Какой роман филимон купер предосторожности. Произведения. Последний период творчества

А. Елистратова

ДЖЕЙМС ФЕНИМОР КУПЕР

Купер Джеймс Фенимор. Последний из могикан, или Повествование о 1757 годе: Пер. с англ. Е. М. Чистяковой-Вери А. П. Репиной / Вступ. ст. А. А. Елистратовой; Ил.
Андриолли. — М.: Правда, 1986. — 384 с., ил.

В апреле 1840 года в Петербурге, в угрюмом каменном здании, под охраной часовых, встретились двое молодых людей. Один из них, блестящий гвардейский офицер гусарского полка, был двадцатипятилетний Михаил Юрьевич Лермонтов. Незадолго до этого он стрелялся на дуэли с сыном французского посланника Барантом и теперь находился под арестом в ожидании вторичной ссылки на Кавказ. Другой года на два постарше, по виду скромный разночинец-литератор, осенью 1839 года перебравшийся из Москвы в Петербург заведовать критическим отделом журнала «Отечественные записки», был Виссарион Григорьевич Белинский. Прослышав, что Лермонтов взят под стражу, молодой критик решил навестить поэта, талантом которого восхищался.

Завязалась жаркая, оживленная беседа, неприметно затянувшаяся на целых четыре часа. Лермонтов и Белинский говорили о том, что одинаково занимало их как писателей, — о современной литературе. Речь зашла и об американском романисте Купере, которого оба собеседника знали с детства (книги Купера стали появляться в России в русском переводе начиная с середины 20-х годов). Белинский был растроган и обрадован тем, что, как выяснилось из разговора, Лермонтов целиком разделял его любовь к романам американского писателя; Лермонтов «говорил о нем с жаром, доказывал, что в Купере несравненно более поэзии, чем в Вальтере Скотте, и доказывал это с тонкостью, с умом и, что удивило меня, даже с увлечением», — так, под свежим впечатлением, рассказывал Белинский об этой беседе с Лермонтовым своему другу Панаеву.

А несколькими годами ранее другой русский поэт — ссыльный декабрист Вильгельм Карлович Кюхельбекер, зачитываясь романом Купера «Лоцман», переносился мысленно из сибирской глуши в вольные просторы океана и участвовал в приключениях отважных и гордых героев. «Глава 5-я первого тома, в которой изображен трудный, опасный переход фрегата между утесами ночью в бурю, должна быть удивительна, потому что даже меня, вовсе не знающего морского дела, заставила принять живейшее участие в описанных тут маневрах и движениях», — записывает Кюхельбекер в мае 1834 года в дневнике, который вел в сибирской ссылке.

Постепенно из писателя «для взрослых» Купер стал по преимуществу писателем для юношества. Многие поколения русских читателей с детства воспитывались на его произведениях. Чехов в рассказе «Мальчики» с добродушным юмором изобразил злоключения двух приятелей-гимназистов, которые, начитавшись Купера и его продолжателей — Майн Рида, Эмара и других, — решают бежать из дома в прерии, к индейцам, в увлекательный мир приключений. Но романы Купера не только будили фантазию юных читателей, рисуя им образы смелых и решительных людей, живущих в содружестве с вольной и могучей природой. Они учили восхищаться поэзией подвига и борьбы. «Воспитательное значение книг Купера — несомненно, — говорит Горький. — Они на протяжении почти ста лет были любимым чтением юношества всех стран, и, читая воспоминания, например, русских революционеров, мы нередко встретим указания, что книги Купера служили для них хорошим воспитателем чувства чести, мужества, стремления к деянию».

Джеймс Фенимор Купер (1789 — 1851) вырос в поместье своего отца, в штате Нью-Йорк, на озере Отсего, не раз описанного впоследствии в истории Кожаного Чулка. В пору детства будущего писателя это были еще очень глухие места. В Куперстауне (так называлось по имени землевладельца поселение, возникшее на землях судьи Купера, отца Джеймса Фенимора) батраки и фермеры уже вырубали леса и распахивали участки; но чуть поодаль простирались дремучие дебри, где водились и хищные звери и дичь и где легко мог бы заблудиться и пропасть каждый, кроме индейцев да немногих белых охотников и звероловов, перенявших навыки краснокожих и научившихся понимать лесные приметы. Будущий писатель мог с детства наблюдать здесь весь тот живописный мир пионеров-разведчиков, охотников, поселенцев-колонистов и исконных хозяев американской земли — индейцев, который впоследствии был запечатлен на страницах его романов.

Молодой Купер вступил в жизнь в то время, когда были еще свежи воспоминания о долгой и кровопролитной войне за независимость Соединенных Штатов (1775 — 1783), которая закончилась всего за шесть лет до его рождения. Подростком будущий писатель мог слышать от очевидцев воспоминания о тех битвах на суше и на море, которые он описал впоследствии в своих романах из истории войны за независимость США — в «Шпионе» (1821), в «Лоцмане» (1824) и в «Лионеле Линкольне, или Осаде Бостона» (1825). На школьной скамье он уже мечтал о подвигах, путешествиях, борьбе с природой. Семнадцатилетним юношей Купер оставил университет, чтобы стать моряком. Совершив океанский рейс на торговом судне, он был затем, в девятнадцать лет, назначен мичманом на «Везувий», один из кораблей американского военно-морского флота, и пробыл на морской службе до 1811 года.

Эти годы имели большое значение для позднейшего творчества Купера. Он досконально изучил сложную науку вождения парусных судов; технические подробности в описаниях судовой оснастки, корабельных маневров и морских сражений, в таком изобилии встречающиеся в его романах, были взяты из жизни. Он узнал на опыте опасности, которые приходится преодолевать морякам, и постиг ту поэзию моря, которой пронизаны его «морские» романы. За годы флотской службы Куперу довелось ближе познакомиться и с районом Великих озер: он был откомандирован для участия в постройке военного брига на побережье озера Онтарио, в те самые места, которые были изображены им впоследствии в романе «Следопыт».

В зрелые годы Купер много путешествовал по Европе. Он служил американским консулом в Лионе — крупном промышленном городе Франции, в котором в то время бурно развивалось рабочее движение. Он был свидетелем событий июльской революции 1830 года, когда восставший французский народ сверг с престола ненавистную династию Бурбонов. Купер с сочувствием следил за борьбой народа и с горечью писал о том, как в дальнейшем «богачи и интриганы насмеялись над справедливыми надеждами масс, злоупотребив их доверием и использовав плоды народной энергии в своих корыстных, эгоистических целях». Он побывал в Англии, Швейцарии, Германии, а также в Италии, к истории которой обратился в своем романе «Браво» (1831), изображающем феодальное прошлое Венеции. Куперу не удалось осуществить план задуманной им поездки в Россию, но он живо интересовался нашей страной, предсказывал ей большое будущее и придавал важное значение укреплению дружественных, добрососедских отношений между Соединенными Штатами и Россией. «Америка связана в настоящий момент с Россией более практической и осязаемой близостью, чем с какой-либо другой европейской страной», — писал он в «Европейских заметках американца».

В бытность во Франции и в Италии Купер познакомился и коротко сошелся со многими русскими путешественниками. «Встречаясь с русскими, я всякий раз находил в них друзей», — вспоминал он в последние годы жизни. Любопытно, что именно его русские друзья в Париже познакомили Купера в 1826 году с приехавшим туда шотландским романистом Вальтером Скоттом, с которым его так часто сравнивали современники.

Куперу было уже тридцать лет, когда он начал писать. В ту пору, на рубеже 10-х и 20-х годов XIX века, американская литература была еще слабо развита. В Соединенных Штатах было несколько талантливых поэтов и прозаиков. Но американская жизнь еще не получила достаточно широкого отражения в искусстве, и читающая публика в Соединенных Штатах пробавлялась в основном модными романами для легкого чтения, привозимыми из Англии.

