Христианский рыцарь и «бессмертный гусар» Най-Турс — граф Федор Артурович Келлер. Литературно-исторические заметки юного техника В Галиции, Карпатах и Румынии

Сегодня день памяти верного слуги Государя генерала от кавалерии графа Федора Артуровича Келлера, злодейски убитого петлюровцами в 1918 г. Он родился в 1857 г. и посвятил свою жизнь ратному делу. Герой Первой мировой войны генерал-лейтенант Келлер был одним из двух высших военачальников, кто в позорные дни февраля 1917 г. проявил верность своему Государю, отправив в ответ на сообщение об отречении Императора Николая II телеграмму «Прикажи Царь, придем и защитим Тебя».

Дверь монастырской кельи противно заскрипела. Разбуженные этим скрипом, трое узников поднялись навстречу неизвестности. Бряцая оружием, в дверном проеме показалось несколько фигур, освещаемых дрожащим светом факелов. - Приказано перевести вас в тюрьму. - Почему ночью? - Приказано. Трое набросили шинели, медленно застегнули их на все пуговицы. Первым на монастырский двор вышел самый высокий из арестантов, двое других молча следовали за ним. В сопровождении конвоиров они прошли к монастырским воротам. Далее их путь лежал по ночным киевским улицам и переулкам. Вот показались стены Софийского собора, памятник Богдану Хмельницкому. Конвойные замедлили шаг, отставая все дальше и дальше. В какой-то миг, почувствовав за спиной пустоту, тройка арестованных остановилась. Тот, что шел впереди, обернулся к своим спутникам, тихо произнес: - Ну вот и все, господа…

Его последние слова заглушил винтовочный залп, распоровший тишину декабрьской ночи. Потом раздались одиночные выстрелы.

Когда все стихло, конвоиры приблизились к распростертым на снегу телам. Тот, который шел первым и которому предназначалось большинство выпущенных пуль, был мертв. Двое других еще подавали признаки жизни. Их добили штыками.

Трупы свалили на заранее припасенную телегу, в которую была впряжена едва стоявшая на ногах кляча. Взяв лошаденку под уздцы, ее отвели к монастырским воротам, где и оставили страшный груз на произвол судьбы. Утром монахи, обнаружившие этот «катафалк», доставили покойников в военный госпиталь.

На следующий день тела убитых были выставлены в анатомическом театре. Приглашенными родственниками и друзьями были опознаны штаб-ротмистр Иванов, полковник Пантелеев и генерал граф Келлер, на теле которого зияли одиннадцать ран…

Вся жизнь - в седле

В ГРАФСКОЕ достоинство Келлеров в 1789 году возвел прусский король. Во времена царствования Николая I они перебрались в Россию, приняли православную веру и за сто лет безупречной службы новой родине полностью обрусели.

В 1877 году продолжатель одного из самых знатных дворянских родов Российской империи, наследник титула молодой граф Федор Артурович, которому не исполнилось и двадцати, сбежал на Балканскую войну. Сбежал, не испросив родительского благословения, едва закончив приготовительный пансион Николаевского кавалерийского училища. Сбежал, променяв офицерские эполеты на погоны рядового 1-го лейб-драгунского Московского полка. Понятно, что после такой вольности юноша мог вернуться в родовое гнездо только героем - живым или павшим.

Впрочем, погибать молодой граф не торопился. А вот отваги и геройства ему было не занимать.

В день жесточайшего Шейновского сражения, когда захлебнулась атака пехотных батальонов, штурмовавших под грохот барабанов и с развернутыми знаменами по открытой равнине осыпающие их огнем неприятельские редуты, именно московские драгуны в конном строю ворвались в укрепленный лагерь турецкого паши и решили исход боя. Келлер был тогда в числе первых. И впоследствии отличился еще не единожды.

