От хтонических чудовищ до богов технологий: кто же населяет Америку Нила Геймана. С богами нельзя

Продолжаем обозревать «Американских богов» и все глубже нырять в мир мифов

Второй эпизод, как и первый, начинается сценой из прошлого, которая показывает прибытие бога Ананси в США. Она любопытна по двум причинам. Во-первых, сцена иллюстрирует разницу между скандинавскими богами с их жертвоприношениями и африканскими богами, которые скорее склонны к гедонизму. Во-вторых, монолог Ананси о расовом неравенстве отлично вписывается в сериал и в то же время подчеркивает современную политическую повестку. Ну а пока бог-паук заползает на американскую землю, мы возвращаемся в наши дни.

Тень не очень доволен тем, что его почти линчевали (не удивительно), а ответа на вопрос, кто же его спас, сериал пока не дает. Шоу удивительным образом продолжает с точностью экранизировать каждую сцену в книге, будь-то даже принятие ванной. Это слегка тормозит темп повествования, но позволяет ощутить реальность мира «Американских богов». По правде говоря, одну важную сцену создатели шоу все же пропустили, но думается, ее скоро покажут. Поэтому не будем спойлерить.

После небольшого диалога в машине, где Среда дает советы по обольщению, мы знакомимся еще с одним богом. Речь о Медиа, которая пытается перетащить Тень к себе. Обратите внимание на постановку этой сцены - главный герой фактически находится внутри телемира, окруженный телевизорами с трех сторон и припертый «четвертой стеной». Монолог Джиллиан Андерсон, как и монолог Ананси, тоже заслуживает отдельных восхищений. Точное попадание в современную повестку, где медиа становятся богами, которым люди жертвуют самое ценное - свое время.

Встреча с Медиа серьезно бьет по жизненным принципам Тени, который раньше говорил о том, что верит только в то, что видит. Но когда видишь, как с тобой говорит герой старого сериала, становится сложно поверить в ясность собственного ума. Сцена в очередной раз подчеркивает перенесение действия из привычной нам реальности в параллельный мир, который авторы шоу грамотно создают.

Комментарий осторожного редактора:

«Американские боги» - просто сгусток ярких образов: насыщенная цветовая гамма, колоритные персонажи, эмоциональные тирады и высказывания вместо диалогов, плюс все это под соусом мощного гротеска. Пожалуй, самое живописное шоу на ТВ за долгие годы.

Не устану хвалить кастинг - каждый герой, независимо от времени на экране, грозится стать любимчиком. Во второй серии трудно выбрать фаворита: с одной стороны - бог Ананси с пламенной речью на корабле о судьбе африканцев в Америке (снова актуальность - вспоминает о полицейских скандалах в США), с другой - славянская банда в лице Зари Вечерней, Зари Утренней и Чернобога (а это нам еще не показали Зарю Ночную). Но все же, фаворитом выберу богиню Медиа, которую сыграла Джиллиан Андерсон.

Она появляется в образе Люси Рикардо, персонаж популярного в 50-х годах американского ситкома «Я люблю Люси» (ее роль играет Люсиль Болл). И это не единственное явление Медиа перед Тенью - мы увидим Джиллиан Андерсон еще как в минимум трех обличьях: Мэрилин Монро, Дэвид Боуи и Джуди Гарленд (Дороти из «Волшебника страны Оз»). Ох, давненько мы не видели агента Скалли в таком ярком (это слово нужно запретить!) образе.

После первой серии было понятно, что авторы не чураются показывать откровенные сцены. Во втором эпизоде нам представили редкого гостя на экранах популярных шоу - мужской детородный орган (пенис). И сразу две сцены, в одной из которых нам показали, куда же деваются жертвы Билкис. Создатели говорили о равноправии, создатели сдержали свое слово. Да, если вы решили обойти «Игру престолов» по части откровенности, тогда иного выхода нет.

Что же до общего впечатления, то здесь появились первые опасения. Пока на зрителя валится большое количество загадок и недомолвок. В прошлый раз Брайан Фуллер слишком сильно увлекся символизмом и визуальщной, и совершенно забыл о сюжете - это и погубило «Ганнибала». Хочется верить, что с «Богами» этого не случится.

