут бородатый людоед весь аж затрясся, с трона своего соскочил, бодхисаттву развязал, рядом усадил и говорит: извини меня, деревянный мальчик, я и не знал, что ты такой крутой. А скажи мне, мальчик, где ж это ты такой адский огонь надыбал? Тут бодхисаттва ему честно все и рассказал. Людоед просиял, повесел, говорит: ах, мальчик, мальчик! Если бы ты знал, что ты мне сейчас рассказал! На вот тебе пять золотых и убирайся поживее с моего царства, чтобы и духу твоего здесь не было, а то не посмотрю что ты бодхисаттва - спалю к чертовой матери! Бодхисаттва деньги взял, поблагодарил и удалился.
Шел он через лес, а в лесу том жили два оборотня. Услышали они, что деньги звенят, обернулись скромными крестьянами и повстречали бодхисаттву на дороге. И говорят: а что ты, мальчик, в узелочке несешь? А бодхисаттва говорит: пять золотых монет. Мне их бородатый людоед дал. А несу я их своему отцу, потому что он совсем бедный и на меня кучу денег потратил. А оборотни говорят: ну, что такое пять золотых? Что на них сейчас купишь? Пойдем-ка с нами в страну глупого царя, там есть чудесное поле, на котором золотые деревья растут. Посадишь там свои деньги - а наутро вырастет дерево, и будет на нем целая тысяча золотых! Ну, ты, конечно, половину нам отдашь за то, что мы тебе такое место покажем, но и тебе же не меньше пятисот останется!
Тут бодхисаттва подумал: бедные крестьяне тоже золото очень любят, нужно им помочь. И пошел с ними в страну глупого царя. Пришли они на чудесное поле, закопали деньги, водой полили, а бодхисаттва сел над ними и начал медитировать. Оборотни вокруг него крутятся, пытаются как-то отвлечь, чтобы он отошел, и тогда деньги выкопать - а он сидит как камень, весь сосредоточенный, и ни на что не реагирует. Тогда оборотни позвонили в милицию: тут, мол, наркоман какой-то третий день сидит совсем голый, какой пример для детей. Менты сразу же подъехали, смотрят: а на пустыре золотое дерево выросло, и на нем тысяча золотых монет, а рядом бодхисаттва сидит в трансе и ни на что не реагирует. Ну, они его аккуратненько погрузили в машину, потом на вертолет - и выбросили в море. А сами пустырь так крепко почистили, что наутро оборотням и стружечки золотой не осталось. Менты - они тоже золото очень любят, а не только водку пить и дубинками махать.
А бодхисаттва вышел из медитации, смотрит - а вокруг морские волны. Тут подплывает к нему Великая Черепаха и говорит: привет, деревянный бодхисаттва. И давно ты тут плаваешь?
Бодхисаттва говорит: не знаю, я же вроде только что на пустыре сидел, золотое дерево растил. А Черепаха ему: а ты разве не знаешь, что в мире порядок такой: кто на пустыре золотые деревья растит, тот потом в морских волнах оказывается. А бодхисаттва говорит: так ты, выходит, тоже золотые деревья растила? А Черепаха: нет, я не растила. А бодхисаттва: тогда почему же ты тут оказалась? Великая Черепаха задумалась и говорит: ну, живу я здесь. А бодхисаттва: а я что, по-твоему здесь делаю? Черепаха снова задумалась и говорит: да. И как это ты ловко, однако. Все мы, блин, живем и живем, а что толку? Кто из нас знает, чего он хочет? Вот бородатый людоед, наверное, знает. Прилетает сюда каждые выходные и требует: отдай ключ! отдай ключ! Да только я ключа ему не отдам.
Бодхисаттва и спрашивает: а почему ты ему ключа не отдашь? Из жадности или из вредности? А Великая Черепаха говорит: да потому что я Великая Черепаха, а он козел и гнус позорный, конченый в натуре. А бодхисаттва говорит: так он, наверное, про себя тоже думает, что он правильный, а ты конченая. Подумай сама: лежишь ты на дне моря, ключ зажала, хотя он тебе ни на хер не нужен - ну, что он за тебя может подумать? Черепаха отвечает: а какая мне хрен разница, что этот гной за меня подумает? А боддхисаттва спрашивает: а насчет меня тебе не по фигу, что я за тебя подумаю? Черепаха подумала и говорит: нет, не по фигу, потому что ты пацан правильный и я тебя уважаю. Тогда бодхисаттва ей и говорит: ты меня извини, но я тоже за тебя хорошо не могу подумать. Неправильно это: зажимать у себя вещь, которая кому-то нужна, а тебе не нужна. Пока мы живые, мы должны помогать друг другу - а иначе зачем тогда жить? Он, может, и людей есть перестанет, если этот ключ добудет, - да, я вдруг сейчас точно понял, что перестанет.
Тогда Черепаха достает из панциря ключ и говорит: На! отдай ему сам, а то мне как-то неудобно - я же сказала, что не отдам. Тем более что он уже мне весь живот натер. Вручила бодхисаттве ключ и вывезла его на берег.
Выходит бодхисаттва на берег - а там уже бородатый людоед стоит со своим деревянным войском. И говорит: отдавай ключ. А бодхисаттва отвечает: отдам, только скажи, для чего он тебе нужен. Тут людоед как рассвирепел: ты мне будешь еще условия ставить! Да я же тебя в порошок сотру! А ну, ребята, схватить его! А деревянные люди ему отвечают: делай что хочешь, хозяин, а только со своим мы драться не будем. Ты же видишь - он бодхисаттва. Скажи ему лучше, зачем тебе этот ключ, да и нам тоже интересно. Или дерись с ним сам, один на один, по-честному.
Тогда людоед как заорет: да я его сейчас и сам пополам переломаю, а потом и вас на щепки разнесу! И сразу кинулся на бодхисаттву - а тот на дерево влез. Людоед полез за ним - а тут Дух Дерева как схватит его за горло! А потом за бороду! И говорит бодхисаттве: ну, что, сразу прикончить гада или пусть помучается?
Бодхисаттва говорит: пусть лучше скажет, зачем ему ключ - тогда я ему ключ отдам, и пусть убирается, куда захочет. Дух Дерева говорит: а ты что, разве не знаешь? Ключом тем открывается дверка, за которой исполняются все желания, а дверка та в храме твоего отца, за картиной адского пламени.
Бодхисаттва только удивился: и ради такой ерунды человек мучится, чтобы какие-то там желания исполнить? Воистину, не стоят те желания тех мучений! Отпусти его, Дух Дерева, пусть берет этот сраный ключ и бежит желания свои исполнять! Дух Дерева отвечает: ладно, только я прежде бороденку-то ему по волосику повыщиплю, чтобы знал, сука, как беспредельничать. Бодхисаттва говорит: и не жалко тебе человека? А Дух Дерева говорит: жалко у пчелки, а пчелка на елке. Тут бодхисаттва понял, что разговаривать с Духом Дерева будет очень сложно, повесил ключ на веточку и пошел домой.
Только пришел - а тут прибегает людоед, весь ощипанный и с лица помолодевший, ключом размахивая, а за ним все его войско гонится, кричит: не трожь, не трожь деревянного бодхисаттву! А людоед подбегает к картине адского пламени, отпихивает ее ногой, сует ключ в скважину и кричит: ну, козлы, держитесь - сейчас все мои желания исполнятся!
Только он дверь открыл - а оттуда вылетело натуральное адское пламя и вмиг его слизнуло! Как не было человека! Бодхисаттва только вслед ему посмотрел и сказал грустно: вот они, человек, все твои желания. И куда было так торопиться?
В тот же миг стал он настоящим живым человеком, и все деревянные воины стали живыми людьми и избрали его своим царем. И правил он ими долго и праведно, и семь поколений его потомков были праведными царями в том краю.
Закончив эту историю, Будда сказал: в то время бодхисаттвой был Ананда, бородатым людоедом - глупый северный учитель, добрым брахманом - свами Пилорама, который угостил нас сегодня такой хорошей травой, оборотнями - аскеты Йонимурти и Джопалинга, которые вызвали сюда опергруппу кшатрия Харикеши, Великой Черепахой - сам оперуполномоченный кшатрий Харикеша, который приехал на вызов и остался сидеть среди нас, Духом Дерева был дух дерева, деревянными воинами - все мои братишки, железной дверью было мое учение, а ключом был я сам.

Джатака о великом следопыте

Однажды приходит к Джа-Будде корреспондент из бульварной прессы и задает ему типичный бульварный вопрос: А в чем, по-Вашему, смысл этой жизни? В ответ Джа-Будда, не говоря ни слова, вынул из кармана китайскую зажигалку. Щелкнул - огонек появился. Отпустил - огонек пропал. Снова щелкнул - снова огонек появился. Снова отпустил - снова пропал. И так несколько раз. Корреспондент сразу говорит: а! Так это Вы хотите сказать, что жизнь как этот огонек - появилась и пропала? Джа-Будда говорит: не совсем, но очень близко. Тогда корреспондент говорит: а! Так это Вы хотите сказать, что жизнь как этот газ: нажал - горит, отпустил - не горит? Джа-Будда говорит: почти что, но не совсем. Тогда корреспондент говорит: а! Так это Вы хотите сказать, что жизнь как эта зажигалка: стоит дешево, сгорает быстро и потом уже никому не нужна? Джа-Будда говорит: ну, это уже слишком мрачно. Тогда корреспондент говорит: ну, так скажите же мне, уважаемый Джа-Будда, что же Вы все-таки хотели этим сказать, а то мне завтра интервью в номер сдавать, надо же написать что-то конкретное. В ответ Джа-Будда снова вынимает зажигалку и снова щелкает огонек, а потом снова гасит. И спрашивает: повторить? Корреспондент говорит: не надо, уже и так все ясно. А про себя думает: ну, я тебя, стебальщик гнусный, завтра в газете так распишу, что не обрадуешься. А Джа-Будда думает: распиши, родной, распиши, еще и денежку получишь. Короче, так они и расстались.
Потом ученики Джа-Будду спрашивают: ну что, уважаемый, не утомил ли вас этот глупый человек? А Джа-Будда отвечает: понимаете, братки, не только в этой жизни он был глупый, и не только в этой жизни приходилось мне на его дурацкие вопросы отвечать. Понимаете, когда-то очень давно жила в одном селе одна тетка, которая очень любила изменять своему мужу, но делала все так, что у него не было на нее никакого нормального компромата, одни подозрения. И когда он начинал ей эти подозрения предъявлять, она отвечала: да чтобы мне в следующей жизни родиться сопливой людоедкой, если я тебе хоть раз изменила.
А надо сказать, что с такими вещами шутить очень опасно. И в следующей жизни она действительно родилась сопливой людоедкой, тут же схавала своих родителей, и начала летать по окрестностям, людишек воровать ну и, конечно, хавать. А однажды, ей уже лет восемнадцать тогда было, украла она одного брахмана. Несет его на спине, и вдруг чувствует: ба! Да это же мужик! Причем клевый такой мужик, весь теплый, чистенький, ухоженный и, главное, из высокой касты. Нет, думает, не буду я его хавать, а буду его более по-толковому использовать. Так вот и стал брахман ее мужем - а что еще мужику оставалось делать.
Ну, надо сказать, мужик он был все-таки по жизни правильный. Человечье мясо сразу есть отказался, говорит: лучше от голода сдохну. Так она ему все время нормальную пищу носила. И жил он у нее в пещере практически безвылазно, а когда она по ночам на работу улетала, то запирала пещеру тяжелым камнем весом в двадцать пять тонн, таким, что бульдозером не отодвинешь.
Через некоторое время родился у нее сын, и был он с рождения уже вполне сформировавашимся бодхисаттвой. Человечины тоже наотрез не ел, все обряды соблюдал и, самое главное, рано стал задумываться об отвлеченных предметах.
Однажды спрашивает он у отца: папа, а что, кроме этой пещеры в мире больше ничего нет? Отец говорит: есть, сынок, причем много такого кайфового, что ты и представить себе не можешь. А сын спрашивает: тогда зачем же мы в этой пещере сидим? А брахман отвечает: а потому что мать твоя - сопливая людоедка. Она меня у людей украла и своим мужем сделала, а чтобы я не ушел, запирает пещеру тяжелым камнем весом в двадцать пять тонн. Тогда бодхисаттва говорит: ну, если только в этом дело, то мы этот камень сейчас отодвинем.
Подошел он к камню, уперся плечиком - и действительно его отодвинул. И говорит отцу: ну что, папаня, пойдем, покажешь мне твой большой и кайфовый мир.
И пошли они через лес. А тут сопливая людоедка вернулась домой, смотрит - нету никого. И сразу бросилась за ними в погоню. Нагоняет их на окраине леса и кричит: стоп! Куда это вы собрались?
Брахман говорит: да вот, сынок наш большой мир посмотреть захотел. А людоедка говорит: эх, сынок, сынок. Ты же умный парень, ты же должен понимать, что весь мир в тебе, а там, снаружи - одна видимость. А бодхисаттва говорит: оставь, мама, мудрость делу не поможет. Потому что дело совсем не в этом. На самом деле решил я от тебя уйти и больше не возвращаться.
Людоедка спрашивает: это почему же? А бодхисаттва отвечает: а потому что ты людей ешь. А это очень гнусно.
Людоедка говорит: ну, так я же не потому их ем, что мне это нравится. Просто жизнь моя такая, а иначе я жить не могу. А бодхисаттва отвечает: а у меня вот жизнь совсем другая, и не могу я жить рядом с людоедкой. Так что ухожу я навсегда и насовсем. Тут людоедка очень опечалилась и сказала: если ты уйдешь, я прямо тут лягу и умру. А бодхисаттва говорит: ну что ж. В некотором смысле это будет для тебя освобождением. И для многих других, конечно, тоже.
Тогда людоедка говорит: а давай, пока я не умерла, отдам я тебе свою мантру. Она поможет тебе находить любые следы: на земле, на воде, в воздухе, и даже двенадцатилетней давности. Тут бодхисаттва подошел к ней, и она прошептала ему на ухо эту мантру. И сразу же умерла.
А бодхисаттва пришел в ближайшее царство и говорит царю: я великий следопыт. Умею находить любые следы - на земле, на воде и в воздухе, и даже двенадцатилетней давности. Царь как это услышал - сразу очень обрадовался, что у него теперь будет такой специалист. И тут же взял его на такую ставку, что за две зарплаты можно дом построить. Причем даже экзамена не устроил, потому что был тот царь - очень глупый.
И вот прошел год, прошел два, и как-то раз говорит царю его главный министр: а что это за человек у нас завелся, который вдвое больше меня получает, и при этом ничего не делает? А царь отвечает: о! Это такой человек, который любого вора по следам найдет, даже самого хитрого. Потому что он великий следопыт. А министр говорит: а откуда ты, царь-батюшка, знаешь, что он великий следопыт? А царь и отвечает: так он же сам мне сказал. Что он великий следопыт. Тут министр и говорит: а давай его проверим. Вдруг он на самом деле великий аферист и только казну в убыток вводит, а на самом деле ничего не умеет.
Ну и, короче, решили они следопыта испытать. Однажды ночью проломили стену в главном хранилище денег, украли мешок золота, перебросили его через забор, перетащили через три ручья и утопили в пруду. А потом посылают за следопытом и говорят ему: так мол и так, у нас тут воры мешок золота украли, надо их найти.
Следопыт отвечает: сейчас я их найду. Подходит к главному хранилищу денег, где стена проломленная, и говорит: вот они, следы, к забору ведут. А вот они через забор по воздуху идут: это воры по лестнице лезли. А вот они дальше по земле идут. А вот ручей, и они по воде идут. А вот опять по земле. А вот опять по воде. А вот опять по земле. А вот опять по воде. А вот опять по земле. Подходят к берегу пруда - стоп - и идут обратно. Так что золото в пруду искать надо.
Тут надо сказать, что, пока следопыт по следам шел, за ним целая толпа любопытных двигалась; а как до пруда дошел, то уже почти весь городской народ собрался посмотреть, чем дело кончится. И как только он сказал, что золото в пруду, так сразу человек пятнадцать один вперед другого в пруд нырнули и золото, конечно, вытащили. И положили перед царем, а сами рядом сели и ждут награды.
И все, конечно, рады, один только главный министр никак не может смириться с этим положением. Он-то думал глупому царю глаза открыть, афериста на чистую воду вывести - а оно вон как оказалось! И вот подходит он к глупому царю и шепчет ему на ухо: послушай, царь! Ну, ладно, смог он золото найти - а вот сможет ли он воров найти, чтобы мы их могли примерно наказать? Тогда царь и говорит бодхисаттве: ну, ладно. Смог ты золото найти. А вот сможешь ли ты найти, кто именно его украл? Потому что надо их найти и примерно наказать.
А бодхисаттва отвечает: знаю я, ваше величество, кто эти воры и как их зовут, да только не знаю, будете ли вы их наказывать. Царь говорит: сто процентов, что накажу. По всей строгости закона. Ты мне только скажи, кто они такие.
Тут бодхисаттва и говорит: скажу я вам, ваше величество, кто эти воры, но только желательно не при народе, а то потом могут случиться разные неправильные события. А царь говорит: ну, ты смелее, народа не бойся, народ у нас отменный, можно сказать, самое лучшее, что у нас есть это народ. Он все правильно поймет и примет соответствующие меры - правда, народ? А народ хором отвечает: ПРАВДА!
Тут бодхисаттва и говорит: ладно. Помните ли вы, ваше величество, как вашего отца звали? Царь отвечает: конечно, как сейчас помню. Звали его Махалинга, и был он великий царь, вписавший свое имя на золотые страницы истории Вселенной. Тогда бодхисаттва ему говорит: ну, так вообразите себе, ваше величество, что главный вор был сыном великого царя Махалинги, но при этом не был вашим братом.
Царь очень сильно задумался: как же это может быть, чтобы сын моего отца не был моим братом? Думал-думал, и наконец говорит: что ты мне голову морочишь? Ты яснее скажи, чтобы народу понятно было - правда, народ? И народ отвечает: ПРАВДА!
Тогда бодхисаттва ему говорит: ладно, ваше величество. Давайте немного поиграем в поле чудес. Короче, слово из четырех букв, обозначает хорошего человека, который совершил нехороший поступок. Начинается на букву Ц, кончается на мягкий знак. А всего из четырех букв.
Царь опять очень сильно задумался, а потом говорит: ну, ты хотя бы еще одну букву скажи, а то задача очень сложная - правда, народ? А народ уже обо всем догадался, и хором кричит: ЦАРЬ! ЦАРЬ!
Царь подождал, пока шум стихнет, и говорит: ну, да. Я царь. А вор-то кто? Тогда министр, весь белый как стенка, говорит ему нарочито громким шепотом: да ладно, царь-батюшка, в конце концов, какая нам разница, кто вор. Главное дело, что золото нашли. Пойдем-ка лучше во дворец, выпьем по сто грамм за нашего славного следопыта, а народу устроим трехдневное гуляние за казенный счет в память об историческом событии.
На том и порешили. Однако популярность царя после этого начала резко падать, и на следующий срок его уже не переизбрали, а избрали молодого кандидата от партии зеленых, который им потом всю экологию наладил. А бодхисаттва при любой власти был в почете, и все время людям помогал, и на старости лет написал достойные мемуары обо всех исторических событиях, которым он был свидетелем.
Закончив эту историю, Джа-Будда сказал: в то время бодхисаттвой был я, а глупым царем - корреспондент из бульварной газеты. Что же касается моего ответа о смысле жизни, то все вы, надеюсь, поняли, что я имел в виду?
Тут его любимый ученик Ананда встал и сказал: можно, я отвечу? По-моему, ты имел в виду, что жизнь - это несуществующий огонек несуществующей зажигалки. Ведь на самом деле, как я успел заметить, ты ему никакой зажигалки не показывал. И Джа-Будда ответил: правда. Не показывал. Но имел я в виду совсем другое. Я просто хотел ему тактично намекнуть, что беседовать на эти темы - все равно что пытаться осветить Вселенную галимой китайской зажигалкой. При том что даже такую зажигалку мы себе можем только вообразить.