В начале января 1878 года лишь благодаря безудержной лихости русских кавалеристов была взята железнодорожная станция Тернов. Отступающие турки подожгли мост, через который пролегал единственный путь к городку. Пылавшую переправу прикрывала разместившаяся на кургане неприятельская батарея. Генерал-майор Струков, возглавлявший конницу скобелевского отряда, кликнул охотников и, взметнув саблю, первым устремился в огонь. За ним - с места в галоп! - рванул эскадрон московских драгун, в котором служил Келлер. Каким-то чудом они пронеслись по охваченным пламенем пролетам моста, взлетели по склонам высоты к пушечным окопам, в мгновение ока изрубили орудийную прислугу. А следом уже подходила пехота…

Вернувшийся домой юноша предстал пред родительскими очами увенчанный двумя серебряными Георгиями - солдатскими знаками отличия III и IV степени. А на вопрос отца: «За что?», скромно отвечал: «Первый - когда вез донесение в штаб и не разъехался с турецким разъездом. А второй - когда проскакал через горящий мост». К слову, эти награды Федор Артурович с гордостью носил, не снимая, всю свою жизнь, даже став полным генералом.

Сразу после возвращения с Балкан Келлер выдержал экзамен при Тверском кавалерийском юнкерском училище на первый офицерский чин и в марте 1878 года стал прапорщиком. Через два года корнетом он переводится в 18-й Клястицкий драгунский полк и через семь лет дослуживается в нем до командира эскадрона. Затем успешно оканчивает Офицерскую кавалерийскую школу в Санкт-Петербурге и с блестящей аттестацией возвращается в строевые кавалерийские части.

Нельзя сказать, что военная карьера графа поначалу круто шла вверх. Подполковником он стал лишь в тридцать семь лет, полковником - в сорок четыре года. Тогда же, в 1901-м, впервые получил под свое начало отдельную кавалерийскую часть. Но зато какую! Три года Федор Артурович возглавлял Крымский дивизион, который нес охранную службу в Ливадии во время приездов в летнюю резиденцию императора Николая II и членов царской фамилии. Очевидно, именно тогда состоялось близкое знакомство Келлера с монархом и его родственниками. Результатом стали, с одной стороны, беззаветная преданность графа последнему русскому царю и, с другой, безграничное доверие царственных особ бесхитростному прямодушному кавалеристу, для которого ничего, кроме службы и единожды данной присяги, не существовало.

В феврале 1904 года граф Келлер возглавил 15-й драгунский Александрийский полк, квартировавший в Польше. На этой должности он встретил первую русскую революцию. В бурлившей окраине империи было введено военное положение, и Федор Артурович стал временным калишским генерал-губернатором, железной рукой подавляя любое проявление крамолы. Тогда же он едва не пал жертвой революционеров-боевиков: на Келлера было совершено покушение. При взрыве брошенной в него бомбы полковник получил контузию и множество осколочных ранений. В живых остался чудом: ему удалось на лету поймать и отшвырнуть в сторону смертоносный заряд.

С этого момента милости монарха начинают сыпаться на верного служаку, как из рога изобилия. В ноябре 1906 года граф Келлер назначается командиром лейб-гвардии драгунского полка, а уже в следующем становится флигель-адъютантом и зачисляется в свиту Его Императорского Величества с одновременным производством в генерал-майоры. Еще через три года он получает под свое начало кавалерийскую бригаду, а в феврале 1912 года - 10-ю кавалерийскую дивизию, которую к началу мировой войны сумел сделать одним из самых боеспособных соединений русской армии.

Как шутили армейские острословы, графу удалось промчаться от рядового до генерал-лейтенанта, не покидая седла и минуя академию Генштаба. Но несмотря на отсутствие академического образования, к лету 1914 года Федор Артурович считался лучшим русским кавалерийским военачальником.

Начавшаяся Первая мировая подтвердит это: на ее полях граф завоюет репутацию «первой шашки России» и «золотого клинка империи». О нем станут с восторгом рассказывать газеты и журналы, им будут восхищаться при дворе и в обществе, а тринадцати- и пятнадцатилетние мальчишки из богатых семейств - убегать из дому на фронт, чтобы «служить у Келлера».