Визит в Чикаго дарит нам много тем для разговоров. Во-первых, тут сразу три божества - Черногобог, Заря Утренняя и Заря Вечерняя. Спящая третья сестра - это Заря Полуночная. Все они пришли из славянской мифологии, что тут же наталкивает на интересные мысли. Дело в том, что Чикаго - это центральный город для украинских эмигрантов. Но Чернобог в своем монологе вспоминает и Нью-Йорк - центр российской эмиграции. Так что создатели случайно или специально, показали, что имеем дело с общеславянским божеством.

Если вам визит к Чернобогу показался немного клюквенным - не удивительно. Чего стоит только сцена, где Заря Вечерняя пьет водку из горла. В оригинальной озвучке актеры издевались над славянскими именами. «Зарая Вьечерная» - думается, Иэн МакШейн несколько раз проклял Геймана за такие имена.

К слову, что касается имен. Чернобог называет Среду Вотаном, фактически раскрывая его мифологическую личность.

В монологе за столом славянский бог вспоминает о своем брате Белобоге, которого нам не показывают. Это первый пример дуальной мифологии (построенной исключительно на противостоянии добра и зла), представленный в сериале. Что интересно, в речи Чернобога, где он говорит о седине и размытии понятия, угадывается референс на современные реалии, где черно-белая концепция мира уступает так называемой «серой».

Сцена с шашками покажется смешной в наших широтах - Тень несколько раз не забирает фигуру противника в очевидных ситуациях, а на финальному ходу просто сдает игру. Нехорошо получилось. Так что Тень ждет верной смерти, а мы - третьей серии.

4 883

Заря-Зареница — упоминаемая в русских заговорах антропоморфная богиня утра. Представлялась в виде молодой девушки. Сестра Купальницы, Полудницы и Вечерки. Наиболее известный из заговоров на Заряницу против бессонницы.

Заря заряница, красная девица, возьми бессонницу, безугомонницу, а дай мне сон — угомон
Зарю почитали многие знахари и знахарки, не даром сами заговоры и лечение проводилось на утренней заре, с восходом первых лучей солнца, в них вкладывалась особая сила.
В заговорах, которые обыкновенно произносятся на восток — при восходе солнца, ее называют красною девицею: «Зоря-Зоряница, красная девица, полунощница» (т. е. рано пробуждающаяся, предшествующая дневному рассвету). Подобно богине-Солнцу, она восседает на золотом стуле, расстилает по небу свою нетленную розовую фату или ризу, и в заговорах доселе сохраняются обращенные к ней мольбы, чтоб она покрыла своею фатою от волшебных чар и враждебных покушений.

Как утренние солнечные лучи прогоняют нечистую силу мрака, ночи; так верили, что богиня Заря может прогнать всякое зло, и наделяли ее тем же победоносным оружием (огненными стрелами), с каким выступает на небо светило дня; вместе с этим ей приписывается и та творческая, плодородящая сила, какая разливается на природу восходящим солнцем. Крестьяне выставляют семена (хлеб, назначенный для посева) на три утренние зори, чтобы они дали хороший урожай. Согласно с наглядным, ежедневно повторяющимся указанием природы, миф знает двух божественных сестер — Зарю Утреннюю и Зарю Вечернюю; одна предшествует восходу солнца, другая провожает его вечером на покой и обе таким образом постоянно находятся при светлом божестве дня и прислуживают ему. Утренняя Заря выводит на небесный свод его белых коней, а Вечерняя принимает их, когда оно, совершивши свой дневной поезд, скрывается на западе. В Каринтии утреннюю зорю называют дъжница — слово, тождественное с именем звезды денницы или утренницы и родственное с древним названием солнца Дажьбогом (от dah — гореть).

В сербских песнях звезда Денница слывет сестрою Солнца, как у нас Зоря; в областных наречиях деннице дают название зарница (в малорос. зоря означает вообще звезду), а у литовцев она носит имя Auszrine (= прилагательное «утренняя», заставляющее предполагать при себе существительное «звезда») — одного происхождения с санскр. Ushas (зоря, бессмертная и блаженная дочь неба), греч. Т-kix; и латин. Aurora , от ush — гореть, светить, блистать. Итак, названия зари образовались от тех же корней, от которых произошли слова, означающие день и утро. Немцы говорят: der Morgen tagt (tagen) — рассветать: сравни санскр. ahan — день и ahana — заря.