По воспоминаниям самого Купера, он написал свой первый роман на пари, поспорив в шутку с женой, что может сочинить книгу, ничуть не менее интересную, чем те английские романы, которыми она зачитывалась. Купер выиграл пари, написав роман «Предосторожность» (1820), который, впрочем, изображал быт и нравы далекой Англии и следовал обычным, избитым английским образцам. Но это была только первая проба пера. Следующий замысел писателя оказался гораздо более смелым. По словам самого Купера, «устыдившись пути подражания», по которому он пошел в своем первом романе, он «попытался создать произведение, которое было бы чисто американским и темой которого была бы любовь к родине». Так возник «Шпион» (1821), один из замечательнейших романов Купера, сделавший его имя широко известным в Америке и в Европе.

Действие этого романа развертывается в 1780 году, в разгар войны за независимость. В числе героев «Шпиона» появляется и сам Джордж Вашингтон, главнокомандующий американской армией, сражавшейся против войск английского короля, который потом был избран первым президентом Соединенных Штатов.

Но ни Вашингтон, ни его офицеры не занимают первостепенного места в романе. Своим главным героем Купер делает простого, незаметного человека из народа, одного из тех рядовых участников войны за независимость, чьи имена не вошли в историю, хотя именно они вынесли все тяготы войны и добились победы. Коробейник Гарви Берч добровольно берет на себя опасную роль разведчика американского командования. Получив поручение Вашингтона выведать военные тайны англичан, он под видом странствующего торговца проникает в расположение английских войск и входит в доверие к английскому генералу Клинтону. Смелый лазутчик ежечасно рискует жизнью. Его связь с англичанами заставляет американских солдат и офицеров подозревать его в измене. Соотечественники выслеживают и арестовывают его, американский военный суд приговаривает его к смертной казни как предателя, а Берч не в состоянии оправдаться, потому что обязан строго хранить в тайне свои секретные задания, полученные лично от главнокомандующего. И даже по окончании войны Гарви Берч не может ждать публичного признания своих заслуг. Его имя и дальнейшая судьба теряются в неизвестности; единственной его наградой за подвиги военных лет может быть только сознание того, что он выполнил свой долг.

По своему характеру и общественному положению Гарви Берч во многом похож на другого, самого любимого героя Купера — на лесного следопыта, охотника и зверолова Натти Бампо. Под разными прозвищами — Зверобой, Следопыт, Соколиный Глаз, Длинный Карабин и Кожаный Чулок — Натти Бампо появляется в качестве главного действующего лица в пяти романах Купера, известных под общим названием романов о Кожаном Чулке.

Вот перечень этих романов в том порядке, в каком они обычно печатаются в собрании сочинений Купера: «Зверобой» (1841), «Последний из могикан» (1826), «Следопыт» (1840), «Пионеры» (1823) и «Прерия» (1827). Взятые вместе, они охватывают более шестидесяти лет из долгой жизни Натти Бампо. В «Зверобое», действие которого относится к началу 40-х годов XVIII века, Натти совсем юным охотником впервые вступает на тропу войны вместе со своим верным другом, индейцем Чингачгуком из племени могикан. В «Следопыте» изображаются времена англо-французской войны 1750 — 1760 годов, а Натти Бампо предстает как уже немолодой человек, умудренный и закаленный суровым опытом жизни. В «Последнем из могикан» рядом с Натти Бампо и Чингачгуком появляется новый соратник, сын этого индейского вождя, молодой воин Ункас, который любит белую девушку Кору и погибает вместе с нею, пытаясь спасти ее от коварных врагов. В «Пионерах», действие которых происходит в 1793 году, перед читателями встают картины печальной старости Натти Бампо и его друга — спившегося, больного, одинокого могиканина, в котором нелегко узнать некогда могучего вождя истребленного, исчезнувшего племени. В романе «Прерия», замыкающем это пятикнижие, действие переносится в 1805 год. Натти Бампо — дряхлый восьмидесятилетний старик — в одиночку скитается теперь по пустынным равнинам прерий. Он все еще бодр духом, но руки его трясутся, зрение помутилось; охотник, славившийся когда-то меткостью своих выстрелов, редко спускает теперь курок своего Длинного Карабина. Он промышляет тем, что ловит зверей и птиц в силки и капканы. Старый зверолов может еще оказать неоценимую помощь людям, попавшим в беду: он сумеет разгадать коварство врагов; он нападет на нужный след, затерявшийся в бескрайних просторах; он спасет своих спутников от голода и от степного пожара... У него появляются и новые молодые друзья, индейцы и белые американцы. Но среди них нет никого, кто мог бы сравниться с его прежними соратниками — с мудрым и храбрым Чингачгуком, прозванным Великим Змеем, с отважным молодым Ункасом — последним из могикан...

Читатели, естественно, предпочитают именно в такой последовательности переходить от книги к книге, чтобы пройти рука об руку с Натти Бампо весь его долгий жизненный путь, полный удивительных приключений.

Но любопытно, что воображение самого Купера рисовало ему различные картины из жизни его любимого героя в совершенно ином, почти прямо противоположном порядке. Если внимательно вглядеться и вдуматься в годы издания отдельных частей пятикнижия о Кожаном Чулке, указанные выше, то окажется, что писатель начал историю Натти Бампо почти что с самого конца, а говоря точнее — с предпоследней книги, с романа «Пионеры». После этого он написал роман «Последний из могикан», относящийся к зрелым годам жизни Кожаного Чулка, и конец его истории — роман «Прерия». Только много лет спустя писатель возобновил прерванное повествование и после «Следопыта» опубликовал наконец пятую, и последнюю, книгу этого цикла — роман «Зверобой», где рассказал напоследок о юности своего героя. Без малого два десятилетия, с начала 20-х до начала 40-х годов XIX века, работал Купер над этим пятикнижием.

Необычный порядок, в котором, как мы видим, создавались и выходили в свет эти романы, где герой сперва появлялся перед читателями дряхлым стариком, потом — человеком средних лет и, наконец, — юношей, полным сил и надежд на будущее, не был случайным.

Излагая историю Натти Бампо и его друзей, Купер вместе с тем задумывался над историей своей страны и своего народа. Он сопоставлял буржуазную Америку XIX века с Америкой XVIII столетия, сравнивал настоящее с прошлым и приходил к печальным и тревожным выводам относительно положения Соединенных Штатов.

В 1834 году, отвлекшись на время от повествования о Кожаном Чулке, Купер написал книгу совсем в другом роде, которая, однако, по-своему дополняет и поясняет и его романы о Натти Бампо. Это была едкая сатирическая повесть «Моникины», во многом напоминающая «Путешествия Гулливера», написанные Джонатаном Свифтом. Свифт — английский сатирик XVIII века — рассказывал о путешествиях доктора Гулливера в дальние страны, населенные лилипутами, великанами, говорящими лошадьми и другими небывалыми существами, чтобы обиняком, пользуясь вымышленными, фантастическими примерами, осмеять и осудить все то, что возмущало его в действительной жизни Англии. Так же поступает и Купер в «Моникинах». Действие этой повести происходит в двух фантастических государствах — Низкопрыгии и Высокопрыгии, находящихся будто бы где-то возле Южного полюса, в просторах Антарктиды. Купер описывал и жителей этих государств — человекообразных обезьянок, «моникинов». Само это название сразу, по созвучию, наводило и американского и английского читателя и на мысль об обезьянке (по-английски «monkey»), и на мысль о деньгах (по-английски «money»). И действительно, главным свойством «моникинов», этих полузверей, полулюдей, изображаемых Купером, была всепоглощающая жадность. Читатель без труда догадывался, что под видом Высокопрыгии автор описывал Англию, а под видом Низкопрыгии — Соединенные Штаты. При этом оказывалось, что, хотя «моникины», проживающие в Низкопрыгии (то есть в США), любят похвастаться своими правами и свободами, они, однако, отличаются от жителей

Высокопрыгии (то есть Англии) только тем, что у них более куцые хвосты. В их стране то и дело происходят «великие моральные затмения»: жадность и погоня за наживой заслоняют и затемняют все другие интересы и чувства. «Моникины»-«низкопрыги» преклоняются перед долларом и выше всего ценят деньги.