Джатака о крокодиле

Однажды сидит Джа-Будда под своим деревом и беседует со своими учениками за необъятность необъятного и несуществование существующего. И беседа у них получается не то что бы сильно умная, но какая-то очень приятная, и как-то плавно перетекает к такой же интересной теме: о том, как прикольно иногда бывает обкуривать совершенно необкуренных цывильных людей, и особенно девиц. Джа-Будде все эти разговоры почему-то не нравятся, он дожидается паузы и говорит: Девицы, да. Девицы, они просветлению шибко препятствуют. Вот однажды, помнится, лет так пятьсот-шестьсот назад был у меня в практике один случай, сейчас я вам за него расскажу.
Так вот. Лет, значит, пятьсот-шестьсот тому назад жил в одном озере один совсем конкретный крокодил. Такой конкретный, что как из норы высунется, так вся живность ховается куда кто может, сидит и трясется. Потому что программа у него всегда одна и та же: чтобы кого-нибудь захавать. И вот он плывет по озеру, смотрит - а навстречу ему рулит в сиську пьяная жаба, причем рулит совершенно без руля, почти что прямо в пасть. Крокодил удивился и говорит: ты что это, жаба? Жить тебе, что ли, надоело? А жаба отвечает: ну, мужик, вот это ты спросил так спросил. Это же такой вопрос, что надо очень долго думать, надоело мне жить или не надоело. А чем вот это думать, не лучше ли нам водовки выпить? Крокодил задумался и говорит: елы-палы! Сколько лет на свете живу, а водовки еще ни разу не пил. А жаба говорит: ну, так за чем же дело стало? Это мы сейчас организуем.
Короче, сплавали они за водкой и нажрались образцово-показательно, и все время вели умные беседы о том, стоит вобще жить или не стоит, но ни к какому выводу так и не пришли. Решили отложить окончательную беседу до следующей зарплаты. И стали у них эти беседы повторяться по два-три раза в неделю. Причем жаба все гнет свою линию: все в этой жизни фигня, кроме водки и секса, который, впрочем, при желании тоже можно водкой заменить. А крокодил постепенно на эту теорию повелся и так увлекся, что даже хавать стал через раз, тем более что настоящему мужчине закусь не нужна, а с бодуна оно и жрать не очень хочется. Короче, такие вот темы.
И вот однажды просыпается жаба с напрочь дикого бодуна, такого, что аж глаза вылазят и голова примерно вдвое распухла. А денег на опохмелку нету ни грамма. Вот вам, кстати, и живой пример о том, как желание рождает страдание. И плывет она наверх, чтобы там, на берегу, развести кого-нибудь со знакомых хотя бы на бутылку пива.
А на берегу сидит дедушка волк и курит косяк. Жаба к нему: волк, а волк, смотри, как это я вся жутко страдаю, не хочешь ли ты, волк, меня опохмелить. А дедушка волк и отвечает: а давай-ка, жаба, я тебе паравоз пущу, и тебе сразу тут же полегчает. Только ты вдохни и как можно дольше не выдыхай. Жаба тут же раскрывает рот, и дедушка волк задувает ей такой жирный паравоз, что ее аж подбросило! Следующий момент она приходит в себя уже на дне озера и чувствует, что ее прет как никогда в жизни!
А тут и ее знакомый крокодил, с бодуна весь синий как огурец, пупырышками покрытый. И говорит: эх, жаба, жаба. Знала бы ты, жаба, как мне хреново. А жаба ему и отвечает: а ты поднимись наверх, там добрый дедушка волк всех людей лечит.
Всплывает, короче, крокодил на поверхность, а там сидит добрый дедушка волк уже совсем добрый и смотрит на него квадратными глазами с отвиснувшей челюстью. И говорит ему: ЖАБА! ХВАТИТ! ВЫДЫХАЙ! ВЫДЫХАЙ!
Тогда крокодил собрался с силами и каак выдохнул! И тут же каак во все врубился! Да так врубился, что потом парил над озером три дня и всем зверям подводным дхарму проповедовал. А потом стал мудрым самолетом и улетел оттуда на небо, и уже никого не хавал, а только совершенствовался в преодолении страстей и достиг полного освобождения через девяносто шесть дней после своего исторического выдоха.
Закончив эту поучительную историю, Будда сказал: в то время крокодилом был будда Андропов, жабой - Алла Пугачева, волком - Михаил Боярский, озером был омут мирских страстей, водка была по пять двадцать, косяком было мое учение, а паравозом был я сам.

Джатака об упрямом царевиче

Однажды приснился Ананде сон: как будто идет он по улице, а там стоят гопники и кричат: эй, буддист, поди сюда! Ананда идет себе дальше, с понтом ничего не слышал; тут гопники его догнали, нос разбили, ногами попинали, еще и сережку из уха вырвали. Такой вот мутный сон Ананде приснился.
И дальше ему снится, как будто он приходит к Джа-Будде и начинает жаловаться: вот, мол, посмотри, что со мной гопники сделали. А Джа-Будда только головой качает и говорит: не только в этой жизни, Ананда, снились тебе такие мутные сны. Когда-то давным-давно было тут неподалеку одно очень прикольное царство, а в царстве том был красный терем, в котором все спали. То есть они не каждый день спали, а только в пятую ночь от новолуния; и не то что бы действительно все, а только царская семья и десяток министров: но польза от этого была немалая. Они же поутру как просыпались, так сразу рассказывали друг другу свои сны, а потом по этим снам решали, чего дальше будет и как им государством управлять. Такая вот полезная была традиция.
И был там один царевич, который эту традицию совсем не одобрял. То есть, считал ее чисто средневековым пережитком, которому не место вобще в цивилизованном государстве. И вот как-то раз проснулся он в красном тереме, а тут к нему царь-батюшка подходит и спрашивает: ну, сынок, и что тебе снилось?
А царевич ему отвечает: не скажу! Царь удивился: то есть как это «не скажу»? Это же, сынок, государственная обязанность - наше царство на этом стояло и стоять будет! А царевич как уперся: все равно не скажу! Тогда царь в натуре обиделся и говорит: знаешь что, сынок. Ежели так, то и уходи из нашего царства. Прогуляйся где-нибудь, проветрись - может быть, ума-разума наберешься.
Тут царевич, не говоря ни слова, быстренько собрал вещички и ломанулся на вольный Запад.
Но только далеко он не ушел: на первой же границе его повязали и доставили к соседнему царю. А тот, как царевича увидел, сразу командует: а ну, подать сюда гостевой трон для дорогого гостя! А потом усаживает царевича на гостевой трон и начинает расспрашивать: что, мол, да как, да какими судьбами.
Царевич ему все и выложил. Тут соседний царь аж восхитился: ах, какой самостоятельный и независимый молодой человек! Ах, как у нас в царстве таких ребят не хватает! Вот что, молодой человек, а согласен ли ты занять у нас пост министра по правам человека? Царевич слегка подумал и говорит: пожалуй, согласен.
Тогда соседний царь выгоняет своих громил из зала, а сам нагибается к царевичу и спрашивает: ну, министр по правам человека, а мне-то свой сон расскажешь? А царевич говорит: нет. Отцу родному не рассказал - и тебе не расскажу. Потому что это дело принципа.
Тут соседний царь зовет своих громил обратно и говорит им: вот, ребята, заберите отсюда этого принципа; а чтобы он впредь не борзел, выколите ему оба глаза; а потом завезите в темный лес и там оставьте. Царевич говорит: напрасно ты меня пугаешь, я тебе все равно ничего не расскажу. А соседний царь ему на это: ну, это уже неважно. Теперь ты уже никому ничего не расскажешь.
Ну и, короче, ослепили злые люди царевича и завезли его в темный лес. И сидит он в темном лесу, и вдруг слышит откуда-то сверху: эй, ты! Глупый человек! Чего сидишь, не убегаешь: неужто меня не боишься?
Царевич ему отвечает: я тебя не вижу. А голос говорит: ох, ничего себе! Я тут самый крупный великан, выше самых высоких деревьев - как это ты меня не видишь? Ты что, слепой?
Царевич говорит: ну да, слепой. С сегодняшнего дня. И так вот, слово за слово, рассказывает великану свою историю. А великан как услышал, так аж заматюкался: елки-палки, вот это беспредел! А ну, парнишка, садись ко мне на плечо, сейчас мы этому хренову царю такой пистон вставим - век помнить будет! И, посадив царевича на плечо, идет с ним через лес в столицу соседнего царства.
Идут они, значит, идут, и вдруг великан говорит: а и дурак же ты, братец. Ведь царя-то наколоть было проще простого: любую чепуху ему продать, с понтом это твой сон. А там поверит он или не поверит - проверить-то все равно не сможет!
Царевич говорит: нет, это не по мне. Я же не подонок какой-нибудь - я благородный человек и врать не приучен.
Тут великан берет его двумя пальцами, снимает с плеча и говорит: ишь ты! Ты, значит, врать не приучен, а я приучен? Ты, значит, честный-благородный, а я подонок? Нет, мало тебя соседний царь наказал - я еще добавлю! И с этими словами отрывает у царевича руки-ноги и забрасывает его в ближайшие кусты.
И вот лежит царевич в кустах и постепенно помирает. И вдруг слышит: эй, царевич! Ты что, помирать собрался?
Царевич отвечает: а что же мне еще делать? Глаз нет, рук нет, ног нет - какие тут могут быть варианты?
А голос ему: ну, это ничего. Рук нет, ног нет - а варианты все равно есть! И тут к царевичу возвращается зрение, и видит он, что руки-ноги у него тоже заново отрастать начали. А перед ним стоит на хвосте такая типа змея с человеческой головой и говорит: будем знакомы. Я Нагараджа, змеиный царь; и у меня, видишь, руки-ноги вобще от рождения не предусмотрены. Но, если тебе эти вещи так дороги, то есть, если ты без них обходиться не умеешь, то варианты у тебя будут такие. Или ты идешь со мной в страну змей и отрабатываешь там по семь лет за каждую возвращенную вещь - или остаешься здесь в прежнем виде; вот такие тебе два варианта.
Ну, тут ежу понятно, какой вариант предпочтительнее. Короче говоря, пошел царевич в страну змей и отработал там шестью семь сорок два года. Семь лет воду носил, семь лет дрова колол, семь лет змеенышей нянчил, семь лет в ритуалах помогал, семь лет змеиной магии учился, семь лет в змеиной магии работал. Вот отработал он положенный срок, и Нагараджа ему говорит: ну, все. Ты теперь свободен, ступай на все четыре стороны.
А царевич никуда уходить не хочет: он же в царстве змей почти всю жизнь прожил - привык, конечно; да и куда ему теперь идти? Нагараджа на это отвечает: в принципе, я не против, чтобы ты тут остался. Только в таком случае расскажи мне, пожалуйста, тот пресловутый сон.
Царевич говорит: да не помню я того сна дурацкого! Я же его на другой день забыл и больше не вспоминал! А Нагараджа ему: ну, это не беда. Если не помнишь - вспоминай; а я тебе помогу.
И просыпается царевич в красном тереме; а к нему подходит царь и спрашивает: ну, сынок, и что тебе снилось?
Царевич говорит: такая чепуха, батяня, что и рассказывать стыдно. Снилось мне, как будто я тебе свой сон рассказать не захотел, а ты меня за это из царства выгнал, а соседний царь меня ослепил, а потом великан мне руки-ноги оторвал, а потом Нагараджа мне все назад приделал, а я за это сорок два года в стране змей работал.
Царь как это услышал, так даже лицом посветлел: ну, сынок, обрадовал ты меня. Ведь и мне сегодня тоже плохой сон приснился: как будто я буддист и иду по улице, а тут приклепались ко мне злые гопники, ногами побили и сережку из уха вырвали. И проснулся я в таком херовом настроении; а теперь вот вижу, что тебе-то еще херовей пришлось! Но самое приятное в этой истории - то, что мы оба в конце концов проснулись, хоть и в херовом настроении, но зато живые-здоровые: врубись, Ананда, какой кайф!
Тут царевич смотрит - а он и в самом деле уже не царевич, а самый настоящий Ананда, любимый ученик Джа-Будды. И осознав эту истину, начинает постепенно просыпаться. А там уже вся бригада давно попросыпалася, уже и чай попили, как раз вторяк заливают; а вот и Джа-Будда под деревом сидит, прямо как сокол красноглазый. Ананда ему свой сон рассказал, а Джа-Будда как обрадуется! Ух ты, - говорит, - так это же целая готовая джатака получается, это и сочинять сегодня ничего не надо. А закончим мы ее, как обычно:
В то время царевичем был наш любимый ученик Ананда, отцом его был западный доктор Юнг, соседним царем был западный доктор Фрейд, великаном был великан из джатаки про сундук, гопники чисто приснились, змеи тоже были прикольные, царем змей был Нагараджа, царем обезьян - Хануман, царем ракшасов - не помню, нет, ну, в натуре не помню я, кто там был царем ракшасов; он еще Ситу у Рамы украл, сито у рамы - хха! Ох, ничего себе! А я тогда, короче, лечу себе лечу, лечу себе лечу - так их всех и залечил.