В Галиции, Карпатах и Румынии

24 ИЮЛЯ 1914 года 10-я кавалерийская дивизия, входившая в состав 3-й армии Юго-Западного фронта, перешла русско-австрийскую границу у местечка Вышгородок и, без особого труда выбив австрийцев из Збаража, устремилась в направлении Львова. 3 августа кавалеристы графа Келлера, преследуя неприятеля, захватили первых пленных - около 500 солдат и 16 офицеров.

А через пять дней у деревни Ярославицы скрестили клинки с 4-й австрийской кавалерийской дивизией. Тот бой стал первым крупным столкновением конницы в только-только разгоравшейся войне. Несмотря на то, что противник имел почти двойное превосходство, подчиненным Келлера удалось одержать блестящую победу. В качестве трофеев им, помимо почти тысячи пленных, досталось 8 орудий, более 300 лошадей и вся штабная документация наголову разбитой австрийской дивизии. Не заставили себя ждать и награды: высочайшим указом от 23 сентября начальнику дивизии был пожалован орден Св. Георгия IV степени, командирам полков - Георгиевское оружие.

В середине августа на Юго-Западном фронте разгорелись бои у города Красник, переросшие в грандиозную Галицийскую битву. За тридцать три дня русские войска, продвинувшись на 280–300 километров, заняли Львов, овладели крепостью Галич, вплотную подошли к Кракову. 10-я кавалерийская дивизия графа Келлера в те дни сыграла выдающуюся роль. «За совершенные подвиги в делах против неприятеля в августе-сентябре 1914 года» Георгиевской орденской думой Федор Артурович был представлен к Георгиевскому оружию. В силу каких-то причин вышло так, что шашка, украшенная черно-оранжевым темляком, была вручена ему лишь в апреле 1916-го, через полтора года после описанных событий. Но зато вручена самим императором. Тогда-то Николай II и назвал графа «первой шашкой России»…

В конце сентября 1914 года 10-я кавалерийская дивизия была передана в 8-ю армию генерала Брусилова, после прорыва австрийской обороны гнавшую неприятеля к Карпатским горам. Конники Келлера, действовавшие в авангарде наступавших, овладели городами Добромиль, Санок и Риманов, выдержав упорный бой у деревни Залуж, первыми подошли к Дуклинскому перевалу. И тут начдив, в пятьдесят семь не прекращавший лично водить кавалерийскую лаву в атаку, едва не поплатился жизнью за свои лихость и молодечество: 3 декабря граф был ранен в ногу. По счастью, пуля, прошедшая навылет, не повредила кость.

Лечить ранение Федор Артурович был отправлен в Харьков, где проживала его семья. Впрочем, залеживаться на больничной койке старый воин не собирался - уже 14 января 1915 года командующий 8-й армией генерал Брусилов с удивлением читал телеграмму: «Доношу, что прибыл по излечении раны и вступил в командование дивизией. Келлер».

В начале весны второго военного года в русской армии стали формироваться кавалерийские корпуса. Два из них должны были появиться в составе 9-й армии Юго-Западного фронта. И вполне логично, что командиром одного из них, 3-го кавалерийского, был назначен граф Келлер. 3 апреля он был утвержден в этой должности высочайшим указом.

Еще не завершив формирование корпуса, Федор Артурович повел его в бой - так требовала обстановка. Уже 16–17 марта он схлестнулся с обходившими левый фланг Юго-Западного фронта 42-й венгерской пехотной дивизией и австрийской гусарской бригадой, опрокинул их и отбросил на территорию Буковины. В следующие два дня корпус выдержал несколько встречных столкновений с австрийской конницей и 30 марта первым вступил на территорию Венгрии. За эти бои 3-й кавалерийский и лично граф Келлер были удостоены похвалы Верховного Главнокомандующего.

Келлер вручает Георгиевский крест вахмистру 1-го Оренбургского казачьего Наследника Цесаревича полка.

Но события на Юго-Западном фронте только разворачивались. В конце апреля 9-я армия генерала Лечицкого перешла в наступление вдоль Днестра. В ходе разгоревшегося Заднестровского сражения русская конница под командованием графа Келлера умножила свою славу. Только за один день боев, 27 апреля, кавалеристы Федора Артуровича захватили у неприятеля шестнадцать артиллерийских орудий, два десятка пулеметов, взяли в плен около 2000 солдат и 23 офицера. В ходе дальнейшего наступления русских войск 7-я австро-венгерская армия была отброшена за Прут.