В таком неприглядном виде предстает буржуазная Америка в изображении Купера-сатирика. А ведь тот же Купер в своих первых исторических романах из эпохи войны за независимость США с умилением писал о героической борьбе американских патриотов против английского господства, в результате которой развилась и окрепла эта буржуазная Америка. Но с течением времени писателю становилось все более ясно, что те идеалы свободы и равенства, за которые боролись простые американцы, подобные Гарви Берчу в «Шпионе» или Натти Бампо в истории Кожаного Чулка, не осуществились в Америке. Уже в романе «Шпион» Купер показал рядом с самоотверженным и бескорыстным героем-разведчиком людей прямо противоположного склада — лжепатриотов, которые, как волки, рыскают по «ничьей» земле между лагерями американцев и англичан, грабя и убивая и своих и чужих в поисках «легкой» военной добычи. Беда Гарви Берча и подобных ему честных американцев состоит в том, что результатами их подвигов бессовестно пользуются хищники-наживалы. Именно они, эти жадные до наживы люди-собственники, становятся хозяевами жизни в буржуазной Америке, оттесняя и подчиняя себе простых людей труда. Купер не раз с беспокойством и тревогой задумывался над этими общественными противоречиями, спрашивая себя, куда приведут они его страну. Эти раздумья отразились и в его романах о Кожаном Чулке.

Сам Натти Бампо в изображении Купера — настоящий бессребреник, кристально чистый, благородный и скромный человек. Его потребности невелики. Свобода, независимость и лесное приволье — вот все, что нужно ему для счастья. Но жизнь лишает его и этих радостей. Судьба Натти Бампо складывается так, что с молодых лет до старости он, сам того иногда не желая, служит жестоким и жадным колонизаторам-собственникам. Для них и леса, и водные пространства, и равнины прерий — это только добыча, которую они спешат вырвать у других, присвоить себе, превратить в источник дохода.

Заботясь только о наживе, они бессмысленно расточают и губят природные богатства страны. В романе «Пионеры» Натти Бампо с болью видит, как безжалостно вырубают девственный лес; сводят, хищнически добывая сахар, прекрасные кленовые рощи; уничтожают зря массу рыбы; истребляют и распугивают лесных зверей и птиц; целым селением, из всех орудий, от детского лука до пушки, расстреливают огромные перелетные стаи диких голубей... Он чувствует себя чужаком среди новых хозяев округи, хотя когда-то сам указал им дорогу и помог обжиться в этих краях. Деятельность всех этих преуспевающих собственников, законников, крупных и мелких торгашей, фермеров-хищников, которые, едва успев расчистить участок и собрать с него один-два урожая, покидают его ради другого, более выгодного, оставляя за собой обгорелые пни и истощенную землю, кажется старому Кожаному Чулку непонятной и враждебной. Стук топора отдается в его душе зловещим гробовым холодом, предсказывая скорое исчезновение его любимой свободной и дикой Америки. Следопыт-разведчик, когда-то не имевший себе равных, теряется теперь, как беспомощный ребенок, среди незнакомых вырубок и просек, не находя более вековых деревьев, из которых каждое было ему давнишним и верным другом. Он не понимает и новых законов, введенных землевладельцами, и никак не может взять в толк, чем же он провинился, когда судья Мармадьюк Темпль (которого Кожаный Чулок в былые времена выручил в беде, накормил и пригрел) посылает его в тюрьму за пустячное нарушение правил охоты.

Таким же чужаком, отщепенцем чувствует себя Натти Бампо и в обществе других людей-собственников, представителей буржуазной Америки, с которыми сталкивает его судьба. Он не может ужиться с такими хищниками, как Хаттер и Марч, которые промышляют охотой на индейцев («Зверобой»), или Ишмаэль Буш и его сыновья, не брезгующие ни разбоем, ни убийством и грабящие землю так же, как могут, при случае, ограбить соседа («Прерия»). Недаром, как ни различно содержание пяти романов о Кожаном Чулке, каждый из них заканчивается тем, что, выполнив свой долг и выручив из беды своих спутников, Натти Бампо уходит от них в леса, а когда уже не остается лесов, где он мог бы найти приют, — в прерии. В мире буржуазных собственников он одинок и стоит вне закона. «Натти Бумпо, — писал о нем Горький, — всюду возбуждает симпатии читателей честной простотой своей мысли и мужеством деяний своих. Исследователь лесов и степей Нового Света, он проложил в них пути людей, которые потом осудили его как преступника за то, что он нарушил их корыстные законы, непонятные его чувству свободы. Он всю жизнь бессознательно служил великому делу географического распространения материальной культуры в стране диких людей и оказался неспособным жить в условиях этой культуры, тропинки для которой он впервые открыл. Такова — часто — судьба многих пионеров-разведчиков, — людей, которые, изучая жизнь, заходят глубже и дальше своих современников. И с этой точки зрения безграмотный Бумпо является почти аллегорической фигурой, становясь в ряды тех истинных друзей человечества, чьи страдания и подвиги так богато украшают нашу жизнь».

Рядом с образом самого Натти Бампо в книгах Купера, ему посвященных, выделяются и образы его друзей-индейцев. В «Последнем из могикан» и других своих романах Купер первым из американских писателей с глубоким сочувствием и уважением изобразил «замечательный народ», «туземных воинов Северной Америки» — народ, «на войне — отважный, кичливый, коварный, беспощадный, готовый к самопожертвованию; в мирное время — справедливый, великодушный, гостеприимный, мстительный, суеверный, скромный и обычно целомудренный» (как говорит сам Купер в предисловии к «Последнему из могикан»).

Нужна была большая широта кругозора и свобода от предрассудков, чтобы с такой симпатией и поэтическим проникновением писать об индейцах, которых буржуазные колонизаторы жестоко преследовали, истребляли и не считали за людей. В образах Великого Змея — Чингачгука и его сына Ункаса Купер показал индейцев как настоящих героев, благородных и мужественных, верных законам дружбы, неустрашимых перед лицом опасности. Задолго до американского поэта Лонгфелло, который обработал сказания индейских племен в своей известной поэме «Песнь о Гайавате», Купер изучал народные обычаи, песни и поверья индейцев и воспользовался этим в своих романах, что придает им особую поэтичность.

С сочувствием и грустью пишет Купер о вымирании и истреблении индейских племен. Печальная нота звучит уже в самом заглавии «Последний из могикан», возвещающем, говоря словами самого писателя, «неизбежную, по-видимому, судьбу всех этих народов, исчезающих под напором... цивилизации, как опадает листва их родных лесов под дуновением мороза». Гибель отважного юного Ункаса и любимой им Коры как бы символизирует в изображении Купера эту историческую трагедию целого народа.

В книгах Купера нельзя искать точного, достоверного изображения исторических событий. Он о многом умалчивает, многое преувеличивает, заменяет подлинные факты вымыслом. Пушкин находил неточности в описании индейцев у Купера и относил его к числу тех художников, которые «закрасили истину красками своего воображения». Позднее Марк Твен подсмеивался над невероятными подвигами, которые совершают герои Купера, и обнаруживал забавные несообразности в описании их речей и поступков.

Но Купер и не стремился к реалистической точности в своем изображении жизни. Писатель романтического направления, он считал себя вправе и пользоваться преувеличениями и иной раз украшать действительность вымыслом. Но в своих лучших романах он сумел воспроизвести выразительней и ярче, чем кто-либо другой из его современников, очень важные события из истории своей страны и своего народа: борьбу за независимость Соединенных Штатов, колонизацию североамериканского материка и гибель индейских племен, составлявших его коренное население. «Будучи гражданином молодого государства, возникшего на молодой земле, не похожей на наш Старый Свет, он через это обстоятельство как будто создал особый род романов — американско-степных и морских», — писал Белинский, определяя то новое, что внес Купер в мировую литературу. Поэзия вольной природы и героического подвига — вот чем привлекают всех читателей романы Купера.