В гимнах Вед и в мифических сказаниях греков Заря изображается то матерью, то сестрою, то супругою или возлюбленною Солнца. Матерью она представлялась потому, что всегда предшествует восходу солнца, выводит его вслед за собою и таким образом как бы рождает его каждое утро. По исследованиям Макса Мюллера, простое, естественное явление, что при восходе солнца заря гаснет, скрывается, — на метафорическом языке ариев превращалось в поэтическое сказание: прекрасная дева Заря бежит от восходящего Солнца и умирает от лучезарных объятий и жаркого дыхания этого пламенного любовника. Так юная Дафна убегает от влюбленного Аполлона и умирает в его объятиях, т. е. лучах, ибо в числе других уподоблений лучи солнечные назывались также золотыми руками. Тот же смысл заключается и в следующих метафорических выражениях: «солнце опрокинуло колесницу зори», «стыдливая зоря скрывает свое лице при виде обнаженного супруга — Солнца». Ярко сияющее солнце казалось обнаженным, в противоположность другой метафоре, которая о солнце, закрытом темными облаками, говорила, как о божестве, накинувшем на себя одежды (облачение, покрывало). Покинутое Утренней Зарею, одинокое Солнце совершало свое шествие по небу, напрасно отыскивая свою подругу, и только приближаясь к пределам своей дневной жизни, готовое погаснуть (= умереть) на западе, оно снова, на краткие мгновения, обретало Зарю, блиставшую дивной красотою в вечернем сумраке.

Крайне неблагодарное дело, писать отзывы о книгах, которые повсеместно считаются современной классикой и вообще шедеврами на все времена. До прочтения этой книги, мое знакомство с творчеством Нила Геймана ограничивалось киношными адаптациями «Звездной пыли» и «Коралины». В свое время, оба этих фильма мне крайне понравились, и было решено ознакомиться с оригинальными работами писателя.

«Американские боги» - это одно из самых известных произведений Геймана. Сразу же после публикации, книга собрала всевозможные литературные награды в области фэнтези и НФ. Книга обещала быть очень хорошей. И знаете что? Очень хорошей она и оказалась.

В книге рассказывается история человека по имени Тень (Shadow). В прошлом он был тренером в тренажерном зале, но потом что-то случилось и Тень оказался в тюрьме за вооруженное ограбление. В тюрьме он подружился со своим сокамерником Лоу-Ки (Low-Key Lyesmith) и научился делать фокусы с монетками. Срок отсидки подошел к концу и Тень с нетерпением ждал возвращение к своей жене и прежней работе. Но по чистой случайности, в день его освобождения, жена с хозяином зала погибли в автомобильной аварии. И вот, когда оказывается, что Тени некуда идти, его встречает одноглазый гражданин по имени мистер Среда (mr. Wednesday) и предлагает работу. Вместе они путешествуют по Америке и встречаются с различными старыми богами - с русским иммигрантом Чернобогом, пожилым афроамериканцем Ананси, хозяевами похоронного бюро Анубисом и Тотом и многими другими. У мистера Среды большие планы - объявить войну новым богами (Медиа, Техника и прочие) и вернуть старые порядки. Вот собственно и весь сюжет.

Вся книга - это дорожное приключение. На мой взгляд, это очень слабый литературный прием. Всю дорогу, главный герой находится на пути непонятно куда и встречается с различными персонажами. Но, тем не менее, Гейман очень красочно описывает незаметный мир богов - сущностей, которых создают люди. Богам для существования нужно, чтобы им поклонялись и приносили жертвы. Старые боги прибегают ко всяческим ухищрениям, чтобы получить свою дозу поклонения и страшно боятся переходить дорогу новым богам.

Вот правда описание славянских богов крайне не дает покоя. Все что он описал про Чернобога и Зорей, совершенно взято с потолка. Во-первых, у восточных славян не было Чернобога. Так что любые отсылки к русским тут бессмысленны. Во-вторых, дуализма у славян тоже никогда не было. Насколько я знаю, теория о паре Чернобог-Белобог существует, но реальных подтверждений у нее нет. Наоборот, у западных славян была куча разных богов. Некоторые исследователи отождествляют Белобога со Святовитом из Арконы. Но, по-моему, это очень притянуто за уши. Ну и в третьих, конечно, Заря Утренняя, Заря Вечерняя и Заря Полуночная - это вообще жуть. Какая еще заря в полночь? В общем, не стоит всерьёз воспринимать геймановскую мифологию. Это ведь всего лишь фэнтези.