Джатака о царе слонов

Однажды поселился возле Джа-Будды один учитель с Запада, который учил: бьют по щеке - подставь другую. И кроме того, что такой экстремальный гуманизм, так и сам он к тому же был очень приятным человеком: молоденький, здоровенький и совсем еще не обкуренный. Отсюда, конечно, ясность мышления и всеобъемлющая популярность в цывильных массах. И даже сами ученики Джа-Будды, глядя на него, иногда говорили: ах, если бы ты, Джа-Будда, тоже был немножко подобрее к людям. И помоложе. И курил бы не каждый день, а хотя бы через день. Джа-Будда долго слушал эти речи и ничего не отвечал. А однажды сел, помедитировал и сказал: не только в этой жизни, братишки, был наш западный учитель таким добрым, и не только в этой жизни он от этого страдал.
Когда-то давным-давно, когда слоны еще были как люди, был у них свой царь: огромный белый слон с золотыми бивнями. И было у того царя слонов две жены-слонихи, и к обеим он был очень добр и ласков. Но одна жена все равно думала, что он предпочитает другую и дарит ей больше доброты и ласки. И очень ей завидовала.
Однажды слоны пошли купаться на целебное озеро. Царь слонов набрал в хобот воды и дунул ее вверх фонтаном, чтобы обеим женам досталось. Но ветер сбил фонтан, и на завистливую жену упало только несколько капель. И она сразу подумала: ага!
Другой раз слоны пошли трусить дынные деревья. Царь слонов стукнул жопой по стволу, и все дыни тут же с дерева осыпались; но с той стороны, где стояла завистливая жена, упало только несколько самых зачуханных дынек. И тогда она снова подумала: ага!
А потом вдруг нормальная жена взяла и родила слоненка. А завистливая тогда окончательно подумала: ага. Совсем он меня не любит. Ну, я ему отомщу. И сразу после этого перестала есть, заболела и вскорости померла. А потом родилась принцессой в соседнем королевстве. Выросла, выучилась, вышла замуж и стала королевой. И все это время помнила, что должна царю слонов отомстить.
И вот однажды она забеременела. Врачи говорят: сын будет. Муж ее (тоже крутой король) бегает вне себя от радости и дарит ей все, чего она пожелает. А она капризничает: не хочу того, хочу этого. И наконец говорит: хочу золотые бивни от белого слона.
Король ей отвечает: радость моя! Да таких слонов в природе не существует. А она говорит: есть такой слон, и знаю я, что живет он за двумя горами у целебного озера. Приведи ко мне своего главного зверолова, я ему расскажу, как этого слона добыть.
Приходит к ней главный зверолов. Она ему говорит: послушай. Слон этот не простой, а заколдованный, и добыть его будет нелегко. Там в лесу есть широкая тропа, по ней они на водопой ходят. Так ты выкопай на той тропе яму, притруси ее листьями, спрячься и жди. Как пойдет над тобой белое брюхо - значит, это он. Тогда целься копьем в черную точку на этом белом брюхе и бей со всех сил. И ничего не бойся.
Зверолов пошел за две горы, нашел широкую тропу и сделал все так, как ему сказала королева. Дождался белого брюха, ударил в черную точку, но сил у него не хватило, и поэтому он царя слонов не убил, а просто очень тяжело ранил. И сидит в яме ни жив ни мертв от страха, ждет, когда же его слоны обнаружат и на куски разорвут.
А царь слонов лежит на боку возле ямы и говорит своим слонам: отойдите. Кажется мне, что все это неспроста. Иначе как бы этот слабый и трусливый человек на такое дело решился? И спрашивает зверолова: эй, человек! Скажи-ка мне: ты ведь не по своей воле сюда пришел?
Зверолов говорит: верно. Не по своей воле. Меня королева сюда прислала и всё рассказала, как тебя убить. Тут слон говорит: а зовут эту королеву так-то и так-то, и живет она в королевстве за двумя горами - верно я говорю? Зверолов говорит: верно. Именно так ее и зовут, и именно там она и живет.
Тогда слон говорит: так я и думал. Все-таки она до меня добралась. И в чем-то она права: я и в самом деле ее не очень любил, потому что вредная была. Ну да ладно, что теперь. И снова обращается к зверолову: эй, человек, я ведь сейчас умру. Если что от меня надо - говори прямо сейчас, не бойся.
Зверолов побледнел и говорит: нужны мне твои золотые бивни. За ними я и пришел. А слон говорит: а пила у тебя есть? Ну, так давай ее сюда, я их отпилю и тебе отдам, потому что сам ты с ними три дня возиться будешь.
Взял он пилу и отпилил оба бивня по очереди. И говорит зверолову: бери и уходи. Дай мне умереть спокойно. А королеве скажи, что я на нее зла не держу. И пусть ей там повезет больше, чем со мной.
Зверолов бивни взял и ушел. И пока через лес шел, передумал о многом, и к королеве пришел уже совсем просветленным. Королева ему говорит: проси чего хочешь, король тебя наградит по-королевски. А он отвечает: чего уж тут просить? У меня ведь уже все есть: и что надо, и чего не надо. Вопрос в том, как бы от этого навсегда избавиться, чтобы его никогда больше не было. Сказал - и сломал свое копье как тростинку, а потом вернулся в лес, и уже больше оттуда не выходил.
Закончив эту историю, Джа-Будда сказал: в то время царем слонов был добрый западный учитель; хорошей слонихой была женщина, на которой он женится, когда вернется на Запад; завистливой слонихой был нехороший брахман, который фактически сдаст его тамошним ментам; звероловом был военный начальник, который приговорит его к смертной казни; а слонами были его ученики, которые отойдут в сторону и ничего не сделают. А все-таки стоило бы ему местной ганджи покурить, пока он здесь и все это почти на халяву. Потому что там у него такой возможности уже не будет.

Джатака о говне

Джатака про мудреца и волка

Однажды сидит Джа-Будда со своей бригадой под деревом, и все они ждут Ананду, который поехал к родителям на село и должен вернуться с торбой продуктов. Сидят они себе, сухарики дожевывают, а тут приезжает Ананда с двумя большими торбами, но весь какой-то мрачный и пасмурный. Джа-Будда на него сразу смотрит и говорит: а не сделал ли ты, Ананда, какую-то глупость? Анада отвечает: отнюдь. Я, напротив, очень важное и нужное дело сделал. Я своим односельчанам дхарму проповедовал. А они, дураки, с меня смеяться начали, матом ругались, факи тыкали и вобще в натуре меня расстроили. Ну, скажи мне, учитель: ведь они же нормальные добрые люди. Так почему же они ничего не понимают и понимать не хотят?
Джа-Будда улыбнулся и сказал: не в первый раз, браток, прокололся ты со своими проповедями, и не в первый раз это тебя огорчило. Когда-то давным-давно жил на свете один мудрец. И однажды встал он с утреца, позанимался ушуизмом, почитал Кастанеду и пошел на речку прогуляться. Сел над водой, задумался о вечном, и тут приключилась с ним беда: как-то сразу одним махом он всю дхарму постиг. И решил ее людям поведать.
Пришел домой и поведал для начала своей жене; а она тут же вещички собрала, детишек под мышки и уехала к маме. Тогда он пошел к друзьям и начал им проповедовать; а они как начали от него разбегаться да по углам ныкаться! Тут он понял, что друзья не врубаются, зашел в ближайшее кафе и начал проповедовать посетителям. Через пять минут посетители с половины скипнули; потом подходит к нему охранник и говорит: вали отсюда, а то сейчас дуровоз будем вызывать. А мудрец этот, надо сказать, на дуровозе кататься не любил. И поэтому сразу ушел.
И пошел дальше по Октябрьской улице мимо цума. А там возле цума стоят менялы и жутко скучают. Ну, он как начал им проповедовать! А они стоят, делают вид, что ничего не замечают, потому что не хотят на скандал нарываться, а то менты наедут, всех заметут. А мудрец увидел, что они никуда не уходят, а наоборот, даже толпа собирается - и как обрадовался! И как понес! - сам уже еле понимает, что говорит. Тут один меняла потихоньку дергает его за рукав и говорит: паренек, давай отойдем, поговорим за твои мульки в другом месте.
Отходят, они, короче, за угол, а там уже сидят еще двое здоровенных парней и сразу начинают на мудреца наезжать. Ну, мудрец, надо сказать, не зря ушуизмом занимался: взял и поразбивал им носы. Но в глубине души жутко обиделся. На все несознательное человечество..
И думает: если людишки меня не понимают, тогда ну их в пень, этих людишек. Пойду я в лес, зверям и птицам буду проповедовать - они еще от природы не оторвались, они меня поймут. И ушел в лес: идет напролом через бурелом и громко проповедует. А звери-птицы от него утекают, как от маниака с подворотни: он за ними, а они от него. В конце концов забрел он в темную и стремную чащобу, где еще не ступала нога человека. Тут с ближайших кустов вылазит волк, весь такой жирный и волосатый, а глаза его зловещие горят как две рубиновые звездочки. Вылазит и спрашивает: ну, и чего это ты тут разорался?
Мудрец говорит: я сегодня дхарму постиг. А волк говорит: ну, это в принципе заметно. Но орать-то зачем? А мудрец отвечает: как зачем? Ну, надо же, елки-палки, чтобы меня хоть кто-то услышал. Тогда волк противно щелкает зубами и говорит: ну, мужик, тогда радуйся. Тебя услышали. И сейчас примут меры.
Тут в кустах что-то как зашубуршело! А мудрец как высадился! и как ломанулся с того леса с дурным криком! Прибежал домой, двери запер, телевизор включил, три дня подряд в него провтыкал - и снова стал нормальным человеком. И ни за какую дхарму больше не думал.
Закончив это наставление, Джа-Будда сказал: в то время мудрецом был наш друг Ананда, городскими жителями - его односельчане, зверями и птицами - все наши братишки, а добрым дедушкой волком был я сам. Что же касается моего наставления, то ты, Ананда, пожалуй, понял, что я имел в виду?
Ананда ответил: ни хера я не понял. И понимать не хочу. И волков я не боюсь. Гонево это, короче. И вобще, я тебя совсем за другое спрашивал, а ты опять со своими дурацкими баснями.
Тогда Джа-Будда улыбнулся и сказал: вот так же точно и они. Ничего не понимают и понимать не хотят. Потому что они же тебя совсем за другое спрашивают. А ты к ним опять со своими дурацкими баснями. И вобще, чем за восьмеричный путь рассказывать, так ты бы их лучше научил, как с коноплей обращаться. А через годик, через два, глядишь, они и сами бы тебе дхарму проповедали.