Прозрачная гладь озера Отсего, отражающая, как в зеркале, безлюдные лесистые берега; бешеные стремнины Гленнского водопада; безбрежное море зеленой листвы, открывающееся путникам, вступающим в чащу дремучих лесов в краю Великих Озер, и широкие просторы Онтарио с лабиринтом «Тысячи Островов»; цветущие солнечные прогалины дубовых рощ Мичигана и пустынные равнины прерии — все эти картины сохраняются в памяти каждого, кто читал романы Купера. Могучая и величавая природа Америки входит в его произведения как живое начало, то враждебное, то дружески помогающее героям, угрожающее неведомыми опасностями, обещающее приют и убежище, открывающее дорогу к спасению, к счастью — или к смерти. Вот почему так увлекательны и поэтичны картины природы у Купера. «Вам кажется, что сами вы склонились под сенью вековых деревьев, чтобы распознать след мокасина. Опасности так связаны с особенностями страны, что вы внимательно изучаете скалы, водопады, пороги, кусты; вы перевоплощаетесь в страну: она входит в вас, или вы в нее...» — так писал об изображении природы у Купера высоко ценивший его творчество Бальзак.

Увлекательно и действие романов Купера. Бесчисленны опасности и преграды, встающие на пути его героев. Но нет испытаний, перед которыми склонилась бы их воля. Полные здоровой и мужественной любви к жизни, они не знают безвыходных положений, умея вовремя принять отважное решение, открывающее дорогу к спасению и победе.

При этом поэзия подвига у Купера не омрачена ни корыстными расчетами, ни хищнической жестокостью. Его лучшие романы в этом отношении очень не похожи на множество издаваемых сейчас в капиталистических странах приключенческих книг, чьи «герои» — будь то преступники или сыщики, изобретатели, путешественники, офицеры или колониальные чиновники — руководятся чаще всего бешеной жаждой богатства и власти и готовы на все, лишь бы добиться успеха. Любимые герои Купера, напротив, самоотверженны и бескорыстны. Всем своим творчеством он славит мужество свободного, честного и деятельного человека, который смело и пытливо глядит в лицо жизни.

Если бесспорной заслугой Ирвинга и Готорна, а также Э. По было создание американской новеллы, то основоположником американского романа по праву считается Джеймс Фенимор Купер (1789—1851). Наряду с В. Ирвингом, Фенимор Купер — классик романтического нативизма: именно он ввел в литературу США такое сугубо национальное и многоликое явление, как фронтир, хотя этим не исчерпывается открытая Купером читателю Америка.

Купер первым в США начал писать романы в современном понимании жанра, он разработал идейно-эстетические параметры американского романа теоретически (в предисловиях к произведениям) и практически (в своем творчестве). Он заложил основы целого ряда жанровых разновидностей романа, прежде вовсе не знакомых отечественной, а в отдельных случаях и мировой художественной прозе.

Купер — создатель американского исторического романа: с его "Шпиона" (1821) началось освоение героической национальной истории. Он зачинатель американского морского романа ("Лоцман", 1823) и его специфически национальной разновидности — романа китобойного ("Морские львы", 1849), впоследствии блестяще развитых Г. Мелвиллом. Купером же разработаны принципы американского приключенческого и нравоописательного романов ("Майлс Уолингфорд", 1844), романа социального ("Дома", 1838), сатирического ("Моникины", 1835), романа-утопии ("Колония на кратере", 1848) и так называемого "евро-американского" романа ("Понятия американцев", 1828), конфликт которого строится на взаимоотношениях культур Старого и Нового Света; он стал затем центральным в творчестве Г. Джеймса.

Наконец, Купер — первооткрыватель такой неисчерпаемой области отечественной беллетристики, как роман фронтира (или "роман границы") — жанровой разновидности, к которой относится, прежде всего, его пенталогия о Кожаном Чулке. Следует, впрочем, заметить, что куперовская пенталогия — своего рода синтетическое повествование, ибо вбирает в себя также черты исторического, социального, нравоописательного и приключенческого романов и романа-эпопеи, что вполне соответствует действительному значению фронтира в национальной истории и жизни XIX столетия.

Джеймс Купер родился в семье видного политического деятеля, конгрессмена и крупного землевладельца судьи Уильяма Купера, славного потомка тихих английских квакеров и суровых шведов. (Фенимор — девичья фамилия матери писателя, которую он добавил к собственной в 1826 году, обозначив таким образом новый этап своей литературной карьеры). Через год после его появления на свет семья переехала из Нью-Джерси в штат Нью-Йорк на необжитые берега озера Отсего, где судья Купер основал поселок Куперстаун. Здесь, на границе между цивилизацией и дикими неосвоенными землями прошли детство и раннее отрочество будущего романиста.

Он получил домашнее образование, занимаясь с нанятым для него преподавателем-англичанином, и в возрасте тринадцати лет поступил в Йель, откуда, несмотря на блестящие успехи в учебе, был через два года выдворен за "вызывающее поведение и склонность к опасным шуткам". Юный Купер мог, например, привести в аудиторию осла и усадить его в профессорское кресло. Заметим, что эти проделки всецело отвечали нравам, царящим на фронтире, и самому духу фронтирского фольклора, но, разумеется, шли вразрез с представлениями, принятыми в академической среде. Педагогически перспективной оказалась мера воздействия, избранная строгим отцом: он немедленно отдал пятнадцатилетнего шалопая-сына матросом на торговое судно.

После двух лет исправной службы Джеймс Купер поступил гардемарином в военный флот и еще три года бороздил моря и океаны. Он ушел в отставку в 1811 году, сразу после женитьбы, по требованию своей юной супруги Сьюзен Августы, урожденной де Ланси, из хорошего нью-йоркского семейства. Вскоре после этого от инсульта, полученного во время политических дебатов, скончался его отец, оставив сыну приличное наследство, и Купер зажил спокойной жизнью сельского джентльмена-сквайра.

Писателем он стал, как гласит семейная легенда, совершенно случайно — неожиданно для домашних и для него самого. Дочь Купера Сьюзен вспоминала: "Мать моя была нездорова; она лежала на кушетке, а он читал ей вслух свежий английский роман. Видимо, вещь была никчемная, потому что после первых же глав он отшвырнул его и воскликнул: "Да я бы сам написал тебе книгу получше этой!" Мать рассмеялась — до того абсурдной показалась ей эта идея. Он, который терпеть не мог писать даже письма, вдруг засядет за книгу! Отец настаивал, что сможет, и правда, с ходу набросал первые страницы истории, у которой еще не было названия; действие, между прочим, происходило в Англии".

Первая вещь Купера — подражательный роман нравов "Предосторожность" вышел в 1820 году. Сразу вслед за этим писатель, по его словам, "попытался создать произведение, которое было бы чисто американским, и темой которого была бы любовь к родине". Так появился исторический роман "Шпион" (1821), принесший автору широчайшую известность в США и в Европе, положивший начало развитию американского романа и, наряду с "Книгой эскизов" В. Ирвинга, самобытной национальной литературе в целом.

Каким же образом создавался американский роман, в чем заключался "секрет" куперовского успеха, каковы были особенности авторской техники повествования? Купер положил в основу своего творчества главный принцип английского социального романа, вошедшего в особую моду в первые десятилетия XIX века (Джейн Остин, Мэри Эджворт): бурное действие, свободное искусство создания характеров, подчинение сюжета утверждению социальной идеи. Оригинальность же куперовских произведений, созданных на этой основе, заключалась, прежде всего, в теме, которую он нашел уже в своем первом не подражательном, а "чисто американском романе".