Отдельно стоит отметить, что вскоре мы увидим полноценную экранизацию «Американских богов» в виде сериала на HBO.

– Тебе даже целовать меня и то не придется, – ответила она. – Просто возьми у меня луну, и все.

– Возьми луну.

– Я не понимаю.

– Смотри, – сказала Зоря Полуночная. Она подняла левую руку и расставила большой и указательный пальцы так, что луна оказалась словно бы зажатой между ними. И – как будто сорвала ее с ветки, быстрым ловким движением. На долю секунды ему и впрямь показалось, что она сняла луну с неба, но – нет, луна сияла на прежнем месте, а когда Зоря Полуночная раскрыла ладонь, между большим и указательным пальцами у нее оказался серебряный доллар с профилем Свободы.

– Красивый номер, – сказал Тень. – Даже и заметить не успел, когда и как вы его переправили в ладонь. И на последнем этапе тоже – не уследил.

– Я никуда ее не переправляла, – сказала она. – Я просто взяла ее, и все. А теперь отдам тебе, для сохранности. Держи. И никому не отдавай.

Она вложила ему доллар в правую руку и свела пальцы. Монета была совершенно ледяная на ощупь. Зоря Полуночная подалась вперед, опустила ему пальцами веки и поцеловала, легонько, по разу в каждый глаз.

Тень проснулся на диване, одетым. В узком косом луче солнечного света, который пробивался через окно, танцевали пылинки.

Он встал и подошел к окну. При дневном освещении комната показалась ему куда более тесной.

Еще с прошлой ночи в нем жила какая-то мысль и не давала ему покоя, и вот теперь, после того как он высунулся в окно и огляделся по сторонам, мысль эта предстала перед ним со всей ясностью. За окном не было никакой пожарной лестницы; не было ни балкона, ни ржавых металлических ступеней.

И тем не менее в руке у него был зажат – плотно зажат – серебряный доллар 1922 года, с профилем Свободы, гладкий и блестящий, словно его только что отчеканили.

– А, встал уже! – Дверь приоткрылась и в образовавшейся щели показалась голова Среды. – Вот и славно. Кофе будешь? Сейчас пойдем грабить банк.

1721 год

Самое важное, что необходимо понять в американской истории, – записал мистер Ибис в свой толстый, в кожаном переплете дневник, – есть совершенно фиктивный, выдуманный ее характер: перед нами не более чем набросок, сделанный карандашом для детей или для прочей не слишком разборчивой публики. По большей части она остается неосмысленной, неотрефлексированной, неизученной – это скорее некритическая репрезентация факта, нежели сам факт. Иначе говоря, изящная словесность, – продолжил он, помедлив немного, дабы обмакнуть перо в чернильницу и собраться с мыслями , – примером которой может служить история о том, что первопроходцами в Америке были пилигримы, которые приехали сюда в поисках мест, где они могли бы свободно исповедовать свою веру; о том, как они приехали сюда, взрастили хлеб свой и детей своих, и заполнили пустую землю.

По правде говоря, американские колонии были местом, где могли бесследно раствориться разного рода отбросы общества – и заставить забыть о себе. В те дни, когда в Лондоне за кражу двенадцати пенни можно было отправиться на виселицу, на Тайбернское дерево о трех вершинах , Америка стала символом милосердия, возможности получить еще один шанс. Впрочем, условия перевозки заключенных были таковы, что некоторые предпочитали честно прыгнуть с безлистого ствола и станцевать на воздушном паркете, пока не кончится сей быстрый танец. Приговор так и звучал: ссылка. Ссылка на пять, на десять лет, пожизненная.