1 мая 1915 года за боевые успехи граф Келлер был награжден орденом Св. Анны I степени с мечами. А через десять дней удостоился еще более высокого знака отличия - ордена Св. Георгия III степени. Примечательно, что в эти же дни Федор Артурович от сражавшихся под его началом оренбургских казаков получил награду, утвержденную впоследствии государем императором - звание почетного казака Оренбургского казачьего войска. С тех пор «граф-казак» постоянно носил на голове огромную мохнатую волчью папаху, а на груди - знак Оренбургского казачьего войска.

Надо сказать, что келлеровские кавалеристы не отставали от своего лихого командира в «сборе наград»: только за март–июнь 1915 года к Георгиевскому кресту различных степеней были представлены 867 драгун, казаков, гусар и артиллеристов 3-го кавалерийского корпуса.

Увы, в начале лета ситуация на Юго-Западном фронте резко изменилась - началось мощное наступление германских войск под Горлицей. После двухнедельных кровопролитных боев русские армии была выжаты германцами за реку Сан. В июне немцы захватили Львов и Перемышль, вытеснив русских из Галиции. Чтобы избежать окружения между Вислой и Бугом, Ставка приняла решение об отступлении из Польши. Лишь к середине сентября фронт удалось стабилизировать на линии Рига–Двинск– Пинск–Дубно–Новосильцы. Обе стороны готовились к новой летней кампании.

1916 год остался в истории Первой мировой прежде всего как год Луцкого (Брусиловского) прорыва, начавшегося в конце мая. В его ходе войска Юго-Западного фронта взяли в плен почти 9000 австрийских офицеров, более 408000 нижних чинов, захватили 581 орудие, 1795 пулеметов, 448 бомбометов и минометов, отняли у противника территорию более чем в 25000 кв. километров. Подобные успехи западным союзникам России не снились на протяжении всей войны!

Слева направо: граф Келлер, генерал Брусилов

Корпус графа Келлера, численность которого к началу наступления была доведена до 15000 сабель, принял в Луцком прорыве самое деятельное участие, заметно выделяясь своей доблестью даже на фоне лучших частей русской армии, проявив массовый героизм, что было отмечено самим генералом Брусиловым.

В ходе наступления конники Келлера, преследуя отступающего неприятеля, вошли в Карпаты. Кавалерия была вынуждена занять непривычные для себя позиции в окопах. Оседлав вершины и перевалы, части 3-го кавалерийского корпуса отбивали непрерывные атаки австрийцев. Противник подтянул тяжелые орудия и сумасшедшим огнем буквально сравнивал русские укрепления с землей.

16 июня Федор Артурович во время очередного артналета был ранен в правую ногу шрапнельной пулей, расщепившей кость. На этот раз ему пришлось покинуть родной корпус на три месяца. Все это время келлеровцы продолжали упорно сражаться и, как позже показали пленные, не только выдержали натиск 30 полностью укомплектованных австрийских и германских батальонов, поддерживаемых многочисленной артиллерией, но и отбросили их на исходные позиции.

Граф Келлер вернулся к своим доблестным кавалеристам лишь в конце сентября. К этому времени в войну на стороне Антанты вступила Румыния. И ее почти сразу же пришлось спасать от разгрома. 9-я русская армия, а вместе с ней и 3-й кавалерийский корпус вошли в состав вновь образованного Румынского фронта.

Слабая боеспособность новоявленного союзника вызывала раздражение и недовольство Федора Артуровича, корпус которого был вынужден постоянно закрывать собой никчемные в боевом отношении румынские части. Этих вояк Келлер помнил еще по Плевне, когда московские драгуны (бывало такое!) спасали от их бесчинств и грабежа пленных турок.