Тема эта — Америка, совершенно не знакомая тогда европейцам и вечно привлекательная для патриотически настроенного отечественного читателя. Уже в "Шпионе" наметилось и одно из двух основных направлений, в которых Купер в дальнейшем разрабатывал эту тему: национальная история (главным образом, Война за независимость) и природа США (прежде всего, знакомые ему с юности фронтир и море; мореплаванию посвящено 11 из 33 куперовских романов). Что касается драматизма сюжета и яркости характеров, то национальная история и действительность давали для этого не менее богатый и более свежий материал, чем жизнь Старого Света.

Абсолютно новаторской и непохожей на манеру английских романистов была стилистика нативистского повествования Купера: сюжет, образная система, пейзажи, самый способ изложения, взаимодействуя, создавали неповторимое качество эмоциональной куперовской прозы. Для Купера литературный труд был способом выражения того, что он думал об Америке. В начале его творческого пути, движимый патриотической гордостью за молодое отечество и с оптимизмом смотревший в будущее, он стремился исправить отдельные недостатки национальной жизни. "Пробным камнем" демократических убеждений для Купера, как и для Ирвинга, явилось длительное пребывание в Европе: нью-йоркский литератор в зените мировой славы, он был назначен американским консулом в Лионе. Фенимор Купер, воспользовавшийся этим назначением, чтобы укрепить здоровье и познакомить дочерей с итальянской и французской культурой, пробыл за границей дольше положенного срока.

После семилетнего отсутствия он, уезжавший из США Джона Квинси Адамса, вернулся в 1833 году, как и Ирвинг, в Америку Эндрю Джексона. Испытав потрясение от разительных перемен в жизни его страны, он, в отличие от Ирвинга, стал непримиримым критиком джексоновской вульгаризации широкой демократии фронтира. Произведения, написанные Фенимором Купером в 1830-е, снискали ему славу первого "антиамериканца", которая сопутствовала ему до конца жизни и послужила причиной многолетней травли со стороны американской прессы. "Я разошелся с моей страной", — говорил Купер.

Писатель умер в Куперстауне, в полном расцвете творческих сил, хотя непопулярность его как "антиамериканца" омрачала блестящую славу певца родной земли.

Читайте также другие статьи раздела "Литература XIX века. Романтизм. Реализм" :

Художественное открытие Америки и другие открытия

Романтический нативизм и романтический гуманизм

• Специфика американского романтизма. Романтический нативизм
• Романтический гуманизм. Трансцендентализм. Путевая проза

Национальная история и история души народа

История и современность Америки в диалогах культур

• Джеймс Фенимор Купер. Биография и творчество

Т. Коул. Сцена из романа «Последний из могикан»

Профессиональной литературной деятельностью Фенимор Купер занялся в тридцатилетнем возрасте. Если верить легендам первый роман «Предосторожность» (1820) он написал на спор с женой. Сын разбогатевшего в годы борьбы за независимости землевладельца, сумевшего стать судьей, а затем и конгрессменом, Джеймс Фенимор Купер вырос на берегу озера Отсего, милях в ста к северо-западу от Нью-Йорка, где в ту пору проходил «фронтир ». С малолетства он стал свидетелем роста американской цивилизации, прорубавшейся все дальше на запад. Героев своих будущих книг - пионеров-скваттеров , индейцев, фермеров, становившихся крупными плантаторами, он знал не понаслышке. В 1803 году в 14-летнем возрасте Купер поступил в Йельский университет, откуда был исключен за дисциплинарные провинности. Затем последовала семилетняя служба на флоте - сначала торговом, затем военном. Уже прославившись на писательском поприще, Купер не оставлял практической деятельности. В 1826-1833 годах он занимал пост американского консула в Лионе, объездил немалую часть Европы, надолго оседая, помимо Франции, в Великобритании, Германии, Италии, Нидерландах.
Своей славой Купер обязан не трилогии о земельной ренте («Чертов палец», 1845, «Землемер», 1845, «Краснокожие», 1846), где старые земельные аристократы, противопоставлены алчным дельцам, не скованным моральными запретами, не другой трилогии, навеянной легендами и действительностью европейского средневековья («Браво», 1831, «Гейденмауэр», 1832, «Палач», 1833), не многочисленным морским романам («Красный корсар», 1828, «Морская волшебница», 1830), не сатирам, вроде «Мониконов» (1835), а также примыкающим к ним по проблематике двум публицистическим романам «Домой» (1838) и «Дома» (1838). Эта злободневная полемика на внутриамериканские темы, ответ писателя критикам, обвинившим его в недостатке патриотизма, что должно было задеть писателя - ведь уже был написан «Шпион» (1821) - патриотический роман из времен Американской революции. «Моникинов» сравнивали с «Путешествиями Гулливера», но Куперу не хватило свифтовской фантазии и остроумия. Купер более успешно противостоял недругам не как писатель, а как гражданин, который при случае и в судебные инстанции мог обратиться. Он выиграл не один процесс, защищая в суде свою честь и достоинство от газетных памфлетистов и даже земляков, которые постановили на собрании изъять его книги из библиотеки родного Куперстауна. Репутация Купера, классика национальной и мировой литературы, прочно держится на пенталогии о Натти Бампо - Кожаном Чулке (называют его и Зверобоем, Соколиным Глазом, Следопытом, Длинным Карабином). При всей скорописи автора, работа над этим произведением растянулась, хотя с большими перерывами, на семнадцать лет. На богатом историческом фоне в нем прослежена судьба человека, прокладывающего тропинки и магистрали американской цивилизации и в то же время трагически переживающего моральные издержки этого пути. Как проницательно заметил в свое время Горький , герой Купера «бессознательно служил великому делу... распространения материальной культуры в стране диких людей и - оказался неспособным жить в условиях этой культуры...».
Последовательность событий в этом первом на американской почве эпосе сбита. В открывающем его романе «Пионеры» (1823) действие происходит в 1793, и Натти Бампо предстает уже клонящимся к закату жизни охотником, не понимающим языка и нравов новых времен. В следующем романе цикла «Последний из могикан» (1826) действие переносится на сорок лет назад. За ним - «Прерия» (1827), хронологически прямо примыкающая к «Пионерам». На страницах этого романа герой умирает, но в творческом воображении автора продолжает жить, и спустя много лет он возвращается к годам его молодости. В романах «Следопыт» (1840) и «Зверобой» (1841) представлена чистая пастораль, беспримесная поэзия, которую автор обнаруживает в человеческих типах, и главным образом в самом облике девственной, еще почти не тронутой топором колониста природе. Как писал Белинский, «Купера нельзя превзойти, когда он приобщает вас к красотам американской природы».
В критическом очерке «Просвещение и словесность в Америке» (1828), облеченном в форму письма вымышленному аббату Джиромачи, Купер жаловался на то, что печатник в Америке появился раньше писателя, писатель же романтик обделен летописями и темными преданиями. Сам же он и компенсировал эту недостачу. Под его пером персонажи и нравы фронтира обретают невыразимое поэтическое очарование. Разумеется, Пушкин был прав, заметив в статье «Джон Теннер», что куперовские индейцы овеяны романтическим флером, лишающим их ярко выраженных индивидуальных свойств. Но романист, кажется, и не стремился к точности портрета, предпочитая правде факта поэтическую выдумку, о чем, кстати, иронически писал впоследствии Марк Твен в известном памфлете «Литературные грехи Фенимора Купера».
Тем не менее, обязательства перед исторической реальностью он ощущал, о чем сам говорил в предисловии к «Пионерам». Острый внутренний конфликт между высокой мечтой и реальностью, между природой, воплощающей высшую истину, и прогрессом - конфликт характерно-романтического свойства и составляет главный драматический интерес пенталогии. С пронзительной остротой этот конфликт обнаруживает себя на страницах «Кожаного чулка», явно самой сильной вещи и в пенталогии, и во всем наследии Купера. Поставив в центр повествования один из эпизодов так называемой Семилетней войны (1757-1763) между англичанами и французами за владения в Канаде, автор ведет его стремительно, насыщает массой приключений отчасти детективного свойства, что и сделало роман любимым детским чтением для многих поколений. Но это не детская литература.
Возможно, потому еще образы индейцев, в данном случае Чингачгука, одного из двух главных героев романа, получились у Купера лирически-размытыми, что важнее лиц для него были общие понятия - племя, род, история со своей мифологией, укладом жизни, языком. Именно этот мощный пласт человеческой культуры, в основе которого лежит родственная близость к природе, и уходит, о чем свидетельствует смерть сына Чингачгука Ункаса - последнего из могикан. Эта утрата катастрофична. Но не безысходна, что вообще не свойственно американскому романтизму. Купер переводит трагедию в мифологический план, а миф, собственно, не знает четкой границы между жизнью и смертью, недаром Кожаный Чулок, тоже не просто персона, но герой мифа - мифа ранней американской истории, торжественно и уверенно говорит, что юноша Ункас уходит лишь на время.
Человек перед судом природы - вот внутренняя тема «Последнего из мокиган». Дотянуться до ее величия, пусть порой и недоброго, человеку не дано, но он постоянно вынужден решать эту нерешаемую задачу. Все остальное - схватки индейцев с бледнолицыми, битвы англичан с французами, красочные одежды, ритуальные танцы, засады, пещеры - только антураж.
Куперу было больно видеть, как корневая Америка, которую воплощает любимый его герой, уходит на глазах, подменяясь совсем другой Америкой, где бал правят спекулянты и проходимцы. Потому и обронил писатель с горечью: «Я разошелся со своей страной». Но со временем стало видно то, что не заметили современники-соотечественники, упрекавшие писателя в антипатриотических настроениях, расхождение - это форма нравственной самооценки, а тоска по ушедшему - тайная вера в продолжение, не имеющее конца.