Вас продавали капитану корабля, и в трюмах судна, набитого битком, точь-в-точь как невольничье, вы совершали путешествие либо в Северо-Американские колонии, либо в Вест-Индию; там капитан продавал вас в качестве сервента человеку, который выбивал из вашей шкуры каждое вложенное пенни, пока не истекал срок контракта. Но зато вам по крайней мере не приходилось ждать смертной казни в английской тюрьме (ибо тюрьма в те времена представляла собой место, где человек дожидался освобождения, ссылки или повешения: к отсидке никого не приговаривали), а потом пред вами открывался новый мир, полный неисследованных возможностей. Имелась в вашем распоряжении еще и возможность подкупить капитана, с тем чтобы он отвез вас обратно в Англию до истечения срока контракта. Попадались люди, которые именно так и поступали. И если власти ловили вас на обратном пути – или если находился старый враг или старый друг, который числил за вами должок, а потом вы попадались ему на глаза, и он сообщал об этом куда следует, – вас просто вешали, не моргнув глазом.

Все это напомнило мне, – продолжил он, помедлив немного для того, чтобы заново наполнить вделанную в стол чернильницу, достав для этой цели из шкафчика бутылку с умбровыми чернилами, а потом обмакнув еще раз в чернильницу перо , – о жизненном пути Эсси Трегован, которая появилась на свет в продуваемой всеми ветрами корнуолльской горной деревушке, на юго-западе Англии, где семейство ее обитало с незапамятных времен. Отец у нее был рыбак, а кроме того – поговаривали – был у него и еще один промысел: развешивать в самые бурные ночи на самых опасных скалах фонари и заманивать тем самым корабли на рифы, в надежде поживиться выброшенным на берег грузом. Мать Эсси работала в услужении у местного сквайра кухаркой, и Эсси с двенадцати лет тоже поступила туда на работу, судомойкой. Она была маленькая и тощая, с огромными карими глазищами и темно-каштановыми волосами; работница из нее была так себе, зато она вечно была тут как тут, стоило только появиться в доме человеку, способному рассказать добрую историю или сказку: про пикси и спригганов , про черных болотных собак и девушек-тюленей из Пролива. Сам сквайр над подобными суевериями только смеялся, но прислуга каждую ночь выставляла за порог фарфоровое блюдечко с самым что ни на есть цельным молоком – для пикси.

Прошло несколько лет, и Эсси перестала быть маленькой и тощей; везде, где нужно, тело ее налилось и округлилось, как волны на зеленом море, карие глаза так и брызгали искрами смеха, а волосы вились и разлетались прядями по сторонам. Особенный огонь загорался в ее глазах, когда где-то поблизости появлялся Бартломью, восемнадцатилетний сын сквайра, который как раз об эту пору вернулся домой из Рагби ; вот она и отправилась однажды ночью к стоячему камню на краю леса, и оставила на этом камне кусок хлеба, который Бартломью надкусил, но не доел, – а перед тем отрезала прядь собственных волос и обмотала этот хлеб волосами. И надо же такому случиться, что на следующий же день, когда она выгребала золу из камина в спальне у Бартломью, он сам подошел и заговорил с ней, и смотрел на нее более чем выразительно, и глаза у него были – опасные глаза, синие-синие, как небо перед бурей.

Очень опасные у него были глаза, говорила потом Эсси.

Недолгое время спустя Бартломью уехал в Оксфорд, а Эсси выгнали из дому вон, как только ее положение сделалось очевидным. Впрочем, ребенок родился мертвым, и в качестве знака особого благорасположения к матери Эсси – а та была очень хорошей кухаркой – жена сквайра уговорила-таки мужа вернуть бывшую горничную на ее самое первое место, в судомойки.

Однако любовь Эсси к Бартломью обернулась ненавистью ко всему его семейству; не прошло и года, как она обзавелась новым ухажером, человеком с весьма сомнительной репутацией. Жил он в соседней деревне и звали его Джозайя Хорнер. И вот однажды ночью, когда вся семья отошла ко сну, Эсси встала и отворила заднюю дверь, чтобы впустить в дом своего любовника. И пока все спали, он обчистил дом.

Сразу возникло подозрение, что к ограблению причастен кто-то из домашних, потому что этот кто-то должен был открыть дверь изнутри (а жена сквайра точно помнила, как сама затворяла засов), а также иметь представление о том, где сквайр держал столовое серебро и где находится ящик, в котором лежали золотые монеты и векселя. И все же Эсси настолько отчаянно все отрицала, что ее совершенно ни в чем не подозревали до тех самых пор, пока мистера Джозайю Хорнера не задержали в эксетерской лавчонке при попытке обналичить один из принадлежавших сквайру векселей.