К концу 1916 года части 3-го кавалерийского корпуса после многомесячных непрерывных тяжелых боев крайне нуждались в отдыхе. К тому же румыны постоянно подставляли корпус под удары, не затрудняя себя такими «пустяками», как снабжение русских кавалеристов всем тем, без чего ни жить, ни воевать невозможно. Часто румынские солдаты просто разворовывали транспорты, предназначенные для русских, из-за чего между союзниками случались вооруженные столкновения. Из-за плохого питания по причине отвратительной работы и воровства румынских интендантов и столь же плохого снабжения медикаментами личный состав и лошадей корпуса Келлера не хуже австрийских и немецких пуль косили болезни. И к январю 1917-го в строю у Федора Артуровича осталось не более 3000 штыков и сабель при 650 лошадях. Так что корпус мог считаться кавалерийским разве что по названию…

15 января 1917 года граф Келлер высочайшим указом был произведен в генералы от кавалерии. В русской армии это стало последним производством в полные генералы, подписанным государем императором. А еще через пять дней начался отвод частей ослабленного 3-го кавалерийского корпуса из-под Ясс в русскую Бессарабию.

В тылу уже чувствовался надвигающийся хаос…

В водовороте кровавой смуты

2 МАРТА 1917 года, как только в войсках огласили манифест Николая II об отречении от престола, Келлер собрал своих офицеров. Граф был немногословен: «Господа, я только что отправил телеграмму царю, где просил его не покидать нас и не отнимать у нас законного наследника престола. Не верю, что государь отрекся добровольно! И если он попросит об этом, 3-й конный корпус всегда придет на его защиту». Последние слова комкора потонули в восторженных криках его отчаянных рубак, действительно готовых по первой команде обожаемого начальника рвануться хоть к черту на рога. Сказать, что Федора Артуровича в армии любили - значит не сказать ничего… Спустя несколько часов пришел ответ.