Фенимор Купер - выдающийся американский писатель и публицист. В его активе огромное количество исторических приключенческих романов о жизни общества в период войны Америки за независимость и прогресс. В его литературном активе - такие известные романы, как: «Последний из Могикан», «Зверобой», «Пенталогия о кожаном чулке» и многое другое. Вся Америка зачитывалась им и была благодарна за такую искренность и любовь, с которой он описывал девственную природу Америки. Людям очень нравился его талант рассказчика. Особенно детям. Хотя, казалось бы, его романы насыщенны кровавыми сценами и сценами насилия. Местью, предательством и любовью. Темы не для детей. Однако их привлекало не это. Дети любят приключения, любят запоминающихся, сильных героев. И Фенимор Купер дал им это. Он создал персонажей, которые несли с собой свет в общество, которые говорили о свободе, душевности, любви и сострадании.

Фенимор Купер за свою жизнь написал 33 романа и по праву вписан в историю как первый американский писатель, чьи труды были признаны во всем Старом Свете, даже в России. Все великие писатели, такие как Бальзак, Теккерей, преклонялись перед талантом Купера. Хотя сам он начал свой литературный путь, когда ему уже было за 30 лет, и чисто случайно. Говорят, что свой первый роман "Предосторожность" он написал, потому что поспорил со своей супругой.

Он сын богатого землевладельца, который затем стал конгрессменом, с самого детства был свидетелем того, как жадно и жестоко пробивала себе путь Америка. Этот драматизм впился в сознание юного американца и стал для него путеводителем во взрослую жизнь. Это чувство, эти воспоминания не покидали его, и совсем скоро стало ясно, что их необходимо выплеснуть наружу.

В 14 лет Купер стал студентом Йельского университета. Однако проучиться ему суждено было недолго. Его выгнали за какую-то провинность и он, не теряя времени, поступил на службу во флот. Там он служил и набирался знаний целых 7 лет. В период с 1826 по 1833 года он объездил всю Европу. Жил в таких странах, как: Англия, Франция, Германия, Бельгия, Нидерланды. Путь в Россию так и не открылся для писателя. Через 10 лет после турне, в свет начали друг за другом выходить романы Купера, которые и создали новую жизнь вокруг него. Трилогия о «Земельной ренте», которой он начал свой путь, рассказывала о дельцах и земельных аристократах, которые вели не чистый бизнес. Эта трилогия принесла автору всемирную славу и признание. Многие американские семьи, те, которых строила земельная система, были рады услышать в произведениях Купера свой, давно умолкший голос.

Дальше на свет появляются морские романы и сатиры. Появляются два публицистических романа «Домой» и «Дома». После выхода этих романов, критики надулись против него, и начали обвинять в антипатриотизме, что на самом деле было неправдой. Купер прекрасно понимал, что обвинения эти не имеют должных оснований. Он любил свою страну. Любил так, Что не желал мириться с тем коварством и несправедливостью, что существовали на территории страны. Некоторые романы Купера сравнивают с «Путешествием Гулливера» Джонатана Свифта. Однако Куперу не хватает той степени остроумия, которая была в Свифте.

Купер боролся за свои права, и порой на судах защищал свою честь и свое слово. В борьбе за свои идеалы он выиграл не один процесс. Сила его духа и правды не имела должных соперников, и, в конце концов, праздновала торжество правды над ложью. Репутация Купера в мировой литературы прочно зиждется на созданных им героях, которые несли с собой правду, национальные мотивы. Пенталогия о Натти Бампо была написана за долгие 17 лет, став затем величайшей классикой мировой литературы. Даже Горький писал о Купере, как об одном из величайших героев, которых когда-либо видела старая Америка.

Фенимор Купер и его наследие

Фенимор Купер - великий автор старой Америки. Его романы, «Пионеры» (1823), «Последний из Могикан» (1826), «Зверобой» (1941) и «Следопыт» (1940) являются по праву лучшими произведениями о диком западе. Племена американских индейцев в романах Фенимора Купера живут как дикие призраки, неуловимые, с могущественными традициями. События в первом романе текут непоследовательно. В «Пионерах» старый охотник Натти Бампо, доживает последние мгновения жизни. Он не понимает и не желает понять те нравы и законы, пришедшие на смену старым традициям уже отошедшего мира. В следующем романе «Последний из Могикан» действие разворачивается на 40 лет раньше. Идет война между англичанами и американцами. Индейцы примыкают к солдатам, дабы тоже влиться в войну за свободу своих земель.

В работе «Просвещение и словесность в Америке» (1828), Фенимор Купер в форме письма обратился к аббату Джиромаччи с жалобой, в которой говорил, что в историческом контексте первым появился печатник. Сам писатель же появился куда позже. Писатель - это свободный романтик, чья жизнь порою принадлежит исключительно его летописям и чувствам. Сам Купер был таким. Он был подвластен сильным, могущественным эмоциям. И даже Пушкин в своей статье «Джон Теннер» заметил, что созданные на страницах куперовских романов индейцы овеяны романтическим флером, лишающим их ярко выраженных индивидуальных свойств. Однако стоит отойти недалеко и сказать, что Купер никогда не стремился к изображению точных портретов. Он предпочитал выдумку поэта вместо правдивости факта.

Однако все же, каким бы поэтом в душе он не был, он чувствовал обязательство перед историей, ощущал, как неукоснительный факт, который нужно ценить и почитать. История это святая обязанность. В писателе чувствовался острый конфликт, изрыгающийся наружу на страницах его произведений. Этот конфликт между реальностью и мечтами, природой, в которой заключалась высшая истина и прогрессом, который потихоньку сводит природу на нет, убивает душу мира. Этот конфликт ярко выражен в сюжете «Кожаного чулка», где ведется повествование о Семилетней войне между Французами и Англичанами за право называться владыками Канады. В романе много путешествий и детективных тайн, есть интрига и любовь. Все это прекрасно отыграло свою роль и роман стал шедевром детской литературы, хотя на самом деле, это никак не детская литература. В этом романе, одним из главных героев выступает знаменитый индеец Чингачгук, чей образ у автора получился слегка размытым. Это говорит о том, что на первом месте для писателя были общие понятия - род, племя, история, уклад жизни, традиция и другое. И именно со смертью Ункаса, - сына Чингачгука, утрата чувствуется с еще большей силой. Словно обрывается нить времен, когда новое сменяет старое.

