Ты чей, нарзан? Объясняем все непонятные слова из баттла оксимирона и гнойного



Был воскресный вечер. Все было чисто и умыто. Даже Машук, поросший кустами и рощицами, казалось, был тщательно расчесан и струил запах горного вежеталя.

Белые штаны самого разнообразного свойства мелькали по игрушечному перрону: штаны из рогожки, чертовой кожи, коломянки, парусины и нежной фланели. Здесь ходили в сандалиях и рубашечках «апаш». Концессионеры в тяжелых грязных сапожищах, тяжелых пыльных брюках, горячих жилетах и раскаленных пиджаках чувствовали себя чужими. Среди всего многообразия веселеньких ситчиков, которыми щеголяли курортные девицы, самым светлейшим и самым элегантным был костюм начальницы станции. На удивление всем приезжим, начальником станции была женщина. Рыжие кудри вырывались из-под красной фуражки с двумя серебряными галунами на околыше. Она носила белый форменный китель и белую юбку.

Налюбовавшись начальницей, прочитав свеженаклеенную афишу о гастролях в Пятигорске театра Колумба и выпив два пятикопеечных стакана нарзану, путешественники проникли в город на трамвае линии «Вокзал - Цветник». За вход в «Цветник» с них взяли десять копеек.

В «Цветнике» было много музыки, много веселых людей и очень мало цветов. В белой раковине симфонический оркестр исполнял «Пляску комаров». В Лермонтовской галерее продавали нарзан. Нарзаном торговали в киосках и вразнос.

Никому не было дела до двух грязных искателей бриллиантов.

Эх, Киса, - сказал Остап, - мы чужие на этом празднике жизни. Первую ночь на курорте концессионеры провели у нарзанного источника.

Только здесь, в Пятигорске, когда театр Колумба ставил третий раз перед изумленными горожанами свою «Женитьбу», компаньоны поняли всю трудность погони за сокровищами. Проникнуть в театр, как они предполагали, было невозможно. За кулисами ночевали Галкин, Палкин, Малкин, Чалкин и Залкинд, марочная диета которых не позволяла им жить в гостинице. Так проходили дни, и друзья выбивались из сил, ночуя у места дуэли Лермонтова и прокармливаясь переноской багажа туристов-середнячков.

На шестой день Остапу удалось свести знакомство с монтером Мечниковым, заведующим гидропрессом. К этому времени Мечников, из-за отсутствия денег каждодневно похмелявшийся нарзаном из источника, пришел в ужасное состояние и, по наблюдению Остапа, продавал на рынке кое-какие предметы из театрального реквизита. Окончательная договоренность была достигнута на утреннем возлиянии у источника. Монтер Мечников называл Остапа дусей и соглашался.

Можно, - говорил он, - это всегда можно, дуся. С нашим удовольствием, дуся. Остап сразу же понял, что монтер великий дока.

Договаривающиеся стороны заглядывали друг другу в глаза, обнимались, хлопали друг друга по спине и вежливо смеялись.

Ну! - сказал Остап. - За все дело десятку!

Дуся! - удивился монтер. - Вы меня озлобляете. Я человек, измученный нарзаном.

Сколько же вы хотели?

Положите полста. Ведь имущество-то казенное. Я человек измученный.

Хорошо! Берите двадцать! Согласны? Ну, по глазам вижу, что согласны.

Согласие есть продукт при полном непротивлении сторон.

Хорошо излагает, собака, - шепнул Остап на ухо Ипполиту Матвеевичу. - Учитесь.

Когда же вы стулья принесете?

Стулья против денег.

Это можно, - сказал Остап, не думая.

Деньги вперед, - заявил монтер, - утром деньги - вечером стулья, или вечером деньги, а на другой день утром - стулья.

А может быть, сегодня стулья, а завтра деньги? - пытал Остап.

Я же, дуся, человек измученный. Такие условия душа не принимает!

Но ведь я, - сказал Остап, - только завтра получу деньги по телеграфу.

Тогда и разговаривать будем, - заключил упрямый монтер, - а пока, дуся, счастливо оставаться у источника. А я пошел. У меня с прессом работы много. Симбиевич за глотку берет. Сил не хватает. А одним нарзаном разве проживешь?