Джатака о банановом королевстве

Однажды Джа-Будда и его бригада покурили какого-то нездешнего плана. И был им мощный глюк: огромная площадь, а на площади толпа народу, и все друг в друга бананами кидают. Вот такой вот глюк, лихой и нестандартный, и видели его все, кто был в тот вечер с Джа-Буддой, и даже те, кто не курил, а просто рядом проходил да зашел на минутку. Да. Тут люди стали думать и гадать, к чему бы такое приглючилось. А Джа-Будда им и говорит: не глюк это, братья, а это на самом деле есть. Есть на свете такое Банановое Королевство, и есть у них такая традиция: в День Независимости бананами кидаться. А откуда она пошла, о том есть отдельная история, вполне реальная и весьма поучительная.
Значит, так. Давным-давно в одном южном городе жил себе Бодхисаттва, и было тому Бодхисаттве двадцать два года. Любил он умные книжки читать, позитивную музыку слушать, ну и, понятно, ганджу курить. Но был у него один недостаток: как накурится, так и начнет за политику толковать. А городок-то был маленький, ни одного политика там отродясь не бывало, а только солнце, воздух и вода, да еще пляжи песчаные и галечные, да персики "оооттакие - с кулак величиной! А еще абрикосы, груши, миндаль, виноград, огурчики с помидорчиками, рыбка свежая каждый день, все пустыри коноплей заросли, и вот добрые граждане вечером, бывало, хлебнут молочка и уходят к морю рассвет встречать. И тут, блин, только сели, блин, только расслабились, только-только на звезды завтыкали - бляаа! Вот же ж, блин, только-только всем хорошо стало, как вдруг этот Бодхисаттва открывает рот и начинает очередную политинформацию! Говорят ему: обломайся! - а он им: не гоните! Говорят ему: не грузи! - а он им: обождите, дайте докончить! И вот так часа два подряд, пока всех не попустит. Ну, не зануда?
В конце концов все его сторониться стали. Говорят: приходи на пляж - а сами в сквер уходят. Говорят: встретимся в сквере - а сами соберутся у кого-то на хате и там раскуриваются. А он, бедненький, ходит по городу, ищет, с кем бы раскуриться да кому на уши сесть. И вдруг видит - сидит на лавочке какой-то волосатый - не то бомж, не то йог, не то старый хиппи. Бодхисаттва его накурил и давай ему свою байду тереть! А волосатый не то что не убегает, а даже беседу поддерживает: с чем-то спорит, с чем-то соглашается, что-то одобряет, что-то сам подсказывает - короче говоря, общались они три дня и три ночи, а на четвертый день волосатый ему говорит: Спасибо тебе, Бодхисаттва, за угощение и за хорошую беседу. А теперь настало тебе время узнать, кто я таков на самом деле и зачем сюда пришел. Я ведь на самом деле Великий Бог Джа, и пришел к тебе не случайно. Вот скажи мне, Бодхисаттва: а слыхал ли ты что-нибудь за Банановое Королевство?
Бодхисаттва говорит: конечно, слышал. А Джа его спрашивает: ну, и чего ты за него слышал? Тут Бодхисаттва надолго задумался, и говорит: да... То есть, я знаю, что есть такое королевство, а больше за него ничего не слышал. Оно ведь ни с кем не воюет, и в блоках не состоит, и геноцидов не устраивает, и даже кризисов там не бывает, потому что валюты нет, банков нет, мафии нет, промышленности нет - одни бананы, и больше ничего.
А Джа его слушает и только головой кивает: правильно, мол, излагаешь, дорогой Бодхисаттва. Королевство есть, а проблем в нем нет - вот потому-то о нем ничего и не слышно. И Я, как Бог, со всей ответственностью заявляю: хочу Я, чтобы и впредь там проблем не было. А посему повелеваю тебе, Бодхисаттва: завтра же собирай вещички и отправляйся в Банановое Королевство, будешь там королем работать. Будет дана тебе власть неограниченная, и всё, о чем мы тут с тобой говорили, на практике осуществишь.
Бодхисаттва говорит: ну, раз Ты приказываешь - делать нечего. Сейчас вот рюкзачок соберу, с друзьями попрощаюсь - и пойду в Банановое Королевство. А Джа ему говорит: рюкзачок, конечно, собери, но с друзьями не прощайся, а то ведь знаю я эти прощания! Сперва накуритесь, потом на недельку зависнете, а потом, глядишь, они тебя до самого Королевства провожать будут! А Бодхисаттва: ну, и что плохого? Накуриться всегда полезно, зависнуть - не смертельно, а что друзья со мною в Королевство пойдут, так это даже клево! Или Ты в друзьях моих сомневаешься?
Джа говорит: конечно, сомневаюсь. Но не с той стороны, с которой ты думаешь. Дорога-то в Королевство идет через Хитрый Лес, а в Лесу том полно соблазнов, и лишь тебе одному преодолеть их дано. Друзья же твои соблазнов не одолеют, перестанут быть людьми и навеки в Лесу останутся. А это очень нехорошо.
Тут Бодхисаттва говорит: ну, если дело только в этом... Так я им скажу, чтобы в Лес не входили - они и не войдут. Они ж не дураки, в конце концов. А Джа ему: ладно, делай как знаешь. Но если что - тогда пинай на себя.
И вот Бодхисаттва собрал вещички и пошел с друзьями прощаться. Дунули они слегонца, потом молочка замутили, выпили и пошли. Бодхисаттва, понятно дело, их предупредил: только до Леса, а дальше - ни-ни! И вот идут они идут, а Лес все не начинается и не начинается. И невдомек им, глупым, что Лес тот давно начался - он ведь Хитрый, Лес-то, и на обычный лес ничуть не похож. А больше похож на старинный парк: ну, там всякие роскошные дворцы, широкие аллеи, а по аллеям прогуливаются прекрасные девы и бросают на наших путников томные взгляды. Ребята с девами перемигиваются, а Бодхисаттва знай их одергивает: не время, братья, я и так уж опаздываю. Но девы между тем сами к компании пристраиваются, беседы разные заводят, хихикают, прислоняются, трутся и зовут друзей к себе переночевать. А те, конечно же, с радостью соглашаются, и на все Бодхисаттвины предупреждения кладут с прибором. Еще и ботаником его обзывают. Тут Бодхисаттва обиделся, на друзей рукой махнул и дальше пошел.
И, между прочим, правильно сделал. Потому что все пацаны, которые к девам ночевать пошли, поутру попревращались в разные бытовые предметы. Кто в диван, кто в кресло, кто в кофемолку, а из кого-то даже телевизор получился! Девы-то были никакие не девы, а просто хитрые тетки из Хитрого Леса, которые умели обрабатывать мужиков. Они и Бодхисаттву обработать хотели, да вот поглядели и поняли, что мужик бесперспективный. И только одна хитрая тетка, которой вечно с мужиками не везло, решила не отступать. И отправилась вслед за Бодхисаттвой.
А Бодхисаттва шел до сумерек, а как совсем стемнело, в спальник упаковался и заночевал. Просыпается - а под боком тетка лежит! Ну, он на нее ноль внимания, спальник свернул и дальше пошел. А она за ним как хвост за собакой, и вся такая скромная-молчаливая, просто загляденье! На другой стоянке Бодхисаттва с нею ужином поделился и спальник отдал. А она под утро из спальника вылезла - и к Бодхисаттве под бочок! Он, бедный, насилу удержался - ну, живой ведь человек, не бревно деревянное! Но в то утро между ними ничего не было, а на другую ночь он уже сам в спальник залез. Просыпается, смотрит - а хитрая тетка на дороге стоит и с какой-то старухой беседует. А старуха-то возмущается! руками машет! а потом к Бодхисаттве подошла, в бок его ногою пнула, на спальник плюнула и с достоинством удалилась.
Тут Бодхисаттва хитрую тетку спрашивает: что ты такого ей сказала? А тетка отвечает: сказала все как есть. Что ты меня соблазнил и обесчестил, а теперь вот даже в спальник не пускаешь.
Бодхисаттва аж оторопел: чего ты несешь, я же к тебе не прикасался, и даже словом с тобою не перемолвился! А она ему: а вот это, милый, совсем не обязательно. Ты на себя взгляни: какая у тебя осанка, какая шея, какие бедра, какое доброе лицо, какие мудрые глаза! Зачем тебе руками шарить, зачем слова говорить? Ты только мимо прошел, лишь на миг показался - и уже меня соблазнил, и нет мне жизни без тебя, и за тобою хоть на край света. Вот так-то, Бодхисаттва!
Тут Бодхисаттва ей говорит: ну, ладно. Допустим, я тебя соблазнил. Но как я мог тебя обесчестить? А хитрая тетка говорит: очень просто. Ты, негодяй такой, три ночи со мной ночуешь - и еще ни разу ко мне не притронулся! Это ли не бесчестье? Да кто тебе позволил так со мной обращаться? Или я грязная, или старая, или нехороша собой, или дурно пахну, или глупо говорю? О, безжалостный, скупой, бессердечный болван, и плевать тебе на девичьи слезы!
Тут она и в самом деле слезу пустила. А Бодхисаттва спальник свернул и дальше пошел. Потому что понял: еще немного - и не видать ему Бананового Королевства.
Но хитрая тетка от него не отвязалась. Так вот шла и шла и шла, и каждому встречному рассказывала: соблазнил, мол, и обесчестил. А по ночам всё приставала и спать не давала, а по утрам всё слёзы лила да слова говорила. Короче говоря, натерпелся с ней Бодхисаттва так, что дальше некуда. Но всё равно не поддался и не дал себя обработать. И всё-таки дошел до Бананового Королевства!
Ну, молодец! И вот приходит он, значит, к тамошнему королю и объясняет, зачем пришел. А король уже старенький-старенький, сорок лет без умолку страною правит, и ждет не дождется, когда его на пенсию отправят. Как услышал он Бодхисаттвины речи, так обрадовался - просто слов нет! Сразу весь народ созвал, Бодхисаттву им представил. Вот, мол, люди, радуйтесь: прислал вам Джа нового короля! Тут весь народ как закричит: Ура! Ура! - и шапки в воздух полетели.
Да! Такой вот, значит, исключительно теплый прием. И вот, когда уже все крики отзвучали и все шапки отлетались, и весь народ уже собрался Бодхисаттву слушать - вот, как раз в этот момент выбегает на сцену хитрая тетка и кааак заорёт: да не слушайте вы его! Он жулик, он самозванец, он меня соблазнил, обесчестил и бросил!
Ну, всё. Немая сцена. Все глядят на тетку, а у тетки, между прочим, живот как глобус, и глаза пылают праведной женской яростью. А тут еще из толпы свидетели заголосили: видели, мол, этих двоих на дороге - и мужчину этого бессердечного, и женщину, соблазненную и покинутую! Короче говоря, скандал затевается нешуточный.
Старый король смотрит на это дело, и оно ему шибко не нравится. И вот он говорит: послушай парень! Может быть, тебя и впрямь Джа послал, да только зря ты так с девчонкой обошелся! Не примет тебя наш народ, если ты сейчас же немедленно на ней не женишься.
А Бодхисаттва говорит: да никакая это не девчонка, а просто хитрая тетка из Хитрого Леса. И не соблазнял я ее - она сама за мной увязалась, а я к ней вовсе не прикасался, и знать не знаю, от кого она беременна!
Тут народ как зашумит! как ногами затопает! Король насилу их успокоил, а затем изрек свое мудрое решение: Вижу я, граждане, не люб вам новый король, а посему придется мне еще поцарствовать. Ты, девушка, не плачь и не беспокойся: мы тебя в обиду не дадим и о ребенке твоем позаботимся. А тебе, парень, я от всей души советую: иди куда-нибудь в другое место и займись каким-нибудь полезным делом.
На том и порешили. Уехал Бодхисаттва из столицы и устроился работать на банановую плантацию. Ну, про чувства его я говорить не буду - ежу понятно, какие тут чувства. Мало того что королем не стал, так еще и друзей угробил! Короче, полное харакири. Но он печали не поддавался, а все больше по деревьям лазил да корзины таскал, а вечерком бананы кушал и о жизни думал. И понял наконец, что всё было правильно, и иначе быть не могло. И мало того: в будущем тоже всё правильно будет, абсолютно и вне зависимости. А как понял, так и успокоился.
А хитрая тетка ни фига не успокоилась. Чем ее беременность закончилась, про то никому не известно, а только с тех пор она добрый десяток мужиков обработать успела, и сделала из них и дом, и машину, и целую кучу хозяйственной утвари. Тут народ шептаться начал: что за дела? мужики пропадают, а у тетки новые вещи появляются! Так она к королю пристроилась и всему народу рот заткнула. А король-то рядом с ней совсем размяк: все, что они ни попросит, исполняет тотчас же. Тут она совсем обнаглела: потребовала Бодхисаттву найти и голову ему отрубить. А король говорит: не могу я, солнышко, такое решение принять - не по закону это.
Тут у них вышла семейная ссора, а поутру превратился король в стиральную машину. А хитрая тетка вышла к народу и говорит: всё, ребята, вы попали! Теперь я ваша королева, и посмейте только меня ослушаться - сразу всех обработаю! Так что ведите ко мне Бодхисаттву, а уж я решу, казнить его или миловать!
Народ, однако, безмолвствует - народу пока неясно, как на эти загоны реагировать. И тут через безмолвную толпу прямо к новой королеве плывет большая корзина с бананами. Доплывает корзина до царского крыльца, и тут все видят, что стоит она на голове у Бодхисаттвы. А Бодхисаттва подходит к королеве, ставит корзину на пол и говорит: ну что ты, мать, елы-палы? Чего расшумелась? На вот, съешь бананчик и успокойся.
Тут народ каак заржет! Тетка на них кричит - а они еще сильней хохочут. Тетка ногами топает - а они со смеху падают. Тетка руками замахала - так с людьми вобще истерика случилась! Но самый смех пошел, когда она бананами кидаться начала - тут уж все как будто с ума посходили! Ну, в самом деле: целый час, как дети малые, бананами кидались. Досталось и хитрой тетке, и Бодхисаттве слегка попало - ну, да ему не привыкать. Зато потом, когда праздник закончился, его, конечно, королем избрали. А хитрая тетка куда-то пропала, и никто о том не жалел.
Закончив эту историю, Джа-Будда сказал: с тех пор, братья, и пошел в этой стране веселый обычай - в День Независимости бананами кидаться. Надо ли говорить, что в те времена Бодхисаттвой был я, старым королем был Ананда, Великим Богом Джа был сам Великий Джа, а хитрая тетка до сих пор жива - так что смотрите в оба!

Джатака о кшатрии Харикеше

Однажды зашел к Джа-Будде мудрый китаец Чжуанцзы, и оба они вместе с некоторыми учениками неплохо удолбились. Чжуанцзы приход словил и говорит: ништяк. А давайте я вам свой сон расскажу. Приснилось мне, короче, что я бегемот. Плаваю себе в озере, ничего не делаю, жизнью наслаждаюсь. А кругом происходит всякая суета, мартышки по деревьям бегают орут, крокодилы друг друга хавают, жабы пьяные зигзагами плавают, демоны с богами сражаются, менты наркоманов ловят - короче жизнь такая шебуршит, что только ховайся. А я лежу себе на мелководье, здоровенный как Камаз, толстокожий как Т-34 и тормозной как удолбанный Джа-Будда. Лежу и ни на что не ведусь. Вот проснулся, смотрю - а я китаец. И тогда я подумал: а может быть, это мне снится, что я китаец? А на самом деле может быть я бегемот? Вот проснусь и снова буду лежать на мелководье, ничего не делать, жизнью наслаждаться. И так мне хорошо от этой мысли стало, что аж до сих пор хорошо. Врубись, коллега - как клево бегемотом быть!
Джа-Будда говорит: во-первых, не бегемотом, а бабочкой. Там же на самом деле бабочка была. А Чжуанцзы отвечает: ну, коллега, я с тебя просто торчу. Ты же сам лучше меня знаешь, что на самом деле вобще ничего нет, а так - одна видимость, бред больного ума и охреневшего сознания. А говоришь на самом деле. Джа-Будда подумал и говорит: нет, ну на самом деле. На самом деле у нас недавно еще прикольнее история была. Вот, послушай.
Короче, есть у нас такой кшатрий Харикеша, работает в ментовке и очень любит курить траву. А берет он ее обычно у брахмана Пилорамы, который помаленьку травой торгует. И вот однажды случилось то, что должно было случиться: прикурился кшатрий Харикеша к Пилораминой траве. Не прет она его больше. Так он вместо того чтобы точку поменять, стал на Пилораму наезжать: что ты мне, старик, всякий галидор подсовываешь? Гляди, доиграешься!
И вот как-то раз взял Пилорама очень крутую траву, чисто для себя и для лучших друзей. А тут приходит Харикеша и говорит: давай травы. Пилорама взял и приколотил ему хороший косячок. Он дунул и говорит: ну, ты, старик, меня достал. Опять не прет. Беспонтовая твоя трава, и сам ты гад, еврей и аферист. И я тебя таки посажу. А Пилорама только улыбается: подожди, начальник, куда торопишься, она же просто трошки поздняковая, как любая нормальная трава. Тогда Харикеша вконец рассвирепел: буду я еще ждать! Да я тебя, гнусного обманщика, сейчас просто убью. Выхватывает свою бензопилу и с маху срезает брахману голову. Тут, конечно, кровища фонтаном хлестанула, голова по полу покатилась, и в этот миг понял кшатрий Харикеша, что его призвание - быть Истребителем Негодяев. Взял свою бензопилу и пошел негодяев искать.
А спрашивается, что их искать - их же кругом полно. Приходит кшатрий Харикеша в ближайший лес, а навстречу ему людоед. И говорит ему: кшатрий, кшатрий, я тебя съем! А Харикеша ему отвечает: не съешь ты меня, гнусное отродье, потому что я великий Истребитель Негодяев, я только что еврея зарубил и тебя сейчас напополам распилю. И тут же его бензопилой в брюхо, так что только клочья по лесу полетели. И идет себе дальше, по сторонам смотрит.
Тут выходят ему навстречу два оборотня и говорят: кшатрий, кшатрий, мы тебя съем! А Харикеша отвечает: болт вам, уроды. Я великий Истребитель Негодяев! Я еврея зарубил, я людоеда по лесу разметал - и вас сейчас на куски разнесу! И тут же их бензопилой поперек талии, так что ноги в лес побежали, а туловища в другой лес на руках попрыгали. А он себе идет дальше, песенку про комбата напевает и по сторонам внимательно смотрит.
Тут окружает его стая диких гомосэков и говорит: кшатрий, кшатрий, а ну-ка, выбирай: смерть или любовь? А Харикеша отвечает: смерть вам, черти грязные. Я великий Истребитель Негодяев! Я еврея зарубил, людоеда по лесу разметал, двух оборотней напополам перерезал - и вас сейчас на куски разнесу! И как начнет их бензопилой фигачить! Короче, пока всех не перефигарил, не успокоился. А потом почистил цепку, залил бензину - и идет себе дальше, по сторонам смотрит, кого бы еще порубить.
Тут налетает на него толпа ракшасов и говорит: кшатрий, кшатрий, как тебя мало на такую толпу. Некоторым и по кусочку не достанется. А Харикеша отвечает: не бойтесь, гады, всем достанется. Я великий Истребитель Негодяев! Я еврея зарубил, людоеда по лесу разметал, двух обротней напополам перерезал, сотню гомосэков на гуляш порубил - и вас сейчас на куски разнесу! Заводит свою бензопилу - и вперед! За полчаса со всей толпой управился, потом цепку почистил, бензину дозаправил - и идет себе дальше, по сторонам смотрит.
Вдруг видит: на дороге девица сидит и плачет. Он ее спрашивает: девушка хорошая, чего ты плачешь. А она ему отвечает: как же мне не плакать, я ведь царевна, у отца своего во дворце жила, на золоте ела, на перинах спала, а теперь вот украли меня ракшасы и бросили посреди леса - и что мне теперь делать? Я же такая беспомощная. Тогда Харикеша говорит: пойдем, красавица. Отведу тебя к твоему отцу. Я, великий Истребитель Негодяев, только что всех местных ракшасов по деревьям размазал, и они тебе больше ничего не сделают.
Короче, привел Харикеша царевну обратно во дворец, а царь на радостях взял и выдал ее за него замуж, и полцарства впридачу. Сыграли свадьбу, отвели молодых в спальню, Харикеша разделся догола и, пылая от нетерпения, ждет свою невесту.
А она входит и говорит: ну, и что же ты разделся и писюн вперед выставил? Ты же говорил, что трава моя тебя не прет.
Харикеша пригляделся: а это вовсе не царевна, а старый брахман Пилорама. И сидит наш Харикеша не во дворце, а у него в каморке, только почему-то совсем голый и с бешеной эрекцией, уже почти перешедшей в поллюцию. А кругом-то полный бардак, мебель перевернута, посуда побита, книги со шкафа выпотрошены, и только форма его ментовская аккуратно сложена и на стульчике лежит.
Тут ему как стыдно стало! Говорит он Пилораме: прости меня, старый брахман, куда уж мне негодяев истреблять, если сам я главный негодяй. А трава у тебя просто офигенная.
Встал он с пола, оделся, помог брахману порядок навести, за побитую посуду заплатил - и с тех пор стал совсем другим человеком! И если говорят, что есть среди ментов хорошие люди, то это в первую очередь наш кшатрий Харикеша.
Закончив эту поучительную историю, Джа-Будда сказал: в то время Харикешей был мудрый китаец Чжуанцзы, а старым брахманом был я. Тогда его любимый ученик Ананда сказал: прости, учитель, но что-то я тебя не понял. Ведь кшатрий Харикеша до сих пор жив, и добрый свами Пилорама тоже еще не умер. В ответ Джа-Будда обвел всех присутствующих своими бездонными глазами и глубокомысленно сказал: гоню, гоню, гоню. Это я уже чисто по привычке.