Правда, не от императора, а от командующего русскими армиями Румынского фронта генерала Дмитрия Григорьевича Щербачева. Он приказывал Келлеру немедленно сдать командование корпусом, в противном случае грозил объявить бунтовщиком. Не дождавшись прямых распоряжений от Николая II, граф был вынужден подчиниться полученному приказу. Под звуки «Боже, царя храни!» шестидесятилетний генерал попрощался со своими солдатами и офицерами. Покинув действующую армию, Келлер отправился в Харьков, где находилась его семья. Там он пережил и всплеск националистических настроений в Малороссии, вызвавший украинизацию юго-западных российских губерний, и октябрьский переворот в столице, после которого власть перешла к большевикам, и последовавшую за этим оккупацию Украины германскими войсками. В какой-либо политической деятельности в те дни Федор Артурович не участвовал, хотя несколько раз и принимал у себя дома посланцев монархических организаций, ставивших целью освобождение царской семьи из тобольского заточения. В апреле 1918 года на Украине при поддержке немцев было провозглашено независимое государство во главе с гетманом Скоропадским. Германские штыки ограждали многочисленные гетманские штабы и единственную дивизию от ударов Красной Армии. Благодаря этому к лету Киев, наряду с Доном, стал одним из главных центров антибольшевистского сопротивления. Именно там собралось множество политиков правого толка. Абсолютное большинство из них мечтало видеть графа Келлера во главе Южной армии, создаваемой при помощи германских военных. К их огромному удивлению, Федор Артурович отказался, заявив делегатам, что «все они стараются либо в интересах союзников по Антанте, либо вчерашних врагов-немцев. А действовать надо в интересах русского царя и помнить о том, что все мы прежде всего русские». Не правда ли, удивительно: человек с прусскими корнями в дни всеобщего хаоса и развала империи остался самым ярым русским патриотом, учил коренных русаков, как надо любить и защищать Россию! В это же время Келлер вел переписку с генералами Алексеевым и Деникиным, вставшими во главе Добровольческой армии. Бывшие соратники звали графа на Дон. Он же отвечал, что «борьбу с большевизмом можно вести только с именем самодержавного царя. Собрать и объединить рассыпавшихся можно только вокруг одного определенного лица. Вы же об этом лице, которым может быть только прирожденный, законный государь, умалчиваете. Объявите, что вы идете за законного государя, и за вами без колебаний пойдет все лучшее, что осталось в России». На других условиях присоединяться к Добровольческой армии Федор Артурович, убежденный и непреклонный монархист, отказывался. В сентябре 1918 года в Киев прибыли офицеры Северной армии, формировавшейся на территории Псковской губернии и Прибалтики. Хотя уже было известно о расстреле Николая II и наследника престола цесаревича Алексея, изначально провозглашалось, что солдаты и офицеры этой армии принесут присягу русскому монарху. В полках вводились старые уставы и прежняя униформа с добавлением нашивки - белого креста на левом рукаве. Федору Артуровичу было предложено прибыть в Псков и возглавить армию, нацеленную на Петербург - столицу империи. Граф, получив на то благословение патриарха Тихона, согласился. И даже пообещал до наступления нового года поднять императорский штандарт над Зимним дворцом. Однако в ноябре войска разбитой Германии, согласно условиям перемирия, заключенного со странами Антанты, начали отход к довоенным границам. Воспользовавшись ситуацией, сторонники атамана Петлюры подняли мятеж против гетмана. Выпускник Пажеского корпуса Скоропадский, чувствовавший себя уверенно лишь на дворцовом паркете, был не способен организовать сколь-нибудь достойное сопротивление мятежникам. Знакомый с Келлером еще по службе в царской свите, гетман обратился к генералу за помощью, временно передав ему всю полноту военной и гражданской власти на Украине. Именуя себя главнокомандующим Украинской и Северной армиями, Федор Артурович начал действовать, подчеркнув в своем обращении к офицерам и юнкерам, что «будет прилагать все силы и положит голову только для создания великой, единой России, а не за отделение от нее федеративного государства». В Киеве верные ему войска тут же стали срывать желто-голубые флаги, заменяя их русским триколором… На новой должности граф продержался чуть больше недели. За десять дней, которые Федор Артурович занимал пост главнокомандующего, имея в своем распоряжении далеко не самые сильные в боевом отношении части, он тем не менее успел несколько улучшить ситуацию с обороной Киева. Необученное и необстрелянное гетманское воинство, состоявшее более чем наполовину из вчерашних гимназистов и студентов, до этого терпевшее на фронте одни неудачи, неожиданно перешло в наступление, отбросив петлюровцев от города и захватив четыре орудия. В том бою престарелый граф лично вел цепи в атаку, прихрамывая и опираясь на палку. Гетманское правительство воспрянуло духом и тут же… нашло повод для смещения Келлера. Им послужил расстрел без суда офицерами одной из келлеровских дружин тринадцати пленных петлюровцев, застигнутых за мародерством. Офицеров отдали под трибунал и немедленно казнили, а графа, якобы утратившего контроль над армией, отправили в отставку. Слагая с себя полномочия, Федор Артурович издал последний приказ, заканчивавшийся словами: «Пусть кто хочет, тот эту Украину и защищает, а я ухожу». 1 декабря 1918 года в Киев вошли войска Петлюры.

Гетман Скоропадский и назначенный вместо Келлера главнокомандующий украинскими войсками князь Долгоруков, несмотря на обещания «умереть среди полков», бежали. Ворвавшиеся в город сечевые стрельцы начали творить такое, что даже у остававшихся в Киеве оккупантов-немцев волосы встали дыбом: петлюровцы предавали мучительной смерти пойманных на улицах русских офицеров и прочих защитников города, глумились над уже мертвыми телами. Эти кровавые бесчинства не могли не вызвать ответной реакции. В украинской столице стали стихийно собираться вооруженные группы русских офицеров и юнкеров, чтобы просто защитить свою жизнь. Один из участников тех событий вспоминал позднее: «Когда оставленное всеми русское офицерство металось по Киеву в поисках, кому бы вверить свою судьбу, одному из нас пришла мысль обратиться к графу Келлеру, жившему тогда на частной квартире, с просьбою стать во главе остатков войск и вывести их из города. Граф, отлично понимавший всю трудность и даже безнадежность такой попытки, не счел, однако, возможным не прийти на зов русских офицеров». Федор Артурович рассчитывал, что «при должной энергии еще возможно пробиться к Днепру и что противник, увидев организованное войско, готовое вступить в бой, согласится пропустить без сопротивления и кровопролития все добровольческие дружины на Дон, так как задерживать их в Киеве у него не могло быть никакого расчета». Предположения генерала не оправдались: везде его отряд натыкался на яростное сопротивление петлюровцев, всякий раз теряя часть своих бойцов. В конце концов остатки последних защитников Киева собрались на Софийской площади. Вокруг графа Келлера сгрудилось не более 70 угрюмо молчавших офицеров и безусых юнкеров, не скрывавших своего страха. Окинув их взглядом, Федор Артурович дал приказ снять погоны и разойтись, по пути избавляясь от оружия. Сам генерал с несколькими офицерами укрылся в Михайловском монастыре.