И Мечников, великолепно освещенный солнцем, удалился. Остап строго посмотрел на Ипполита Матвеевича.

Время, - сказал он, - которое мы имеем, - это деньги, которых мы не имеем. Киса, мы должны делать карьеру. Сто пятьдесят тысяч рублей и ноль ноль копеек лежат перед нами. Нужно только двадцать рублей, чтобы сокровище стало нашим. Тут не надо брезговать никакими средствами. Пан или пропал. Я выбираю пана, хотя он и явный поляк.

Остап задумчиво обошел кругом Ипполита Матвеевича.

Снимите пиджак, предводитель, поживее, - сказал он неожиданно.

Остап принял из рук удивленного Ипполита Матвеевича пиджак, бросил его наземь и принялся топтать пыльными штиблетами.

Что вы делаете? - завопил Воробьянинов. - Этот пиджак я ношу уже пятнадцать лет, и он все как новый!

Не волнуйтесь! Он скоро не будет как новый! Дайте шляпу! Теперь посыпьте брюки пылью и оросите их нарзаном. Живо!

Ипполит Матвеевич через несколько минут стал грязным до отвращения.

Теперь вы дозрели и приобрели полную возможность зарабатывать деньги честным трудом.

Что же я должен делать? - слезливо спросил Воробьянинов.

Французский язык знаете, надеюсь?

Очень плохо. В пределах гимназического курса.

Гм... Придется орудовать в этих пределах. Сможете ли вы сказать по-французски следующую фразу: «Господа, я не ел шесть дней»?

Мосье, - начал Ипполит Матвеевич, запинаясь, - мосье, гм, гм... же не, что ли, же не манж па... шесть, как оно, ен, де, труа, катр, сенк, сис... сис... жур. Значит - же не манж па сис жур!

Ну и произношение у вас, Киса! Впрочем, что от нищего требовать. Конечно, нищий в европейской России говорит по-французски хуже, чем Мильеран. Ну, Кисуля, а в каких пределах вы знаете немецкий язык?

Зачем мне это все? - воскликнул Ипполит Матвеевич.

Затем, - сказал Остап веско, - что вы сейчас пойдете к «Цветнику», станете в тени и будете на французском, немецком и русском языках просить подаяние, упирая на то, что вы бывший член Государственной думы от кадетской фракции. Весь чистый сбор поступит монтеру Мечникову. Поняли?

Ипполит Матвеевич мигом преобразился. Грудь его выгнулась, как Дворцовый мост в Ленинграде, глаза метнули огонь, и из ноздрей, как показалось Остапу, повалил густой дым. Усы медленно стали приподниматься.

Ай-яй-яй, - сказал великий комбинатор, ничуть не испугавшись. - Посмотрите на него. Не человек, а какой-то конек-горбунок.

Никогда, - принялся вдруг чревовещать Ипполит Матвеевич, - никогда Воробьянинов не протягивал руку...

Так протянете ноги, старый дуралей! - закричал Остап. - Вы не протягивали руки?

Не протягивал.

Как вам понравится этот альфонсизм? Три месяца живет на мой счет! Три месяца я кормлю его, пою и воспитываю, и этот альфонс становится теперь в третью позицию и заявляет, что он... Ну! Довольно, товарищ! Одно из двух: или вы сейчас же отправитесь к «Цветнику» и приносите к вечеру десять рублей, или я вас автоматически исключаю из числа пайщиков-концессионеров. Считаю до пяти. Да или нет? Раз...

Да, - пробормотал предводитель.

В таком случае повторите заклинание.

Месье, же не манж па сис жур. Гебен мир зи битте этвас копек ауф дем штюк брод. Подайте что-нибудь бывшему депутату Государственной думы.

Еще раз. Жалостнее. Ипполит Матвеевич повторил.

Ну, хорошо. У вас талант к нищенству заложен с детства. Идите. Свидание у источника в полночь. Это, имейте в виду, не для романтики, а просто вечером больше подают.

А вы, - спросил Ипполит Матвеевич, - куда пойдете?

Обо мне не беспокойтесь. Я действую, как всегда, в самом трудном месте. Друзья разошлись.