Джатака о любопытном царевиче

Однажды Ананда обчитался Пелевина и так захотел кокаина попробовать, что просто сил никаких нет! И вот сходил он в гости к оперуполномоченному Харикеше и выпросил у него большой пакет кокаина. А Харикеша и сам кокаина не пробовал, и ему тоже любопытно стало. И вот собрались они у Джа-Будды, и ученики все тоже поприходили, всем интересно кокаинчика нюхнуть. Стали и Джа-Будде предлагать, а он отказывается: мне, говорит, это совсем неинтересно. Тут все ученики как зашумели: ага, ага, зассал Джа-Будда кокаин нюхать! А Джа-Будда им и говорит: не за удовольствиями гоняться надо, а страданий избегать; а кто за удовольствиями гоняется, тот и страданий не избежит.
Тогда Харикеша ему и намекает, как кшатрий кшатрию: послушай, Джа-Будда, ну, мужское ли это дело, страданий избегать? Ты же еще никогда не пробовал, неужели тебе не любопытно? Тут Джа-Будда тяжело вздохнул и говорит: забыл ты, Харикеша, что я все свои прошлые жизни наизусть помню, и по ним выходит, что нету на свете такого дерьма, какого бы я не наелся. Да и с тобой мы не первый раз встречаемся; вот ты не помнишь, а были у тебя в жизни такие расклады, когда ты все на свете перепробовал, а любопытства своего не утолил.
Вот когда-то давным-давно жил-был один любопытный царевич. Жил он, жил, а потом вырос и стал любопытным царем. И правил своей страной с двух до шести, а после шести ужинал, прикидывался по-простецки и отправлялся среди народа шляться. Все ему было любопытно, как народ живет, что он пьет, что курит, что нюхает, чем ширяется, какие беседы ведет. То есть, фактически, он только и делал, что тусовался. А все государственные дела мать его вела, и очень она сына своего не одобряла.
И вот однажды заприметил царевич одного чувака, лохматого-бородатого, грязного, вшивого, коростой покрытого: сидит он на базаре в пыли, совершенно голый, но есть у него одна штука, на которую все бабы западают. Потому что она у него винтом закручена, пупырышками покрыта, и на конце там что-то такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать. И поэтому дня не проходит, чтобы его какая бабенка с собой не увела. Дарят они ему золото, благовония, одежды дорогие - а он все это в храм относит и снова на рынке сидит, инструментом шевелит. Такой вот крутой архат.
А потом случилось так, что одна из этих бабенок пришла к царевичу в приемные часы и говорит: у меня муж умер, разреши мне, как порядочной женщине, вместе с ним на костер взойти и на небо улететь. А царевич отвечает: не разрешаю, и не спрашивай, почему: сама все знаешь. Тут женщина вся густо покраснела, а мать отводит царевича в сторонку и спрашивает: ты почему это хорошей женщине на небо улететь не разрешил? А царевич говорит: ни фига не хорошая женщина, она с архатом спуталась, который на рынке сидит, и я все это своими глазами видел. Тогда мать ему говорит: эх, сынок, ничего-то ты в жизни не понимаешь! Ни с кем она не спуталась, а просто любопытство свое утолила. И храму от этого польза, и ей легче, и мужу ее вреда никакого. А царевич уперся: знать, мол, ничего не желаю; это же супружеская измена; пусть она теперь со своим архатом вместе на небо летит. А мать говорит: ладно. Пусть будет измена. Только ты все равно разреши ей на костер взойти, а я тебе через две недели расскажу, зачем ты должен это сделать.
Хорошо. Разрешил царевич этой женщине на костер взойти, и сгорела она как свечечка. А через две недели приходит он к матери и говорит: ну, так что же ты мне хотела рассказать? Тогда мать заходит в сарай, выводит оттуда козла и говорит: руби ему голову! Царевич взял и отрубил ему голову. Тогда она говорит: а теперь садись на нее верхом. Царевич сел на нее верхом, а она взвилась, как ракета, и унесла его в такие места, где царевич никогда не бывал.
И вот прилетает он в какой-то сад, а там стоит диван, кальян и весь дастархан разложен. Ну, царевич покушал, из кальяна пару хапок напаснул, а тут прилетает небесная фея и говорит: о! Кшатрий пожаловал! А я тут сижу и не знаю, за кого мне замуж выйти. А ты сам сюда прилетел. Так что теперь я на тебе женюсь.
И взяла и в самом деле на нем женилась. И стал царевич у небесной феи жить. А она каждый день куда-то улетает, а его в саду оставляет: вот, говорит, все, что есть, всем пользуйся, а есть тут четыре двери - их не открывай, потому что беда будет. И как только она улетела, царевич первую дверь и открыл.
А там стоит крылатый конь и говорит: ну, царевич, раз уж ты дверь открыл, тогда давай кататься. И повез его по всем небесам, со всеми богами познакомил, всех небесных кайфов попробовать дал - короче говоря, клевая поездочка вышла! Такую десять лет вспоминать - и то всего не вспомнишь.
Возвращается он домой - а там небесная фея уже давно вернулась и нарушение обнаружила. Ну, говорит, раз уж ты с конем справился, то и пользуйся им дальше; но других дверей не открывай, а то беда будет!
И как только она на другой день улетела, так царевич вторую дверь и открыл. А там стоит большой горбатый крот и говорит: сейчас будем кататься! И увильнуть не пробуй - покатаю тебя обязательно! А царевич ему отвечает: а я и не собираюсь увиливать - не для того я вторую дверь открывал! И, лихо запрыгнув на спину кроту, отправляется с ним в подземное царство.
Ну, каких он там стремов натерпелся да сколько напрягов перенес - о том ни одна живая душа не ведает. Но вышел он оттуда с честью, и только-только домой вернулся - а тут и фея прилетела. Ну, говорит, раз уж ты вторую дверь открыл и живым остался, то нет на свете тебя сильнее. Но смотри, других дверей не открывай, а то беда будет!
Ладно. На третий день царевич взял да открыл третью дверь. А там стоит осел и говорит: ну, парень, видать, судьба твоя такая. Сейчас куда захочу, туда тебя и повезу. А царевич на это: тоже мне, напугал! Да мне, если хочешь, самому интересно знать, в какое такое стремное место ты меня повезешь. Я уже и на небесах был, и в преисподней был, и нигде никакой беды не нашел. И с этими словами лихо запрыгивает на спину ослу.
Тут осел привозит его на обычный скотный двор и начинает вместе с ним в навозной луже валяться. А вывалявшись, везет его в родной город, и по всем улицам провозит, чтобы весь народ увидел, и наконец привозит его на царский двор. А там стоит его родная мать и говорит: ну что, сынок, понял теперь?
Царевич отвечает: что ж тут не понять? Что ты колдунья, то я и раньше знал; то, что в мире приколов много, так об этом тоже догадывался. Но какая тут связь с той женщиной, которой мы сгореть разрешили?
А мать ему и говорит: чисто ассоциативная, сынок, чисто ассоциативная. Много в мире запретов, и многие их нарушают: одни ради собственной выгоды, другие - по глупости, третьи - из вредности, а четвертые - чисто из любопытства. И вот своекорыстный получит свой рай, глупый получит свой ад, а вредный - свою навозную лужу. Любопытный же и по небесам потопчется, и в адском огне усы обожжет, и в дерьме по уши измажется - но нигде себе места не найдет. Так вот и будет жить и вопросом терзаться: а что же, что же там, за четвертой дверью?
Тут Харикеша не выдержал и спрашивает Джа-Будду: а все-таки, что же там было, за четвертой дверью? А Джа-Будда улыбнулся и отвечает: еще четыре двери. То есть, на самом-то деле дверей никаких нет, но там каждый раз, когда последнюю открываешь, еще четыре появляются. И скажу я тебе, как кшатрий кшатрию: не царское это дело - двери носом открывать. Давай-ка лучше этот кокаин на ганджубас поменяем. И оттянемся по-человечески.

«Санкт-Петербург «Возрождение» - «Уддияна» ББК 86.35 Джатаки: избранные рассказы о прошлых жизнях Будды. - СПб.: МЭОО Возрождение - Культурный центр «Уддияна», 2003. - 416 с. ISBN ...»

-- [ Страница 1 ] --

ДЖАТАКИ

избранные рассказы

о прошлых жизнях Будды

Санкт-Петербург

«Возрождение» - «Уддияна»

Джатаки: избранные рассказы о прошлых жизнях Будды. - СПб.:

МЭОО "Возрождение" - "Культурный центр «Уддияна»", 2003. - 416 с.

ISBN 5-94121-014-Х

Джатаки - ярчайшее произведение древнеиндийской литературы,

дошедшее до наших времен в составе палийского буддийского канона "Типитака". Джатаки включают в себя многообразные сюжеты сказочного, нравственно-поучительного и духовного характера, объединяемые воедино как общей линией авторского повествования, так и личностью рассказчика, в роли которого выступает сам основатель буддизма - Будда Шакьямуни. Уникальный памятник древнеиндийской культуры, книга представляет интерес для широкого круга читателей.

Перевод с пали: А. Парибок, В. Эрман ISBN 5-94121-014-Х © А. Парибок, В. Эрман, перевод, предисловие, 2002 © Культурный центр «Уддияна», оформление, 2002 Посвящается светлой памяти Г. А. Зографа

ПРЕДИСЛОВИЕ

Литературные богатства Индии долгое время оставались почти неведомыми западному миру и открылись ему относительно недавно. Только около двух веков назад, начиная с эпохи романтизма,- тогда же, когда гений Гёте породил идею всемирной литературы,- в Европе пробуждается живой интерес к художественному слову стран Востока; появляются первые переводы текстов, предпринимаются попытки систематического их изучения. Впрочем, нельзя сказать, что прежде индийская литература была совершенно чужда европейской культуре. Первоначальное знакомство с нею относится ко временам куда более ранним. И первыми литературными памятниками, пришедшими из Индии и обогатившими духовную жизнь народов Средиземноморья, а позднее и Северной Европы, были произведения санскритской повествовательной литературы - получившие широкую известность сборники сказок, притч и басен.

Они пришли на Запад через посредство арабских версий, оказав благотворное воздействие и на литературы Ближнего Востока; влияние индийской повествовательной литературы, достигшей высокого совершенства художественной формы в эпоху расцвета классической индийской культуры в середине первого тысячелетия нашей эры, вскоре распространилось и на другие страны Азии. Из всех произведений индийской классики наиболее широкую популярность за пределами страны получила знаменитая «Панчатантра», на протяжении нескольких веков переложенная на десятки языков Востока и Запада. Помимо заимствования сюжетов, влияние индийской словесности сказалось в заимствовании выработанной в ней рамочной композиции многими литературами средневековья и нового времени - от арабской книги сказок «Тысячи и одной ночи» до европейских «Кентерберийских рассказов» Дж. Чосера и «Декамерона» Дж. Боккаччо.

В свое время, когда историко-литературные исследования впервые выявили исключительную роль древнеиндийской повествовательной традиции в развитии мирового литературного процесса, в европейской Предисловие науке сложилось представление об Индии как о «родине сказок». Углубляясь в историю самой индийской литературы, филологи обнаружили источники многих популярных сюжетов «Панчатантры» и других санскритских сказочных сборников в текстах, восходящих к более ранней эпохе. И самым содержательным среди них оказался крупнейший памятник повествовательной литературы на языке пали - Джатаки, книга, включенная в состав буддийского канона Типитака в той его версии, которая принадлежит тхераваде, одной из буддийских традиций, распространенной в настоящее время в странах Индокитая и на Шри Ланке.

Выявление ранних версий сюжетов «Панчатантры» в буддийской литературе дало основание известному немецкому ученому Т. Бенфею, одному из основоположников сравнительной фольклористики, выдвинуть в середине девятнадцатого века несколько поспешный тезис о буддийском происхождении и самой «Панчатантры», и сказочной литературы Индии.

Преувеличенность этой точки зрения обнаружилась давно; как показали дальнейшие исследования, общности некоторых сюжетов буддийской повествовательной литературы и «Панчатантры» явно недостаточно, чтобы обосновывать именно буддийское их происхождение. Да и то обстоятельство, что книга Джатак сложилась как часть тхеравадинского канонического свода, никак само по себе не свидетельствует, что становление сказочно-повествовательных жанров было обусловлено содержанием буддийского учения; большинство сюжетов этого памятника, как и в случае Панчатантры, порождено не оформленной в какую-либо систему стихией народного творчества. Но связь палийской книги Джатаки с ранним буддизмом все же нельзя считать совершенно случайной.

Буддийская традиция зародилась в Индии около 5 в. до н. э. и уже спустя два-три столетия оказала огромное влияние на духовную и социальную жизнь индийской цивилизации как мировоззрение новой эпохи, вовремя пришедшее на смену ветхому, исчерпавшему себя брахманизму, цеплявшемуся за архаику давно минувшей стадии исторического развития. Для Южной Азии буддизм сыграл роль, сопоставимую с ролью христианства в Средиземноморье, - именно в нем была осознана и во всеуслышание провозглашена идея духовного равенства людей, не зависящего от сословных, имущественных и прочих различий; в нем идея личной ответственности за все свершаемые человеком поступки стала оптимистическим ориентиром и начальным руководством для культивирования в себе высших добродетелей. В центре интереса буддийской традиции всегда находилось психическое развитие индивидуума, что было парадоксально выражено уже в первой лекции-проповеди его основателя. Так называемую (и, надо сказать, называемую весьма огрублённо) «первую благородную истину о страдании» следует на деле толкоПредисловие вать вовсе не как унылую мысль, что всё де или почти всё в мире на самом деле плохо (пусть и понимали так Будду в Европе весьма многие, начиная с Шопенгауэра), но как призыв никогда не останавливаться на достигнутом и стремиться к беспредельному и невообразимому. В Европе с нею перекликаются слова гётевского Фауста: «Когда воскликну я: / Мгновенье, прекрасно ты, продлись, постой, / - тогда готовь мне цепь плененья, / Земля, разверзнись подо мной». Социальность как таковая и вообще внешний мир занимали буддистов несравненно меньше внутреннего мира человека и никогда не становились предметом самостоятельного интереса, однако убежденность ранней буддийской традиции в духовном равенстве людей, принадлежащих к любым сословиям, в какой-то мере совпала с чаяниями средних, отчасти даже низших слоев общества, не удовлетворенных идеологическим засильем брахманства.

Правда, ведущая роль в этом обновлении социума принадлежала второму сословию - воинской аристократии (кшатриям); буддийские духовные ценности и картина мира оказались созвучны мирским требованиям эпохи создания сильного централизованного государства, которое впервые объединило Индию в 4-3 вв. до н. э.

Влияние менталитета средних сословий, составивших опору буддийского движения, способствовало развитию демократических тенденций в литературе и прежде всего - в ее повествовательных жанрах, связанных с фольклором.