Купер очень болел любовью к природе. И отголоски этой болезни легли на страницы «Последнего из Могикан», где тема звучит коротко и передает всю суть. Природа судит человека. Человек никогда не поднимется над природой, пусть даже в его арсенале весь мировой прогресс. Природа будет всегда для него недосягаема. Перечитывая роман Фенимора Купера, ловишь себя на мысли, что автору было неимоверно больно осознавать то, что старая Америка вынуждена уйти, ведь того требует новый уклад. Общество меняется и страна вместе с ним. Однако эта новая Америка уже при рождении оказывается мертвой. Писатель в будущем писал, что он разорвал отношения со своей страной, разошелся, как расходятся пары, живущие в браке не одно десятилетие. И потому даже такой разрыв, не убивает былой любви, былой заинтересованности и сострадания. Для Купера Америка была все такой же таинственной и дикой, как много лет назад. И он её продолжал любить.

Обращаем Ваше внимание, что в биографии Купера Фенимора представлены самые основные моменты из жизни. В данной биографии могут быть упущены некоторые незначительные жизненные события.

Джеймс Фенимор Купер (James Fenimore Cooper , 1789-1851) начал писать уже вполне взрослым, сложившимся человеком, успевшим многое испытать, пережить и передумать. Он гордился тем, что хорошо знает Америку, и, говоря о своих зрелых романах, не раз заявлял, что пишет только о том, что известно ему по собственным наблюдениям, хотя и дает волю своему воображению. Конечно, мои описания несколько поэтичны, как и следует, но в основном они достаточно точны , - писал он своему французскому издателю.

Фенимор Купер вырос в поместье своего отца, Куперстауне, на берегу живописного озера Отсего, в шестидесяти двух милях к западу от Олбани, столицы штата Нью-Йорк. Во времена детства будущего писателя здесь, в глуши, пролегала граница между цивилизованными поселениями и еще не освоенными, заросшими девственным лесом землями. Ребенком Купер мог наблюдать здесь тот мир сложных и подвижных человеческих отношений, который ожил впоследствии на страницах его романов. Он видел индейцев - исконных хозяев обманом или насилием отнятой у них земли, вымирающих или насильственно оттесняемых все дальше на Запад; пионеров - скваттеров , захватывающих участки целины, чтобы, собрав несколько богатых урожаев на вырубках, двинуться дальше. Закон крупной собственности, представителем которого был его отец, судья Уильям Купер, гордившийся тем, что от него зависят сорок тысяч душ арендаторов, вторгался в существование множества людей, привыкших к вольному, скитальческому образу жизни - и индейцев, и белых охотников, звероловов, странствующих коробейников, скваттеров… Война за независимость США кончилась всего за шесть лет до рождения Купера; ее предания, использованные им впоследствии в романах Шпион , Лионель Линкольн, или Осада Бостона (1825) и других, были еще свежи; а результаты победы, вырванной у англичан героическими усилиями американских фермеров и ремесленников, оказались спорными и сомнительными. Федералисты, к числу которых принадлежал отец Купера, считали опасной и вредной демократизацию общественно-политического строя США. А народ роптал на высокие налоги, на распродажу имущества, конфискуемого за долги, требовал земли и свободы, обещанной ему Декларацией Независимости. Возникали волнения; восстание фермеров под предводительством Даниэля Шейса, всколыхнувшее страну, разыгралось за два года до рождения Купера, в 1786-1787 годах.

Противоречия, не разрешенные Войной за независимость и углубившиеся в XIX веке, нашли отражение в романах Купера, хотя в большинстве случаев и не в прямой, а в романтически преображенной, символической форме. До поры до времени яркие впечатления жизни на границе колонизации незаметно откладывались в сознании живого, резвого, шаловливого мальчика, - таким запомнился современникам в его школьные годы Джеймс Купер , предпоследний из тринадцати детей судьи из Купер-стауна.

Годы учения Купера в Йэльском университете, куда он поступил четырнадцатилетним подростком, были ознаменованы главным образом отчаянными проказами; обдумывая их, будущий романист проявлял неистощимую изобретательность. После того как он взорвал запертую дверь, заложив заряд пороха в замочную скважину, его исключили из университета. Как вспоминал один из его педагогов, Джеймс Купер был довольно своенравен, терпеть не мог серьезного ученья, особенно отвлеченных наук, и без памяти любил читать романы и забавные повести . Первым настоящим жизненным университетом для Купера стала морская служба. Семнадцати лет отец отправил его матросом в годичное плавание на торговом судне, совершавшем рейсы между Америкой и Испанией. Затем он стал мичманом военно-морского флота. На некоторое время его откомандировали в район Великих озер, наблюдать за постройкой военных судов. Впечатления этих месяцев воскресли в написанном тридцать лет спустя романе «Следопыт» (1840), действие которого развертывается на озере Онтарио.

В 1811 году, после смерти отца, Купер женился, оставил морскую службу и попытался осесть на земле. Судье Куперу не удалось закрепить своих прав на захваченную им территорию; его наследникам пришлось довольствоваться крохами отцовского состояния. Деятельно занимаясь сельским хозяйством, став даже членом Агрономического общества, Купер не пренебрегает и другими доходными предприятиями: заводит лавку в одном из глубинных, пограничных поселений штата Нью-Йорк, покупает и снаряжает в плавание китобойное судно… По замечанию его биографа Бирда, самым донкихотским из всех его экспериментов этого периода оказалось, однако, сочинительство .

Первая проба пера, которой дебютировал Купер, роман Предосторожность (1820) давно заслуженно забыт и представляет теперь лишь чисто библиографический интерес. Это было бледное подражание английским нравоучительным бытовым романам; ни место действия (английская провинция), ни заурядные персонажи Предосторожности не были отмечены печатью самобытности, столь характерной для Купера-художника. Но этот опыт не пропал даром: он показал Куперу, как не надо писать. В своем романе Шпион, или Повесть о нейтральной территории (1821) он обратился к самому драматическому периоду национальной истории - к переломному этапу Войны за независимость, выбрав местом действия хорошо знакомую ему, как и многим его читателям, округу штата Нью-Йорк. Как вспоминал он впоследствии в предисловии к изданию 1831 года, наполовину закончив роман, он надолго приостановил работу: слишком сомнительной казалась ему попытка заинтересовать патриотическим американским сюжетом читателей, привыкших питаться английской беллетристикой. Успех Шпиона рассеял эти сомнения, окрылил Купера и стал важной вехой в истории американского романа.

В 1823 году вышли в свет Пионеры, или Истоки Сусквеганны - первое произведение замечательной пенталогии, известной под общим названием Истории Кожаного Чулка (по прозвищу главного героя). Над этой пенталогией Купер работал в разные периоды жизни, с начала 20-х годов до 1841 года. Роман Последний из могикан , представляет собой одну из частей эпопеи, которая по праву считается шедевром Купера.

За Пионерами последовал первый из морских романов Фенимора Купера - Лоцман (1824), действие которого, как и в Шпионе , развертывалось во времена Войны за независимость, а главным героем был знаменитый командир американского военно-морского флота Поль Джонс, нанесший ряд сокрушительных поражений англичанам и воспетый в свое время американским поэтом-демократом Филипом Френо.

Купер чувствовал себя на подъеме. Он пишет одну книгу за другой, экспериментирует, пробуя силы в различных жанрах; его романы завоевывают широкую читательскую публику и в Европе, перепечатываются в Англии и переводятся на большинство европейских языков.

Купер радовался тому, что его романы и в переводе сохраняют свою жизненность; позвольте Вам заметить, сударыня, что если книга продолжает высоко держать голову после того, как она была отдана на милость французского переводчика, то это значит, что в ней есть кости и мускулы - шутливо писал он своей приятельнице миссис Джей.