Остап сбегал в писчебумажную лавчонку, купил там на последний гривенник квитанционную книжку и около часу сидел на каменной тумбе, перенумеровывая квитанции и расписываясь на каждой из них.

Прежде всего - система, - бормотал он, - каждая общественная копейка должна быть учтена. Великий комбинатор двинулся стрелковым шагом по горной дороге, ведущей вокруг Машука к месту дуэли Лермонтова с Мартыновым. Мимо санаториев и домов отдыха, обгоняемый автобусами и пароконными экипажами, Остап вышел к Провалу.

Небольшая, высеченная в скале галерея вела в конусообразный (конусом кверху) провал. Галерея кончалась балкончиком, стоя на котором можно было увидеть на дне провала небольшую лужицу малахитовой зловонной жидкости. Этот Провал считается достопримечательностью Пятигорска, и поэтому за день его посещает немалое число экскурсий и туристов-одиночек.

Остап сразу же выяснил, что Провал для человека, лишенного предрассудков, может явиться доходной статьей.

«Удивительное дело, - размышлял Остап, - как город не догадался до сих пор брать гривенники за вход в Провал. Это, кажется, единственное, куда пятигорцы пускают туристов без денег. Я уничтожу это позорное пятно на репутации города, я исправлю досадное упущение».

И Остап поступил так, как подсказывали ему разум, здоровый инстинкт и создавшаяся ситуация.

Он остановился у входа в Провал и, трепля в руках квитанционную книжку, время от времени вскрикивал:

Приобретайте билеты, граждане. Десять копеек! Дети и красноармейцы бесплатно! Студентам - пять копеек! Не членам профсоюза - тридцать копеек.

Остап бил наверняка. Пятигорцы в Провал не ходили, а с советского туриста содрать десять копеек за вход «куда-то» не представляло ни малейшего труда. Часам к пяти набралось уже рублей шесть. Помогли не члены союза, которых в Пятигорске было множество. Все доверчиво отдавали свои гривенники, и один румяный турист, завидя Остапа, сказал жене торжествующе:

Видишь, Танюша, что я тебе вчера говорил? А ты говорила, что за вход в Провал платить не нужно. Не может этого быть! Правда, товарищ?

Совершеннейшая правда, - подтвердил Остап, - этого быть не может, чтоб не брать за вход. Членам союза - десять копеек. Дети и красноармейцы бесплатно. Студентам - пять копеек и не членам профсоюза - тридцать копеек.

Перед вечером к Провалу подъехала на двух линейках экскурсия харьковских милиционеров. Остап испугался и хотел было притвориться невинным туристом, но милиционеры так робко столпились вокруг великого комбинатора, что пути к отступлению не было. Поэтому Остап закричал довольно твердым голосом:

Членам союза - десять копеек, но так как представители милиции могут быть приравнены к студентам и детям, то с них по пять копеек.

Милиционеры заплатили, деликатно осведомившись, с какой целью взимаются пятаки.

С целью капитального ремонта Провала, - дерзко ответил Остап, - чтоб не слишком проваливался.

В то время как великий комбинатор ловко торговал видом на малахитовую лужу, Ипполит Матвеевич, сгорбясь и погрязая в стыде, стоял под акацией и, не глядя на гуляющих, жевал три врученные ему фразы:

- Месье, же не манж... Гебен зи мир битте... Подайте что-нибудь депутату Государственной думы... Подавали не то чтоб мало, но как-то невесело. Однако, играя на чисто парижском произношении слова «манж» и волнуя души бедственным положением бывшего члена Госдумы, удалось нахватать медяков рубля на три.

Под ногами гуляющих трещал гравий. Оркестр с небольшими перерывами исполнял Штрауса, Брамса и Грига. Светлая толпа, лепеча, катилась мимо старого предводителя и возвращалась вспять. Тень Лермонтова незримо витала над гражданами, вкушавшими на веранде буфета мацони. Пахло одеколоном и нарзанными газами.

Подайте бывшему члену Государственной думы! - бормотал предводитель.

Скажите, вы в самом деле были членом Государственной думы? - раздалось над ухом Ипполита Матвеевича. - И вы действительно ходили на заседания? Ах! Ах! Высокий класс!