К этому времени параллельно с литературой на иератическом санскрите, языке субстанциально-безличной брахманистской религии, начинают развиваться литературы на среднеиндийских языках - пракритах, идейно связанные с обновленческими духовными движениями, апеллировавшими к отдельной личности, а потому охотно прибегавшими к формам живой народной речи. Самая значительная из пракритских литератур - литература на языке пали, основные памятники которой входят в состав буддийского Канона тхеравадинов; согласно их традиции, текст канона воспроизводит подлинное слово Будды; в действительности же он окончательно оформился значительно позднее времени жизни Основателя традиции, да и пали, как нормированный литературный язык, вобравший в себя черты нескольких ранних пракритов, уже успел заметно отдалиться от текучего языка первичной буддийской проповеди.

Но версия Канона на языке пали если и не самая древняя, то единственная, сохранившаяся полностью (версии на других языках дошли только в фрагментах или китайских переводах). Письменно она была зафиксирована впервые в первом веке до н.э. за пределами Индии, на Шри Ланке, принесенная туда буддийскими миссионерами. В палийский Канон Типитака (букв. «Три корзины») входят три грандиозных Предисловие свода произведений разнообразнейшего характера.

Созданы они в различное время и, хотя лейтмотивом их бесспорно является личная духовная практика (буддийская йога), содержание Типитаки никак не сводимо к центральной теме и по многообразию явно превосходит даже Библию. Из этих трех сводов (в каждом из которых - свои подразделы) в историко-литературном отношении наиболее интересен второй - Сутта-питака («Корзина поучений»), а из составляющих его крупных разделов - пятый, заключительный, Кхуддака-никая («Собрание всякого помалу»). Именно в этот раздел входят многие выдающиеся художественные тексты на языке пали, такие как популярнейшая в буддийских странах Дхаммапада, другие известные книги духовной лирики (Сутта-нипата, Тхеригатха, Тхерагатха) - и книга Джатак.

Джатаки, что в литературоведении переводится как «Повести о прошлых рождениях», - название не только десятого раздела в Кхуддака-никае, но также и особого рода повествовательной литературы в буддийской традиции. Джатаки встречаются и в других частях Типитаки, и за пределами палийской литературы. Но десятая книга Кхуддака-никаи - самое объемистое из собраний Джатак и по-видимому, самое раннее по происхождению из дошедших до нас.

Как известно, буддийская традиция принимает идею перерождений - это общая черта индийских духовных учений. В буддийской трактовке этого факта индивидуальное сознание, представляющее собою непрерывно и закономерно изменчивый процесс (а не субстанциальную сущность, как в позднем брахманизме и индуизме), продолжает существовать после смерти тела, творя себе иной облик, тело и обретая новый жизненный мир - быть может, на более высокой или низкой ступени социальной лестницы, а то и за пределами мира людей - зверем, адским мучеником или небожителем - в зависимости от итога своих добрых и дурных поступков. Последнее именуется кармой. Естественно, что и Основатель буддийской традиции Будда Шакьямуни, рожденный под именем Сиддхартха Гаутама царевичем в племени шакьев и ставший Пробужденным - Буддой, тоже прошел через бесчисленные рождения, прежде чем родился в последний раз царевичем, достиг духовного Пробуждения и избавился от власти закона кармы. До момента пробуждения, и в этой жизни, и во всех предшествующих рождениях, к пробуждению еще не приведших, в образе человека, животного, или небожителя, будущий Будда был бодхисаттвой (на пали звучит бодхисатта) - так именуется в буддизме индивидуум, искренне устремленный к пробуждению (бодхи). Джатаки и представляют собой истории из жизни бодхисаттв. Этот своеобразный род буддийской литературы при отсутствии жанрового единства определяется соотнесением героя или какогоПредисловие либо персонажа повествования с бодхисаттвой в одном из прошлых рождений.

Палийская книга Джатак и является обширным сводом таких повествований. Основная часть составляющих его сюжетов создана во всяком случае не позже 3-2 вв. до н. э. (свидетельства тому - относящиеся к этой эпохе памятники изобразительного искусства, барельефы буддийских культовых сооружений - своеобразные иллюстрации к палийским джатакам). Но текст джатак этого собрания не сохранился в своем первоначальном виде.

Характерной чертой ведущих жанров древнеиндийской повествовательной литературы классического периода является чередование прозы и стихов. Так же построена и палийская книга джатак. В дошедшей до наших дней редакции в своей оригинальной форме сохранились только стихи {гатха); в согласии с этим, буддийская традиция включает в собственно канон только стихотворный текст джатак. Прозаическая часть, как считается, была зафиксирована на Шри Ланке лишь в 5 в. н. э.

и представляет собой обратный перевод на пали сингальского перевода с оригинала, к тому времени утраченного. Отсюда естественно предположить наличие поздних наслоений, но они, по-видимому, не настолько значительны, чтобы скрыть от нас оригинальное содержание памятника, да и вряд ли могли его ухудшить. Эта прозаическая часть текста буддийской экзегетикой рассматривается формально как комментарий и в канон не включается (некоторые исследователи сомневаются, что ее оригинальная версия вообще существовала в фиксированной форме).

Текст каждой джатаки в этом собрании буддийские филологи делили на пять структурных блоков: «нынешний сюжет» (вводная история, из которой читатель узнаёт, при каких обстоятельствах и по какому поводу поведал Будда своим ученикам нижеследующий рассказ об одной изсвоих прошлых жизней); «прошлый сюжет» (основная часть джатаки, рассказ, влагаемый в уста самому Будде); «гатха» (стихотворная часть джатаки, выделяемая как самостоятельная, хотя она обычно перемежается с прозой); грамматический комментарий к гатхам, выходящий за пределы художественного текста; заключительная «связывающая» часть (в ней рассказчик Будда отождествляет себя, а также каких-либо своих современников с персонажами «прошлого сюжета»).

Каждая джатака начинается с предвосхищающей цитаты первого из стихов, произнесенных Буддой-рассказчиком в «сюжете о прошлом». В этом композиция палийских джатак (если счесть, что она действительно восходит ко времени создания оригинальной версии книги) предвосхищает отчасти форму знаменитых санскритских сказочных сборников, упоминавшихся выше, того жанра, получившего развитие в эпоху расцвета

Предисловие

классической культуры, который в современном литературоведении определяется термином «обрамленная повесть».

В создании палийского сборника джатак отразилось стремление раннего буддизма использовать для пропаганды своего учения неисчерпаемые богатства индийского народного творчества. В каноне мы находим свидетельства неодобрительного отношения буддийского монашества к художественному творчеству - запреты монахам рассказывать байки «о царях, разбойниках, мужчинах и женщинах, советниках, войнах, битвах, богах, духах, морских приключениях» и т. п.; и некоторые не слишком проницательные буддисты понимали такое осуждение вполне буквально. Но сами эти запреты говорят о популярности такой устной повествовательной литературы даже в монашеской среде; и в том же Каноне, и в других буддийских сочинениях встречаются упоминания о том, что сам Будда использовал в своих проповедях притчи, поучительные рассказы и т. п. Книгу джатак традиция рассматривает как такого рода проповедь. Следует признать, однако, что в этом уместно усмотреть проблему: ведь содержание «сюжетов о прошлом» с литературоведческой точки зрения не слишком соответствует этому традиционному взгляду.

Во вступлении к каждой джатаке Будда обращается к монахам по поводу того или иного случая, происшедшего на их глазах в жизни общины или ставшего в ней известным, и приступает к подходящему к этому случаю рассказу, который начинается большей частью стереотипно: «Некогда в Варанаси правил царь Брахмадатта. Бодхисаттва тогда родился...» и далее, в зависимости от содержания джатаки, сообщается, в каком роду или у какой матери появился на свет герой рассказа - в образе человека или животного. Отождествление с бодхисаттвой повторяется по завершении сюжета о прошлом в заключительной части джатаки. Но обрамленная этой традиционной композицией повесть по своему содержанию вполне могла бы быть совершенно самостоятельным произведением и не иметь ничего общего с буддийским учением. Нередко таким путем превращается в джатаку народная сказка или популярная легенда, кроме упомянутого отождествления никак с буддизмом не связанная.

В палийской книге образ Будды-рассказчика объединяет более пятисот джатак, повествований самых различных жанров и содержания, расположенных по чисто формальному признаку - числу стихотворных строф в каждом произведении. В первых частях вследствие этого содержатся главным образом прозаические джатаки меньшего объема, включающие одну, две и немногим более строф; здесь мы находим в основном короткие притчи, басни и сказки. Эти жанры вообще наиболее характерПредисловие ны для джатак. Именно в первые книги собрания входят большинство особенно интересных в историко-литературном отношении произведений, сюжеты которых неоднократно всплывают впоследствии в индийской литературе, и здесь же обнаруживаются многие так называемые «бродячие сюжеты» мировой литературы, встречающиеся в различные эпохи далеко за пределами Индии.

В первых книгах «Джатак» преобладают басни и сказки о животных, те жанры, которые особенно богато представлены и в санскритских «обрамленных повестях» последующей эпохи. Рассказ о дружбе льва и быка и о хитром шакале, их поссорившем (джатака 349), - самая ранняя, повидимому, версия сюжета обрамляющей повести первой книги «Панчатантры», с которою он впоследствии распространился по свету; он же лежит в основе не менее знаменитой арабской книги «Калила и Димна»

(второй шакал появляется в санскритской версии, и в ней оба шакала, как и другие животные, получают имена). Сюжет рассказа об обезьяне, перехитрившей крокодила, дважды представленный в Джатаках (57, 208), используется в обрамляющей повести четвертой книги «Панчатантры»; известен он и за пределами Индии, в японском фольклоре. В «Панчатантру» переходит из «Джатак» и лицемерный кот, прикидывающийся благочестивым отшельником, чтобы пожирать доверчивых мышей; еще более близкая палийской версия обнаруживается в «Махабхарате».

Тема обманутого доверия повторяется в рассказе о коварном ибисе, пожирающем рыб, которых он взялся переносить из одного пруда в другой; и этот сюжет мы встречаем потом в «Панчатантре», а много веков спустя - уже в европейской литературе, у Лафонтена; известен он также в цыганском фольклоре.

У Лафонтена мы находим и сюжет джатаки 294, в которой шакал хвалит ворону за прекрасный голос, чтобы заполучить лакомый кусок из ее клюва; европейский автор заменяет только шакала на лису, и в таком виде сюжет переходит в русскую литературу - мы узнаем его в известной с детства басне Крылова. Другую басню Крылова напомнит «Джатака о леопарде» (426), пожравшем козу, тщетно пытавшуюся умилостивить его своим смирением. Вопрос о путях заимствования, впрочем, решается не всегда просто, и в свое время среди"исследователей возникла оживленная дискуссия относительно происхождения знаменитой эзоповской притчи об осле в львиной шкуре, версию которой встречаем в Джатаках, а также в «Панчатантре» (где шкура меняется на тигровую); родиной сюжета одни считали Грецию, другие - Индию.

Во всяком случае, в упомянутых джатаках нет ничего буддийского, помимо традиционного обрамления, и отождествление, например, находчивой обезьяны с Буддой в одном из его прошлых рождений, а глупого Предисловие крокодила - с Девадаттой, раскольником и личным врагом Будды, в заключении к известной джатаке явно искусственно. В основе такого сюжета лежит восходящий, несомненно, к фольклору мотив победы слабого над сильным, бедняка над власть имущим, одержанной благодаря уму и находчивости, - этот мотив весьма распространен в «Джатаках».

Проповедь самоотверженности - признанной буддизмом добродетели - можно усмотреть в джатаке о вожаке обезьяньего стада, спасшем своих соплеменников ценою собственной жизни; но, хотя герой и выступает здесь как бодхисаттва, подвиг его, несомненно, достоин возвеличения и помимо особой связи с буддийской этикой, которая в этом отношении не предложила бы ничего выходящего за рамки общечеловеческих ценностей. Встречаются, однако, и притчи специфически буддийского содержания - например «Джатака о зайце» (316), где та же тема беззаветного самоотречения выражена в крайней форме: заяц-бодхисаттва бросается в огонь, чтобы накормить собою голодного путника (версия этой притчи содержится в санскритском сборнике 4 в. - «Гирлянде джатак» Арья-шуры). Ассоциируется с монашеским образом жизни джатака о петухе и кошке (383), предостерегающая от соблазна; иллюстрацию к ней находим на барельефе буддийской «ступы» в Бхархуте. Впрочем, мотив обличения женской порочности, вообще характерный для восточных литератур, тоже не принадлежит исключительно буддизму.

В Джатаках этот мотив широко представлен, на нем строится, в частности, сюжет джатаки 198 - о попугае, которого хозяин оставил дома в свое отсутствие стеречь целомудрие супруги-хозяйки.

Позднее он лег в основу известного санскритского сказочного сборника «Семьдесят рассказов попугая», в средние века перешедшего в персидскую литературу под названием «Тути-намэ» и завоевавшего там необычайную популярность, как завоевал он ее и в версиях на новоиндийских языках в самой Индии. Тот же мотив представлен во многих джатаках, уже выходящих за пределы сказочно-басенного жанра; собрание таких рассказов представляет собой большая «Повесть о Кунале» (536) в последней книге.

Тема, извечно присущая народному творчеству вне связи с буддизмом или какой-либо иной религиозной системой, лежит в основе аллегорической притчи о споре Правды с Кривдой, которая помещена в начале нашего сборника. Эта же тема - уже не в столь отвлеченном воплощении - присутствует во многих повестях различных жанров, входящих в джатаки.

В баснях и сказках о животных, а также в сказках, где наряду с животными действуют люди, заключено определенное социальное содержание, для них характерны элементы сатиры, обличения парящих в обществе пороков и несправедливости, обличения, не всегда неразрывно свя

Предисловие

занного с духовным воспитанием. С сатирическим началом связан, в частности, в джатаках известный фольклорный мотив о благодарных животных и неблагодарном человеке, варьирующийся неоднократно; сопоставление людей с животными в сказках палийской книги говорит обычно не в пользу людей.

Богатый культурно-исторический материал мы находим в повестях этой книги, где животные персонажи отсутствуют и где жизнь древнеиндийского общества изображается без иносказаний. Представители самых различных социальных слоев и профессий фигурируют или упоминаются в джатаках, близких по жанру новелле; в рассказах о разбойниках (они составляют один из циклов в книге, причем дважды в роли разбойника выступает сам бодхисаттва!), бродягах, игроках, гетерах проступают живые черты эпохи - более явственно, чем в ранних памятниках санскритской литературы. Сюжет джатаки 48 - о разбойниках, убивающих друг друга ради овладения сокровищем, - получает распространение в мировой литературе (мы находим его уже у Чосера, в рассказе торговца индульгенциями).

В обличении социальных пороков Джатаки нередко обращают оружие сатиры против представителей высших сословий, царей и брахманов.

Уже в сказках о животных жестокость и коварство царей и их приближенных, лицемерие и корыстолюбие святош изображаются достаточно живо и остро и за животными масками легко угадываются реальные социальные типы. Без масок они выступают в упомянутых джатаках-новеллах.

Сатирическое начало проявляется и в коротких притчах-рассказах о дураках, представляющих жанр, распространенный в фольклоре многих народов (ср. греческие рассказы об абдеритах, немецкие шванки).

Рассказам о дураках противостоят повести и притчи о мудрости и ловкости, о мудрых ответах, остроумном разрешении сложных житейских задач, о мудрых и проницательных судьях, искусных мастерах.

Такова джатака 257 - о мудром царевиче Адасамукхе, разрешающем трудные судебные дела; один из включенных сюда сюжетов повторяется потом в мировой литературе (наиболее известен он по «Венецианскому купцу» Шекспира). Подобные же сюжеты включены в основу больших повестей в последних частях собрания; в предлагаемом издании читатель найдет историю царя Куши (531), в которой получает развитие тема преданной любви и высоких достоинств, скрывающихся за невзрачной внешностью; близкий этому сюжет находят в средневековой тибетской литературе. Цикл рассказов указанного жанра входит и в заключающую наше собрание «Повесть о большом подземном ходе» (546), о которой потом будет сказано подробнее; один из них повторяет сюжет известной притчи о соломоновом суде, определившем истинную мать ребенка

Предисловие

в тяжбе двух женщин; он известен впоследствии в китайской пьесе о меловом круге, использованной уже в XX в. Б. Брехтом.