Последние дни последнего защитника монархии

ПОРАЗИТЕЛЬНО, но попытку спасти графа предприняли немцы - его бывшие противники по войне. Пребывание Келлера в монастыре не было тайной, и вечером того же дня к нему прибыли представители германского командования с предложением проехать в закрытом авто в немецкую городскую комендатуру, где его жизнь была бы в полной безопасности.

Келлер отказывался. К немцам присоединились русские офицеры. «Мы вывели графа почти силой из кельи во двор и довели уже до выхода из ограды, - записал в своих мемуарах, изданных в эмиграции, полковник Н. Д. Нелидов. - По дороге, по просьбе германского майора, накинули на графа немецкую шинель и заменили его огромную волчью папаху немецкой фуражкой, чему он нехотя подчинился. Когда же майор попросил его снять шашку и Георгия с шеи, чтобы эти предметы не бросались в глаза при выходе из автомобиля, граф с гневом сбросил с себя фуражку и шинель, сказав: «Если вы хотите меня одеть совершенно немцем, то я никуда не пойду». После чего повернулся и ушел обратно в келью.

Никакие мольбы уже не могли изменить его решения». Похоже, именно в эти минуты Федор Артурович отбросил всякую надежду на личное спасение и, осознавая, какой конец его ждет, стал готовиться к достойному окончанию своего земного пути. На следующий день в монастырь с обыском заявились петлюровцы. По прошествии какого-то времени монахи предложили графу и остававшимся при нем полковнику Пантелееву и штаб-ротмистру Иванову перейти подземным ходом в уже осмотренное сечевиками здание. Но Федор Артурович отказался. Более того, приказал одному из своих адъютантов сообщить производившим обыск, что он, генерал от кавалерии граф Келлер, находится в монастыре. Тотчас же в келью ввалились петлюровцы, объявившие всех троих арестованными и потребовавшие сдать оружие.

Петлюровские офицеры, с почти детским любопытством рассматривавшие Георгиевскую шашку - подарок императора! - заметили усмешку на лице генерала, грудь которого едва не касались кончики нескольких штыков. Георгиевское оружие, отнятое у графа Келлера, было преподнесено сечевиками в дар атаману Симону Петлюре. Опоясанный этой шашкой, атаман и въезжал в занятую его войсками украинскую столицу. Всю эту пафосную церемонию ярко описал в своих воспоминаниях «Начало неведомого века» ее невольный свидетель Константин Паустовский, будущий известный советский писатель, а в декабре 1918 года - рядовой разбитого петлюровцами Сердюцкого ясновельможного пана гетмана Скоропадского полка, пробиравшийся в свою киевскую квартиру через восторженные толпы «самостийников». Граф Келлер всего этого не видел, так как находился под арестом в монастырской келье. В ночь с 20 на 21 декабря ее двери распахнулись, и троих узников вывели за ворота Михайловского монастыря якобы для перевода в тюрьму. Еще на монастырском дворе Федор Артурович заметил запряженную одной лошадью телегу, которая медленно тронулась вслед за конвоирами. И понял, чем все это закончится…

Незабвенной памяти доблестного генерала Келлера

Уникальные фотографии из личного альбома графа

Генерал Ф.А. Келлер со своими офицерами

.

Солдаты – Георгиевские кавалеры

Добрый конь подо мной,

Сам Господь надо мной.