Ипполит Матвеевич поднял лицо и обмер. Перед ним прыгал, как воробушек, толстенький Авессалом Владимирович Изнуренков. Он сменил коричневатый лодзинский костюм на белый пиджак и серые панталоны с игривой искоркой. Он был необычайно оживлен и иной раз подскакивал вершков на пять от земли. Ипполита Матвеевича Изнуренков не узнал и продолжал засыпать его вопросами:

Скажите, вы в самом деле видели Родзянко? Пуришкевич в самом деле был лысый? Ах! Ах! Какая тема! Высокий класс!

Продолжая вертеться, Изнуренков сунул растерявшемуся предводителю три рубля и убежал. Но долго еще в «Цветнике» мелькали его толстенькие ляжки и чуть ли не с деревьев сыпалось:

Ах! Ах! Не пой, красавица, при мне ты песни Грузии печальной! Ах! Ах! Напоминают мне оне иную жизнь и берег дальний!.. Ах! Ах! А по утру она вновь улыбалась!.. Высокий класс!..

Ипполит Матвеевич продолжал стоять, обратив глаза к земле. И напрасно так стоял он. Он не видел многого.

В чудном мраке пятигорской ночи по аллеям парка гуляла Эллочка Щукина, волоча за собой покорного, примирившегося с нею Эрнеста Павловича. Поездка на Кислые воды была последним аккордом в тяжелой борьбе с дочкой Вандербильда. Гордая американка недавно с развлекательной целью выехала в собственной яхте на Сандвичевы острова.

Хо-хо! - раздавалось в ночной тиши. - Знаменито, Эрнестуля! Кр-р-расота!

В буфете, освещенном многими лампами, сидел голубой воришка Альхен со своей супругой Сашхен. Щеки ее по-прежнему были украшены николаевскими полубакенбардами. Альхен застенчиво ел шашлык по-карски, запивая его кахетинским № 2, а Сашхен, поглаживая бакенбарды, ждала заказанной осетрины.

После ликвидации второго дома Собеса (было продано все, включая даже туальденоровый колпак повара и лозунг: «Тщательно прожевывая пищу, ты помогаешь обществу») Альхен решил отдохнуть и поразвлечься. Сама судьба хранила этого сытого жулика. Он собирался в этот день поехать в Провал, но не успел. Это спасло его. Остап выдоил бы из робкого завхоза никак не меньше тридцати рублей.

Ипполит Матвеевич побрел к источнику только тогда, когда музыканты складывали свои пюпитры, праздничная публика расходилась и только влюбленные парочки усиленно дышали в тощих аллейках «Цветника».

Сколько насбирали? - спросил Остап, когда согбенная фигура предводителя появилась у источника.

Семь рублей двадцать девять копеек. Три рубля бумажкой. Остальные - медь и немного серебра.

Для первой гастроли дивно! Ставка ответственного работника! Вы меня умиляете, Киса! Но какой дурак дал вам три рубля, хотел бы я знать? Может быть, вы сдачи давали?

Изнуренков дал.

Да не может быть! Авессалом? Ишь ты - шарик! Куда закатился! Вы с ним говорили? Ах, он вас не узнал!..

Расспрашивал о Государственной думе! Смеялся!

Вот видите, предводитель, нищим быть не так-то уж плохо, особенно при умеренном образовании и слабой постановке голоса!.. А вы еще кобенились, лорда хранителя печати ломали! Ну, Кисочка, и я провел время не даром. Пятнадцать рублей, как одна копейка. Итого - хватит!

На другое утро монтер получил деньги и вечером притащил два стула. Третий стул, по его словам, взять было никак невозможно. На нем звуковое оформление играло в карты.

Для большей безопасности вскрытия друзья забрались почти на самую вершину Машука.

Внизу прочными недвижимыми огнями светился Пятигорск. Пониже Пятигорска плохонькие огоньки обозначали станицу Горячеводскую. На горизонте двумя параллельными пунктирными линиями высовывался из-за горы Кисловодск.

Остап глянул в звездное небо и вынул из кармана известные уже плоскогубцы.