Не вызывает сомнения фольклорное происхождение этих рассказов.

Это же относится к большим джатакам сказочного содержания, помещенным в последних частях книги (сказочный элемент, впрочем, пронизывает все ее части, вторгаясь нередко и в упомянутые повести новеллистического типа, рисующие социальную жизнь эпохи). Тема женского коварства развивается также в сказках, в которых действуют яккхини - фантастические обитательницы безлюдных морских побережий, в облике прекрасных женщин заманивающие к себе потерпевших кораблекрушение, яркая индийская параллель греческим сиренам. К этим сказкам примыкает цикл повестей о морских приключениях (тема, совершенно чуждая ранней санскритской литературе, почему некоторые исследователи даже предположили здесь заимствование сюжетов извне), обычно они содержат фантастические описания неведомых земель и океанов.

Отдельный цикл в книге составляют джатаки о людоедах; популярен сюжет помещенной в нашем собрании «Джатаки о царе-людоеде» (537), в которой людоед отпускает свою жертву, взяв обещание вернуться, и праведник (верный слову бодхисаттва) возвращается; версии этого сюжета обнаруживаются в санскритской литературе и за пределами Индии - в литературах тибетской и китайской. В «Джатаке о брахманеследопыте и царе-дураке» (432) сам бодхисаттва выступает как сын людоедки-яккхини, но сюжет принадлежит скорее жанру рассказов о мудрецах и умельцах, упомянутому выше.

В больших джатаках последних книг часто действуют всякого рода сверхъестественные существа: наги и супарны - сказочные змеи и птицы-оборотни, яккхи и киннары, подобные гномам и эльфам европейского фольклора, и т. п. Ряд джатак посвящен извечной борьбе змиев-нагов и супарнов, солнечных птиц, - те и другие, обладая даром оборотничества, выступают также в человеческом облике.

Джатаки отражают раннюю буддийскую традицию, в них нет еще признаков махаянской трактовки Будды и понимания земного его облика как «тварного тела» (нирманакаи). Заметную роль в некоторых рассказах играет древнее божество Шакра (на пали: Сакка), в индуистской литературе более известное под именем Индра (не в стиле буддизма, в отличие от христианства, было отрицать существование богов индуистского пантеона, - они просто оказываются не всемогущими, да и мало интересуются жизнью людей). Индра (Сакка) в буддийской литературе фигурирует как почтительный почитатель и слушатель наставлений Будды; в сюжетах джатак он обычно играет благую роль, но иной раз выступает в обличий «искусителя», испытывающего добродетель смертных.

Предисловие

В относительно немногих джатаках дидактический элемент определенно преобладает над повествовательным. Собранием поучительных изречений, пословиц, афоризмов является джатака 512, включающая также краткие иллюстративные рассказы. Но и в этой дидактике даже там, где она имеет явно религиозную направленность, очень мало специфически буддийского. В некоторых обширных джатаках-легендах повествование развертывается вокруг таких изречений или поучительных диалогов. Такова «Джатака о лжеучении и бодхисаттве Нараде» (544).

Наибольшей популярностью пользовался сюжет легенды о Вессантаре, которая составляет содержание джатаки 547, представляющей собой своего рода буддийский дидактический эпос. Здесь мотив испытания героя (напоминающего христианскую легенду об Иове) служит проповеди самоотречения (не ограниченного своею личностью, ибо благочестивый герой жертвует и самим собою, и всем, что ему дорого, в том числе близкими людьми) и добровольного непротивления злу при физической возможности ему воспротивиться. В этой джатаке немирские буддийские ценности действительно доминирует, причем дух ее уже близок махаяне, развившейся позднее, что позволяет предположить относительно позднее происхождение самого текста. Легенда о Вессантаре (Вишвантаре) повторяется в санскритской буддийской литературе в «Гирлянде джатак» Арья-шуры, она известна также в буддийских традициях Бирмы и Тибета, где созданы были ее драматические версии; представления их дожили до нового времени в этих странах.

Но и тема испытания и самопожертвования не принадлежит исключительно буддизму. Сходен с упомянутой джатакой сюжет легенды о праведном царе Шиби, пожертвовавшем ближнему своей плотью (мы упоминали о воплощении той же темы в притче о зайце); существует индуистская версия сказания о царе Шиби, или Ушинаре, трижды варьированная в «Махабхарате», и трудно сказать с уверенностью, является ли изначальной именно буддийская легенда.

Дидактическое содержание, по существу, специфически не связано с буддийским учением и в большой стихотворной «Повести о Видуре», героем которой является один из центральных персонажей «Махабхараты», родич и мудрый советник царя куру. С эпосом перекликаются также две версии известного мифа о Ришьяшринге (523 и 526), первая из которых приводится в нашем собрании; миф этот излагается в «Махабхарате» и «Рамаяне», причем, по мнению исследователей, джатаки отражают более раннюю форму сюжета сравнительно с эпическими текстами. Впалийской книге содержится также одна из самых ранних версий сказания о Раме, лежащего в основе второго великого эпоса древней Индии, - «Джатака о Дашаратхе» (461), текст которой интересен для

Предисловие

изучения происхождения сюжета «Рамаяны». В некоторых джатаках слышны отголоски ранних легенд о Кришне, впоследствии составивших популярнейший эпический цикл в санскритской пураническои литературе.

Итак, литературоведческий анализ джатак убеждает нас, что сюжетная связь повествования с буддийской традицией вовсе не обязательна, представлена лишь в меньшинстве текстов, а нередко и попросту невозможна: что духовного можно усмотреть в «Джатаке о разбойнике и гетере» (419), где рассказано, как гетера перехитрила замыслившего убить ее бандита и сама первой прикончила его? Или в упоминавшейся «Джатаке о леопарде и козе»? А раз это верно, то как осмыслить существование джатак в буддийской традиции - как неизбежную (неважно, приветствуемую или осуждаемую) уступку человеческому, слишком человеческому? Или, в духе французов 18 века, как хитроумие монашества, любыми способами добивающегося популярности и контроля над паствой?

Ответ на этот вопрос станет ясен, если сравнить набор сюжетов палийских джатак с позднейшими авторскими сборниками этого же рода, например, с «Гирляндами джатак» Арья-шуры (имеется русский перевод), Харибхатты и др. В таких авторских обработках все сюжеты неизменно оказываются буддийскими и иллюстрируют различные добродетели, которые развивает в себе бодхисаттва, как то щедрость, нравственность, терпение и др. Однако в этих махаянских сборниках отсутствует палийская пятичленная структура: нет ни «нынешнего сюжета», ни отождествления большинства персонажей истории с современниками Будды, не указываются и обстоятельства, при которых Будда рассказал данную джатаку. Иначе говоря, авторские тексты самодостаточны; воспевая буддийские добродетели в художественно совершенной форме, они приобщают читателя к ценностям традиции через само содержание рассказа. Но всякий рассказ имеет не только с о д е р ж а н и е, хотя именно оно привлекает в первую очередь литературоведа. Рассказ также и в о з д е й с т в у е т на душевное состояние человека, причем эта связь весьма прихотлива и неоднозначна. В определенных обстоятельствах и пошлый анекдот может принести облегчение даже тонкой душе. По-видимому, специфика палийской канонической джатаки (разумеется, с учетом прозаического комментария) как явления буддийской традиции в том и заключается, чтобы, свободно пользуясь любым содержанием, от возвышеннейших историй о духовных героев и вплоть едва ли не до уголовщины, воздействовать на слушателя в желательном для буддийского учения, даже йоги, направлении, а именно уравновесить его психическое состояние, снять напряжение страстей, успокоить, ободрить и вразумить. Ср. в нашем сборнике джатаки «О супружеской любви» (504) или «О чрезмерном горе» (449). Соотнесение прошлого и нынешнего сюже

Предисловие

тов очевидно преследует именно эту цель. В типичных обстоятельствах, когда рассказывается джатака, один из слушателей находится в душевом кризисе: скажем, монах затосковал по своей прежней жене в мирской жизни, или мирянин лишился сына и безутешен, или подвижник пал духом от безрезультатности своих стараний. Его, во-первых, отвлекают от погруженности в тягостные переживания, во-вторых, наглядно показывают, что его случай далеко не уникален, чем в огромной степени облегчают его состояние, и, наконец, дают понять, в полном согласии с духом буддизма, что как то давным-давно прошло, так и это тоже пройдет. А конкретные приемы воздействия годятся любые. Можно сказать так: что же ты теперь сник, ведь раньше ты был молодец! А можно иначе:

не диво, что ты по жене тоскуешь, - даже с великими духом людьми приключалась несчастная любовь. Или еще так: ну стоит ли горевать о твоей маленькой беде - еще и не такие невзгоды терпели иные люди...

Итак, палийские джатаки следует рассматривать не менее чем с двух позиций. Они представляют собою как литературное явление, так и памятник древнебуддийской психотерапии. Если исследование их с первой из названных точек зрения уже принесло богатые плоды, то не меньшего можно ждать и от психологического их рассмотрения. Напрашивается сопоставление их с рассказами и байками гениального психотерапевта Милтона Эриксона, приёмами других мастеров этого искусства.

Завершающая предлагаемое собрание избранных джатак «Повесть о большом подземном ходе» является, по существу, первым в мировом литературе романом, объединяющим различные сюжеты в эпизодах, связанным образом героя а также сложным и разветвленным основным действием; это произведение включает большое число персонажей и чередует бытовые и сказочные истории с эпическим повествованием, отмеченным занимательностью интриги. К романной форме приближает эту джатаку и значительная роль -драматического элемента, развитие действия в диалогах персонажей. Содержание этого самого значительного, да и самого пространного, из составляющих книгу джатак произведений - в некоторых основных чертах оно характерно для книги в целом - нелишне будет рассмотреть несколько подробней.

Героем повести выступает мудрый Махосадха, сын купеческого старейшины (естественно, что он отождествляется с Бодхисаттвой). Представители купеческого и ремесленных цехов нередко появляются на страницах джатак, играя активную роль в повествовании: в этом черта эпохи, когда это «третье сословие» действительно начинает играть все большую роль в социальной жизни государства и выходит на историческую

Предисловие

арену, оспаривая исключительность кастовых привилегии жречества и аристократии. В этом и характерная черта литературы буддийской традиции, поскольку в буддизме находили опору новые общественные силы в борьбе с отжившим брахманистским вероучением, освящавшим эту исключительность.

И в «Повести о большом подземном ходе» скромное происхождение героя - не случайная черта. На всем протяжении повествования он противопоставляется брахманам и другим высокородным персонам, являя свое превосходство над ними. С детских лет он отличается необыкновенными способностями; первые разделы повести представляют собой краткие рассказы в жанре, характерном для джатак, - об искусном разрешении всякого рода трудных и запутанных вопросов и тяжб; сюда входит сюжет притчи о соломоновом суде, как уже было отмечено, и ряд других инкорпорированных сюжетов, в большинстве - явно фольклорного происхождения. Весть о юном мудреце доходит до царя, и героя приближают ко двору. Дальнейшее развитие действия определяется соперничеством «сына простолюдина», как его презрительно именуют придворные, со старыми царскими советниками-брахманами, причем герой неизменно выходит победителем из всех испытаний, посрамляя своим умом и изобретательностью соперников, между тем как снедаемые завистью брахманы, возглавляемые коварным и беспринципным царедворцем Сенакой, безуспешно пытаются погубить его, прибегая к самым подлым уловкам.

В отличие от них Махосадха печется более всего о справедливости и благе государства. В своей деятельности он опирается на покровительство царя Ведехи, который, однако, не всегда оказывается для него надежной опорой. Образ этого царя типичен для джатак и нарисован с замечательной художественной достоверностью. Недалекий и безвольный, избалованный властью, подозрительный и взбалмошный, он выглядит совершенным ничтожеством в сравнении с сыном простолюдина; без него он со всеми своими министрами слаб и беспомощен. Махосадха выручает его во всех невзгодах и фактически управляет государством. (Заметим, что характер царя повторяется в основных чертах в джатаке иного жанра - ее мы упоминали выше - под животной маской льва, он же переходит потом в обрамляющую повесть «Панчатантры»

под именем Пингалаки.) Другой тип монарха представляет собой образ претендующего на мировое господство могущественного завоевателя Брахмадатты Чулани, индийского Пикрохоля, - совет Кеватты в палийской повести действительно напоминает известную сцену в созданном много веков спустя в иной культуре романе Рабле. И этот образ, как и образ советника Кеватты, отмечен авторской иронией, явно сказывающейся в грубоватом юмо

Предисловии

ре сценки с попугаем, подслушивающим тайные замыслы будущих завоевателей. Преградой честолюбивым планам Брахмадатты опять-таки становится мудрость простолюдина Махосадхи.

В борьбе с царем Брахмадаттой и брахманом Кеваттой, жестокими и коварными противниками, Махосадха одерживает не одну победу, несмотря на явное неравенство сил. Борьба длится упорно и непримиримо до окончательного поражения царя панчалов. В описании осады Митхилы и дальнейшей войны с Брахмадаттой, как и в повести в целом, реальное перемежается фантастическим, н о очевидно, что в какой-то мере здесь запечатлелась и действительная практика внешней и внутренней политики древнеиндийских государств с характерной для них развитой системой секретных служб и шпионажа, теоретическую разработку которой мы находим в известной «Артхашастре» и других санскритских трактатах, посвященных политической науке (ср. также художественное отражение этой практики в классической драме «Перстень Ракшасы» Вишакхадатты, русский перевод которой читатель найдет в книге «Классическая драма древней Индии», изданной в 1984 г.).

Но не только в суде и на войне, в искусстве разведки и дипломатии проявляется необыкновенная мудрость Махосадхи. «Повесть о большом подземном ходе» воспевает созидательную деятельность человека, ее герой - великий строитель. Воздвижение прекрасного дворца создает ему славу, которая приводит его ко двору царя. Он укрепляет Митхилу, строит новый город на берегу Ганги; к этому побуждают его военные цели, но знаменательно, что главными помощниками его в борьбе с могущественным врагом становятся умелые мастера, плотники, строители, сопровождающие его в походе. Здесь напрашивается любопытная параллель с другой большой джатакой, помещенной в нашем сборнике, - «Джатакой о влюбленном царе», упоминавшейся выше. Там царственный герой в скромном обличье тщетно прибегает к своему мастерству в различных ремеслах, чтобы завоевать расположение кичливой возлюбленной; царевна признает его достоинства только после военной победы.

Победу же Махосадхе над царем панчалов дает сооружение великолепного подземного чертога, которое и венчает деяния героя и дает название повести. В гиперболическом описании «большого подземного хода»

звучит восхищение творческим гением человека-созидателя, чудесами, творимыми умелыми руками; здесь в древнем тексте запечатлена мечта о будущих технических свершениях и изобретениях человеческого ума.

Выше мы упоминали о входящем в книгу джатак цикле рассказов на популярный в восточных литературах и особенно характерный для буддийской традиции мотив изобличения женской порочности и женского коварства. В самой «Повести о большом подземном ходе» в начальной

Предисловие

части эту тему представляет вставная история Голакалы, а в завершающей части основного повествования против героя плетет интригу царица Нанда со своими придворными дамами. Но в то же время самыми верными и надежными друзьями Махосадхи оказываются мудрые и благородные женщины, изображаемые в повести чрезвычайно привлекательно: царица Митхилы, явно превосходящая умом своего супруга, - она благодарна герою, спасшему ее жизнь и честь; Амарадеви, жена героя, не уступающая ему в мудрости и изобретательности; в последней части повести - мудрая отшельница Бхери (сцена ее немой «беседы» с Махосадхой напоминает эпизод из того же знаменитого романа Рабле - диспут Панурга и ученого англичанина, - правда, в джатаке в этом описании отсутствует сатирическое начало). В этом признании внутренних достоинств женщины и права ее на уважение - тоже черта нового мировоззрения общества, постепенно освобождающегося от предрассудков порабощающей женщину морали патриархата.