На протяжении первого десятилетия писательской деятельности Купера воодушевляла уверенность в его единстве с общественным мнением Америки. Размышляя об ответственной миссии писателя, он видел свою задачу в том, чтобы пробудить спящие таланты нации (письмо Ричарду Генри Дейна от 14 апреля 1823 г.). Моя цель, - писал он позже, - духовная независимость… Америки; и если я смогу сойти в могилу с мыслью, что хоть немногим способствовал достижению этой цели, я буду утешаться сознанием, что не был бесполезен среди моих сверстников (письмо Сэмюэлю Картеру Холлу от 21 мая 1831 г.).

Живой отклик, который встретили у него на родине его романы, вдохновленные идеалами освободительной войны 1775-1783 годов, укреплял его надежды на то, что Америка стоит на верном историческом пути. Он гордился, что по праву рождения связан с этой славной страной, которая скоро будет, - я мог бы сказать, которая уже стала, - образцом для мудрых и добрых людей в любом краю .

Эти строки были написаны во Франции, где Купер с 1826 по 1833 год занимал пост американского консула в Лионе. Должность эта была номинальной. Писатель жил со своею семьей в Париже, в центре политических бурь начала 30-х годов . Он много путешествовал и по другим странам Европы, внимательно следя за событиями, сопоставляя социально-исторический опыт Старого Света с опытом своей страны. Первым литературным итогом этих раздумий был цикл европейских романов Купера: Браво (1831), Гейденмауэр (1832) и Палач (1833). Первый из них вызвал восторженный отзыв Белинского: …какие лица, какие характеры! как сроднилась с ними душа моя, с какою сладкою тоскою мечтаю я о них!.. Коварная, мрачная, кинжальная политика венецианской аристократии; нравы Венеции; регата, или состязание гондольеров; убийство Антонио - все это выше всякого описания, выше всякой похвалы .

Книги эти в совокупности заключали в себе критику феодальных порядков и нравов с точки зрения демократии. Но хотя действие их было отодвинуто в прошлое, проницательные читатели без труда улавливали в этих исторических романах злободневные намеки на современность. В предисловии к позднейшему переизданию Браво , написанном в 1833 году, Купер вспоминал: Это произведение было написано главным образом в Париже, где было достаточно удобных случаев… наблюдать, как лицемеры и интриганы издеваются над справедливыми надеждами масс, злоупотребляя их доверием и используя плоды народной энергии в интересах себялюбцев и торгашей . Купер намекал прежде всего на исход Июльской революции 1830 года во Франции. Но вскоре ему предстояло убедиться в том, что сказанное им здесь о монархии короля-лавочника Луи-Филиппа было применимо и к его собственной стране. Свой разладе Америкой Купер начинает ощущать еще за границей; он возвращается в США с мрачными предчувствиями. В письме художнику Данлэпу он признается: Бесспорно одно - я разошелся с моею страной, - пропасть между нами огромна, -кто впереди, покажет время . Другому другу, скульптору Гриноу, он пишет, что возвращается домой, чтобы поближе присмотреться к Америке и убедиться в том, будет ли у меня в остающейся мне жизни родина или нет .

Непосредственным поводом к этому резкому перелому во взглядах и настроениях Фенимора Купера послужила возмутившая его реакция значительной части американской прессы и общественных деятелей на его публицистические статьи, где он доказывал экономические преимущества демократического республиканского строя США по сравнению с французской монархией. К негодованию Купера, американские виги не только не поддержали его, но и высмеяли его аргументацию и взяли под сомнение его право выступать перед европейской публикой от лица США. Это было прологом новых и гораздо более драматических столкновений с общественным мнением буржуазной Америки, - в том числе гневного публицистического Письма соотечественникам (1834), сатиры Моникины (1835), целого ряда других более поздних произведений Купера. Теперешняя политическая борьба в нашей стране представляет собой, по-видимому, конфликт между людьми и долларами , - восклицает он в письме Бедфорду Брауну (24 марта 1838 г.).

Моникины - комико-серио-романтико-ироническая повесть , как анонсировал ее Купер своим издателям еще в 1832 году, представляла собой свифтианскую сатиру, обличавшую и порядки Старого Света (в особенности Англии), и порядки США. Читатель легко узнавал в стране Низкопрыгии - США, а в соперничающей с ней Высокопрыгии - Англию. Населяющие их человечки - моникины - различаются, в сущности, только длиною своих хвостов. Куцые обитатели Низкопрыгии гордятся своею бесхвостостью - мнимым залогом всеобщего равенства; граждане Высокопрыгии, напротив, кичатся своими длинными хвостами (намек на аристократические привилегии и титулы, сохраняющиеся в Англии). Впрочем, появляясь за границей, государственные мужи Низкопрыгии охотно прицепляют себе длиннейшие хвосты - именно так поступает посол Низкопрыгии, которому Купер дает выразительное имя Иуда Друг Народа. Политическая мудрость в Низкопрыгии определяется искусством головокружительных прыжков; в нем соревнуются с равным успехом представители обеих соперничающих партий. Конституция Низкопрыгии - предмет велеречивых восхвалений - представляет собой, по ядовитому определению Купера, не более как Великую Национальную Аллегорию. А общественная и экономическая жизнь этой страны характеризуется периодически наступающими Нравственными Затмениями: в период наибольшего процветания Низкопрыгии светило Морального Принципа, со всеми его спутниками - Истиной, Честностью, Бескорыстием и Патриотизмом, заслоняется Великим Денежным Интересом и скрывается в его тени. Конец затмения возвещается приближением фазы Несчастья и завершается вступлением в фазу Бедствий. Только тут нравственные истины проясняются снова…

Неутешительный прогноз будущего капиталистической Америки высказан Купером в аллегорическом романе-утопии Кратер (1848). Поселенцы, обосновавшиеся на необитаемом острове среди океанских просторов, создают процветающую колонию. Но хищнические страсти и раздоры постепенно подрывают ее благополучие. В конце романа колония погибает, разрушенная землетрясением. Автор подсказывал читателям аналогию между этой мрачной робинзонадой и историей США.

В последние годы жизни Фенимор Купер, не будучи аболиционистом, с тревогой следил за углубляющимися противоречиями между рабовладельческим Югом и промышленным Севером. Попытки их компромиссного умиротворения оценивались им как поразительное шарлатанство . За год до смерти он предсказывал неизбежность гражданской войны. Каждая неделя выбивает еще одно звено из цепи Союза , - писал он другу своей юности, коммодору Шубрику.

Не раз он с горечью упоминает в своих письмах о том, что его обвиняют в антиамериканизме . С самого своего возвращения на родину он оказался под обстрелом беспринципной и демагогической прессы. Гротескно-сатирическое изображение нравов американских газетчиков в памятных главах диккенсовских Приключений Мартина Чезлвита бледнеет по сравнению со сводом подлинных газетных нападок на Купера. Его объявляли столь же лишенным обычных человеческих чувств, как самый краснокожий из его индейцев , сравнивали с тигром в зверинце, который рычит при приближении каждого прохожего, а то и просто с бешеной собакой… На собрании обывателей его родного Куперстауна было решено изъять его сочинения из местной библиотеки. Однако Купер не сдавался. Из года в год он методично привлекал к суду за клевету своих диффаматоров и, к их негодованию, выиграл несколько из этих исков. Но малые победы не могли, конечно, утолить горького сознания своей отчужденности от собственной страны. Одиночество Купера в последние годы жизни усугублялось тем, что, осуждая власть долларов, он ополчался и против социалистических идей, проникавших в эту пору в общественную жизнь США по преимуществу в форме социально-утопических экспериментов, и против массовых демократических движений (в частности, борьбы за отмену земельной ренты). Отсюда неровность многих поздних романов Купера, - его дилогии Домой (1838) и Дома (1838), трилогии, известной под названием Хроника Литтлпейджей (или Трилогия в защиту земельной ренты ), предсмертного его романа Веяния времени и других; острые сатирические наблюдения, мудрые обобщения сочетаются здесь с консервативными предубеждениями и социальной близорукостью. Самым цельным и значительным в художественном наследии Купера остались его эпопея о Кожаном Чулке , Шпион , Лоцман .