Для тех, кто хочет понимать шутки, не тратя лишнего времени.

В закладки

Вы бюджетная версия Версуса, ты забавный косплей на меня.

Ждём заставку, где Чейни на Лексусе едет к бару 1702.

Оксимирон

Гнойный: Ты не разбираешься в баттлах, у тебя в четыре раза меньше опыта: если бы твои строки произносил кто-то другой, они бы не стоили ничего. Да и сейчас в твоих треках и раундах много несостыковок (раньше ты критиковал Гуфа, а потом начал хвалить). Баттл-рэп умер, ты ему не отец, и я хочу быть автоматом, который убьёт этот жанр.

Такой ***** [фигни] у него в тексте навалом, ведь он заходит ОФК.

Ведь он подаёт её с заносчивым ***** [хлебалом] знатока.

«Мой флоу - атака DDoS, у нас удалённый доступ»

Обосанный гуманитарий, с такими спецами нам не летать к далёкому космосу.

DDoS как раз-таки мешает удалённому доступу.

Оксимирон отвечает в толпу: Ян, я же проверял этот панч, почему ты мне не сказал?

3 раунд

Оксимирон: Пока был в отпуске, читал великую книгу «Тысячеликий герой», которая помогла мне выбраться из тупика. В основе мифологий, книг, фильмов, комиксов и религий один мотив: герой следует за голосом, побеждает дракона и возвращается домой другим. Так и на баттле - столкновение архетипов. У дракона нет своего пути, ты - дракон, боишься меня и прячешься за сарказмом. Весь мой баттл был без мата, потому что не хочу тратить его на тебя. Ты в моей системе координат и выберешься оттуда, как придумаешь что-то своё.

​Слава, Слава, ты бойкий и ласковый, но мой орган из глотки вытаскивай.

Ты был просто достаточно длинной грушей в моей подготовке к Дизастеру.

Оксимирон

Гнойный: Я для грайма сделал больше, чем ты за четыре года. Меня устроит быть неизвестным, к чёрту мейнстрим. Ты отказывался от рекламы ради того, чтобы тебе предложили ещё больше денег. Партнёрство с Reebok ради денег, из ссоры с ЛСП сделал «Дом-2», притворяешься мужиком, забыл о ненависти в треках, снимаешься в фильме Жигана, чтобы ему понравиться, ты предатель. За тобой никто не пойдёт, ты пафосный, говоришь только о себе и ведёшь толпу на дно.

Ну так что, стадионный рэпер, куда ты идёшь?

Ты не рубишь на Запад окно. Ты гамельнский крысолов, ты всех тащишь на самое дно.

Как и вся ваша новая школа, я наслушался этого вдоволь,

Этот пост будет интересен для тех, кто слышал про Кисловодск или Баден-Баден, но никогда не был там, как и я еще месяц назад. Отдых на водах - как это? Мне всегда было любопытно)

Знаете, что это такое? Это самый первый нарзанный источник Кавказских минеральных вод, тот самый, из которого пил воду Лермонтов. Он несколько раз реконструировался и сейчас взят под колпак, но все еще действует.

Источник, как здесь говорят - каптаж, находится в выстроенной вокруг него Нарзанной галерее, где все отдыхающие пьют воду уже больше ста пятидесяти лет.

Посмотрите, какой интересный тротуар вокруг - он выложен плиткой так, чтобы полностью отражать контуры галереи. Видите?

Оказывается, воду можно принимать только по расписанию - до завтрака, обеда или ужина. Соответственно, часы работы галереи, как и всех источников в Кисловодске - с 7 до 9 утра, с 11 до 14 и с 16 до 19 часов. Поэтому у галереи перед ее открытием выстраиваются очереди из жаждущих отдыхающих. И понятно теперь, почему мы смогли испить нарзану только в последние пару дней? Мы жили совсем по другому графику! Кстати, зачем надо пить нарзан и еще много интересного о нем и его истории можно прочитать в Википедии, рекомендую .