«Повесть о большом подземном ходе» выделяется, как мы отмечали, во всей книге джатак значительностью своего художественного и культурно-исторического содержания. Параллели ее сюжетам находят в персидской литературе, в повестях о Хийкаре, в арабских сказках «Тысячи и одной ночи». По-видимому, она пользовалась особенной популярностью, и с достаточным основанием известный австрийский индолог и литературовед М. Винтерниц (1863-1937) называет ее «народной книгой».

В целом джатаки палийской книги написаны безыскусной прозой, стиль которой отмечен простотой и выразительностью, и стихами, большей частью довольно незамысловатыми, а нередко даже тяжеловесными; выше мы упоминали о различном происхождении стихов и прозы в дошедшем тексте памятника, не всегда между собой гармонирующих.

Особенно в первых частях книги стихи назидательного содержания обычно суховаты и художественно непритязательны. В последних частях, в произведениях больших жанров, язык художественного описания несколько усложняется, обогащается арсенал выразительных средств.

Более ярки и метрически разработаны стихи в больших джатаках-поэмах; знатоки отмечают родство некоторых описаний в «Повести о Вессантаре» с поэтическим стилем «Рамаяны».

Уже более ста лет тому назад Джатаки привлекли к себе внимание западных исследователей как один из ранних памятников повествовательной литературы, занимающий заметное место в истории мировой культуры. Особое внимание уделялось вопросу о происхождении «бродячих сюжетов», встречающихся в «Джатаках», проблеме приоритета

Предисловие

греческих или индийских версий сюжетов, общих для басен Эзопа и палийского памятника, и т. п. Сходство сюжетов, однако, не всегда объясняется заимствованием, и странствование их - процесс сложный, требующий тщательного изучения. В Джатаках, помимо «бродячих сюжетов», представляет интерес выявление некоторых сюжетных архетипов, последующее воплощение которых в мировой литературе с заимствованием явно не связано. Так, помещенная в нашем сборнике «Джатака о странствии по адам» (541) предвосхищает сюжет Дантовой «Божественной комедии», рассказ о Тикхинамантине в конце «Повести о большом подземном ходе» воспроизводит экспозицию сюжета о Гамлете. Сюжеты Джатак пока не изучены в полной мере, и обстоятельное литературоведческое исследование этого памятника еще впереди.

Уже в 1929 г. виднейший российский востоковед и культуролог С. Ф. Ольденбург обратил внимание на исключительную ценность содержащихся в тексте Джатак исторических данных; с того времени материал палииского памятника все более широко используется в работах по истории древней Индии. Из Джатак, как мы указывали, можно почерпнуть много сведений о социальной жизни тогдашней Индии. Так, мы узнаём о разложении древней системы варн; высокое происхождение уже не обеспечивает безбедное существование для представителей двух высших варн - брахманов (жречества) и кшатриев (воинской аристократии), из джатаки 495 читатель узнает о брахманах лекарях, слугах, возницах, ремесленниках, охотниках и т.

Д., в джатаке 531 кшатрий (правда, это влюбленный царь) занимается ремеслом горшечника, садовника, повара. С другой стороны, эти тексты свидетельствуют о возвышении роли третьего сословия, о чем мы уже говорили. Мы узнаём из Джатак многое о материальной культуре эпохи, о ремеслах, о градостроительстве, о развитии торговли и торговых путях, о различных формах земельной собственности, об общинной собственности на землю и жизни деревенской общины, о формах наемного и рабского труда, о положении рабов и т. д. Но и в области исторического содержания данные «Джатак»

еще не исчерпаны исследователями.

На русский язык впервые отдельные джатаки из палииского канона были переведены в 70-х гг. позапрошлого века создателем отечественной индологической школы И. П. Минаевым (1840-1890), одним из тех первых исследователей языка и литературы пали, которые положили начало систематическому их изучению. В 1895 г. С. Ф. Ольденбург опубликовал рецензию на предпринятый тогда первый полный перевод Джатак на английский язык. После этого палийские джатаки долгое время не привлекали внимания российского востоковедения. Только в 1964 г. в сборнике «Повести, сказки, притчи древней Индии» были

Предисловие

в переводе В. В. Вертоградовой опубликованы переводы на русский язык двадцати повестей из первых трех книг «Джатак^. Принадлежащие тому же автору переводы еще десяти джатак помещены были в книге «Поэзия и проза древнего Востока», вышедшей в 1973 г. в составе «Библиотеки всемирной литературы». В 1979 г. Б. А. Захарьин опубликовал сборник «Джатаки», включающий переводы избранных текстов из первой книги палийского собрания. Наконец, в 1989 году были изданы «Повести о мудрости истинной и мнимой», куда вошли переводы более 50 джатак, выполненные Б. А. Захарьиным, А. В. Парибком и В. Г. Эрманом.

Настоящее издание воспроизводит, местами с небольшой правкой, тексты, вошедшие в последнюю из названных книг. В него не включены переводы Б. А. Захарьина, отличающиеся как жанром (исключительно рассказы о животных и бытовые новеллы), так и авторской манерой.

Произведения в сборнике расположены в основном согласно их порядку в палийском своде Джатак, за исключением вынесенной в начало «Джатаки о споре Правды с Кривдой». Она служит своего рода эпиграфом ко всей книге. У «Джатаки о нерадивом царе» (520) опущено весьма краткое обрамление. Названия джатак во всех случаях не подлинные, но предложены переводчиками. Мы решились на эту вольность, идя навстречу привычкам русского читателя. Палийские же названия всегда формальны и с литературной точки зрения случайны; чаще всего они даются по имени главного человеческого персонажа, либо по названию вида существ, одним из которых был бодхисаттва в данной джатаке. Так, мы встречаем названия «Куша-джатака» (в данной книге - «Джатака о влюбленном царе»), «Ними-джатака» («Джатака о странствии по адам»), «Джатака о куропатке» и т. д. В сущности, это даже не названия текстов, а простое указание на то, кем (это выражено первым компонентом заглавия, например царем по имени Куша) родился (поскольку по исходному значению слово джатака переводится «связанное с рождением») бодхисаттва в одной из прошлых жизней. Стало быть, как произведения словесности палийские джатаки были безымянны.

Стихотворный текст, функционально не обусловленный художественной структурой повествования, местами переведен ритмической прозой. Все переводы выполнены по остающемуся каноническим изданию В. Фаусбёля, опубликованному в Лондоне в 1877-1897 гг. По этому же изданию указаны и порядковые номера джатак, именно ими обычно пользуются при ссылках на джатаки в литературоведческих и буддологических трудах.

–  –  –

ДЖАТАКИ

ДЖАТАКА О СПОРЕ ПРАВДЫ С КРИВДОЙ (457) «Заслуги и почёт лишь я дарую...» - это Учитель произнес в роще

Джеты по поводу Девадатты, когда тот провалился сквозь землю. Однажды в зале для слушания дхармы " монахи завели такой разговор:

«Девадатта встал Татхагате поперек дороги, почтенные, потому он и провалился сквозь землю». Учитель пришел и спросил: «О чем вы сейчас беседуете, монахи?» Монахи объяснили. «Это теперь, о монахи, он замахнулся на колесо моей победоносной проповеди и потому провалился сквозь землю, в прошлом же он замахнулся на колесо в колеснице Правды - и тоже провалился сквозь землю, тотчас оказался в страшном аду Нёзыби», - произнес Учитель и рассказал о былом.

Похожие работы:

«На правах Шамсутдинов Шамиль Абдуллович МЕТОДИКА ФИЗИЧЕСКОЙ ПОДГОТОВКИ ДОПРИЗЫВНОЙ МОЛОДЕЖИ В УСЛОВИЯХ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНОЙ ШКОЛЫ 13.00.04 теория и методика физического воспитания, спортивной тренировки, оздоровительной и адаптивной физической культуры АВТОРЕФЕРАТ л^ Работа выполнена на кафедре управления физической культурой Федерального государственного образовательногх) учреждения высшего профессионального образования «Уральский государственный университет физической культуры» Научный...»

«Тематический мониторинг российских СМИ Московский дом национальностей 23 ноября 2015 Содержание выпуска: Московский дом национальностей Министерство иностранных дел республики Казахстан, 21.11.2015 В Москве состоялась встреча представителей национально-культурных автономий казахов в России 20 ноября 2015 г. в Московском доме национальностей состоялась встреча представителей национально-культурных автономий казахов в России. Во встрече, организованной Посольством Республики Казахстан в...»

«Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова Высшая школа перевода II Международный научнопрактический форум «Языки. Культуры. Перевод» 1 – 9 июля 2014г. Материалы Издательство Московского университета УДК 81; 001.32; 81:005.74 ББК 81.2; II Международный научно-практический форум «Языки. Культуры. Перевод». 0 – 09 июль 2014 г. материлы: электронное издание. М.: Издательство Московского университета, 2014. – 292 c. ISBN 978-5-9-01-0960В сборник включены материалы докладов,...»

«Министерство образования и культуры Тульской области Департамент культуры Тульской области Государственное учреждение культуры «Тульская областная универсальная научная библиотека» ТУЛЬСКИЙ БИБЛИОГИД Библиографический указатель местных изданий Выпуск 9 Т УЛА 2011 ББК 91.9:76 (2Р-4Тул) Т82 Тульский библиогид [Электронный ресурс] : библиографический указатель местных изданий. Вып. 9 / сост.: А. А. Маринушкина, М. В. Шуманская; отв. ред. Ю. Е. Богомолова; отв. за вып. Л. И. Королева;...»

«Культура и текст №2, 201 http://www.ct.uni-altai.ru/ Blum-Kulka, S. Learning to say what you mean in a second language: A study of the speech act performance of learners of Hebrew as a second language // Applied Linguistics, 3(1), 1982. – P. 29-59. Clark, H.H. Using language. – Cambridge, 1996. Fox, K. Watching the English. The Hidden Rules of English Behaviour. – L.: Hodder & Stoughton, 2005. Green, G.M. How to get people to do things with words // Syntax and semantics. – N.Y., 1975. Vol.3:...»

«РУССКИЙ ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА В ПРОСТРАНСТВЕ МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ г. Гранада, Испания, 13–20 сентября 2015 года МАТЕРИАЛЫ XIII КОНГРЕССА МАПРЯЛ В 15 томах Том 9 НАПРАВЛЕНИЕ Русский язык в межкультурной коммуникации Санкт-Петербург УДК (063) ББК 81.2Рус Р89 ЗАТРАТЫ НА РЕАЛИЗАЦИЮ ПРОЕКТА ЧАСТИЧНО ПОКРЫТЫ ЗА СЧЕТ СРЕДСТВ, ПРЕДОСТАВЛЕННЫХ ФОНДОМ «РУССКИЙ МИР» Рецензенты Л. А. Вербицкая, Р. Беленчикова, Р. Гусман Тирадо, Д. Ю. Дэвидсон, Лю Лиминь, А. Мустайоки, Ю. Е. Прохоров, Т....»

«РУССКИЙ ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА В ПРОСТРАНСТВЕ МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ г. Гранада, Испания, 13–20 сентября 2015 года МАТЕРИАЛЫ XIII КОНГРЕССА МАПРЯЛ В 15 томах Том 13 НАПРАВЛЕНИЕ 12 Русский язык в интернет-пространстве Санкт-Петербург УДК (063) ББК 81.2Рус Р89 ЗАТРАТЫ НА РЕАЛИЗАЦИЮ ПРОЕКТА ЧАСТИЧНО ПОКРЫТЫ ЗА СЧЕТ СРЕДСТВ, ПРЕДОСТАВЛЕННЫХ ФОНДОМ «РУССКИЙ МИР» Рецензенты Л. А. Вербицкая, Р. Беленчикова, Р. Гусман Тирадо, Д. Ю. Дэвидсон, Лю Лиминь, А. Мустайоки, Ю. Е. Прохоров, Т....»

«МИНИСТЕРСТВО МОЛОДЕЖИ И СПОРТА РЕСПУБЛИКИ МОЛДОВА ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ФИЗИЧЕСКОГО ВОСПИТАНИЯ И СПОРТА СТРАТЕГИЯ РАЗВИТИЯ ФИЗИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ И СПОРТА В РЕСПУБЛИКЕ МОЛДОВА НА ПЕРИОД 2013-2020 ГГ. КИШИНЭУ, 2012 Под редакцией Манолаки В. Г., доктор хабилитат педагогических наук, профессор, мастер спорта, заслуженный тренер Республики Молдова СОДЕРЖАНИЕ ВВЕДЕНИЕ..6 1. СТРАТЕГИЯ РАЗВИТИЯ ФИЗИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ И СПОРТА В РЕСПУБЛИКЕ МОЛДОВА (В. Г. Манолаки, В. Дорган, М. Быргэу, Н. Амброси, А....»

« теоретического синтеза концепции социального партнерства как эволюции идей солидарности, согласия, «общественного договора». Приводится систематизация современных интерпретаций этого феномена. Впервые проводится социологический анализ интегративности социального партнерства: особенностей его структуры и функций как социального действия, как...»

«Рональд Инглхарт, фонд Кристиан Вельцель либеральная Модернизация, миссия культурные изменения библиотека и демократия фонда либеральная миссия Ronald Inglehart, Christian Welzel Modernization, Cultural Change, and Democracy The Human Development Sequence Cambridge University Press New York Рональд Инглхарт, Кристиан Вельцель Модернизация, культурные изменения и демократия Последовательность человеческого развития фонд либеральная миссия новое издательство УДК 316.75 ББК 71.4(2) И59 Серия...»

«РАЗДЕЛ 1. Исходные данные и конечный результат освоения дисциплины 1.1 Цели и задачи дисциплины, ее место в учебном процессе 1.1.1 Основной целью изучения дисциплины «Культурология» является формирование у будущих бакалавров и специалистов знаний базовых, ключевых понятий, составляющих теоретическую основу для понимания проблематики культуры, принципов развития культурологических учений, существа основных проблем современной культурологии.Основными задачами дисциплины являются: выяснить...»

«Обязательный экземпляр документов Архангельской области. Новые поступления сентябрь 2015 год Естественные науки Техника Сельское и лесное хозяйство Здравоохранение. Медицинские науки. Физкультура и спорт Общественные науки. Социология. Статистика Исторические науки Экономика Политические науки. Юридические науки. Государство и право Политические науки. Юридические науки Сборники законодательных актов региональных органов власти и управления Образование Искусство Филологические науки...»

«СОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ НОРМ, РЕГЛАМЕНТИРУЮЩИХ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПО РЕСТАВРАЦИИ ОБЪЕКТОВ КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ Половцев Игорь Николаевич заместитель генерального директора ООО «Архитектурная мастерская Сахновского», РФ, Санкт-Петербург E-mail: [email protected] IMPROVEMENT OF THE NORMS REGULATING ACTIVITIES FOR RESTORATION OF OBJECTS OF CULTURAL HERITAGE Igor Polovtsev Architectural bureau of Sakhnovsky LTD, deputy CEO, Russia, Saint-Petersburg АННОТАЦИЯ Статья посвящена анализу реставрационных правил как...»

« этноконфессиональные и социокультурные проблемы в контексте глобализации ПАМЯТИ А.М. ПЕТРОВА Москва ИВ РАН УДК 316.7 ББК 60.55(5) С 83 РЕЦЕНЗЕНТЫ д.и.н. В.А. Тюрин; д.и.н. А.М. Хазанов Ответственные редакторы и редакторы-составители к.и.н. О.П. Бибикова, к.э.н. Н.Н. Цветкова На 1 стр. бложки помещена каллиграфия Хассана Мас"уди, сделанная в 1983 г....»

«КОНТРОЛЬНО-СЧЕТНАЯ ПАЛАТА ИРКУТСКОЙ ОБЛАСТИ ОТЧЕТ №08/12 по результатам совместного контрольного мероприятия «Проверка выплаты заработной платы с начислениями на нее работникам учреждений культуры за 2014 год и истекший период 2015 года» 15.05.2015 г. г.Иркутск Рассмотрен на коллегии КСП области 15.05.2015 и утвержден распоряжением председателя КСП области от 15.05.2015 №49-р. Цель контрольного мероприятия: Проверка выплаты заработной платы с начислениями на нее работников муниципальных...»