Вот эти стойки с кранами в галерее называются бюветы. Они там шести типов, горячие и теплые нарзаны трех видов: общий нарзан (это столовая вода, почти несоленая, ее можно пить без ограничений), доломитный и сульфатный (с этими уже сложнее, много пить нельзя, да и не выпьешь много - слишком уж... пахнут сероводородом, да и на вкус весьма ядреные). Воду пьют в основном из одноразовых пластиковых стаканчиков, которые продаются за копейки тут же, хотя основательные отдыхающие покупают себе глиняные сосуды с полой ручкой-носиком, из которых положено пить нарзан - чтобы мелкими глоточками, потому что дозу вообще-то надо пить не так, как мы, злпом, а по 10-15 минут, разгуливая при этом или после этого
Зато замечательный экскурсовод Татьяна разъяснила нам, что значит фраза "я - человек, измученный нарзаном" в исполнении Остапа Бендера. Оказывается, сульфатный и доломитный нарзаны прекрасно помогают от похмелья, поэтому коренные жители часто прибегают к нему с утра - т.е. тов.Бендер тоже страдал от совсем других напитков))

Вид на галерею с фланга. Кстати, само здание выстроено в форме ключа со стержнем, головкой и зубцами!

Фонтан "Лягушки" рядом с Галереей. А напротив - гостиница, в которой останавливался Чехов. И, судя по его дневниковым записям, именно здесь он задумал "Даму с собачкой", которую реализовал позже в Ялте.

За Галереей начинается Курортный бульвар. Справа - задняя часть Галереи, а слева - гостиница, в которой останавливался Маяковский (как раз в угловой комнате на втором этаже с балконом). В отличие от Чехова, Маяковский никогда не отдыхал в Кисловодске, он бывал здесь исключительно с рабочими визитами - агитация, пропаганда...

А вот и сам Курортный бульвар. Он не очень большой, но запоминающийся. Вдали - Меловой хребет, на который мы взобрались на квадроциклах, и откуда на закате.

А это старый, деревянный корпус той гостиницы, в которой жил Маяковский. Сохранился...

И еще один дом на бульваре: сейчас это Курортная поликлиника, а что было раньше - не знаю. Но, как и предыдущий, очень подходит в мою коллекцию .

Слева от Галереи, в начале бульвара, стоит здание Октябрьских нарзанных ванн. Редкий образчик эпохи) Кстати, узнаете горельеф?

Дело в том, что почетный долг и обязанность каждого отдыхающего - не только пить нарзан по часам и гулять по терренкуру, но и обязательно раз в день принимать нарзанные ванны. Слава богу, сейчас их дают подогретыми, не то, что в прошлые времена, когда Лермонтов писал о них: "холодный кипяток нарзана". Ванны расположены в отдельных кабинках с общим коридором для надзирающей за процессом медсестры, наполняются и сливаются они автоматически, по таймеру, о готовности или окончании сигнализирует красная лампочка. И надо полностью раздеться и 12 минут лежать в воде неподвижно, не взбаламучивая пузырьки, образующиеся на теле от естественной газации этой целебной воды, только тогда углекислота через кожные покровы всосется в кровь, и будет вам счастье. Говорят, самое большое счастье настигает отдыхающих в Главных нарзанных ваннах.

Они выстроены в староиндийском стиле, и красивее их в Кавминводах здания нету. Правда, внутри я не была, мы принимали ванны в нашем сталинско-дачном , так что об условиях там я ничего сказать не смогу.

Но снаружи в них все прекрасно. Помните, я показывала умытую дождем лестницу оттуда? А это одно из окон с боковой стороны, как раз напротив нашего столика в ресторане "Мимино", из того же где еще все мое сациви сожрал один ушастый прохиндей.

И еще кусочек курортного Кисловодска - снова фрагмент вокзала, который видел, я думаю, каждый отдыхающий советского времени. Правда, без икон.

И один из самых главных символов - Лермонтовская площадка в начале Курортного парка у самой Нарзанной галереи. Именно здесь заточен в гроте за решеткой .

А это вид на Кисловодск с возвышенности, от Армянской церкви. Это все санатории и пансионаты. Наша "Москва" - слева вдали под красной крышей. Курортный город! Странно только, что моря нет))

Последним постом из серии Кавминвод будет репортаж о даче Шаляпина со съемками внутри, которых вы больше нигде не увидите - не пропустите!