Кто в Российской императорской кавалерии не знал графа Келлера?!

От Русской армии в последние десятилетия ее славной истории не­отделима была его высокая фигура, до старости сохранившая юноше­скую худобу и гибкость, лицо с внушительными «кавалерийскими» уса­ми, громовой командный голос, сла­ва сурового и требовательного, но и заботливого начальника. Во всем – от внешности до убеждений, от по­двигов до чудачеств, – Свиты его величества генерал-от-кавалерии граф Федор Артурович Келлер воп­лощал собою дух российского воин­ства, дух Суворова и Багратиона, Кульнева и Милорадовича, Ермоло­ва и Скобелева…

Сорок лет служил граф Келлер Российской Империи, впервые по­нюхав пороху еще в последнюю из Турецких войн. Он отправился на нее девятнадцатилетним юношей без ве­дома своих родителей после оконча­ния приготовительного пансиона Николаевского кавалерийского учи­лища, вступив вольноопределяю­щимся второго разряда в 1-ый Лейб-драгунский Московский его величе­ства полк.

Еще формально не состоя в военной службе (которая для него официально «считалась с 1877 года сентября 1 дня»), 30 августа он вы­ступает с полком на театр военных действий.

Известные из военной ис­тории названия – Силистрия, Туртукай, Плевна, Шипка, Адрианополь – места первых боев молодого «вольнопера». Там, в отряде славного Ско­белева, получает он и первые свои боевые награды – знаки отличия Во­енного Ордена IV-ой степени – «за отличия в делах под Шейновым», – и III-ей – «за занятие станции Семенли Тернова».

Впрочем, о своем награждении граф через тридцать лет скромно рассказывал своему подчиненному С.А.Топоркову так: «Сам не знаю, за что! Первый крест получил по своей неопытности: ор­динарцем вез приказание и вместо штаба наскочил на турецкий окоп. Турки обстреляли меня, а начальство увидало и наградило. А второй крест за то, что проскакал горящий мост. Вот и все!..»

«Вот и все», – но солдатскими Георгиями Ф.А. Келлер гордился всю жизнь и не снимал их, даже до­стигнув генеральских чинов. А в пер­вый офицерский чин (в прапорщики) он был произведен за отличие «Вы­сочайшим приказом в 31 день марта 1878 года», через полтора месяца вы­держав в Тверском Кавалерийском юнкерском училище экзамен на пра­во производства в следующие чины.

Через два года по распоряжению начальства корнет Келлер переводится в 6-ой гусарский Клястицкий полк и тянет в нем обычную служебную лямку от корнета до ротмистра, бо­лее семи лет командуя эскадроном, а в 1888–1889 годах проходит обучение в Офицерской кавалерийской шко­ле (в отделе эскадронных команди­ров), окончив курс «отлично». В штаб-офицерских чинах (в под­полковники в 1894 и в полковники в 1901 году он был произведен «за от­личия по службе») граф Келлер слу­жит в 24-ом драгунском Лубенском, 23-ем драгунском Вознесенском, 11-ом драгунском Харьковском полках, командует Крымским дивизионом, а затем – 15-ым драгунским Алексан­дрийским и Лейб-гвардии Драгун­ским полками.

В 1907 году полковник Келлер назначается флигель-адъю­тантом к его императорскому вели­честву, а через четыре месяца произ­водится в генерал-майоры (опять же «за отличие») с зачислением в Свиту его величества. Два года (1910 – 1912) он командовал 1-ой бригадой Кавказской кавалерийской дивизии, а Великую войну встретил генерал-лейтенантом, в должности началь­ника 10-ой кавалерийской дивизии.

Отличный строевик, неоднократ­но бравший призы за стрельбу, рубку и верховую езду, «весьма искусно», по воспоминаниям подчиненных, от­бивавшийся пикой от пяти всадни­ков, граф Федор Артурович пред­ставлял собой идеал службиста в лучшем смысле этого слова. «Служ­бу я люблю и работаю с восьми часов утра до восьми часов вечера и с вось­ми часов вечера до восьми часов утра. Надеюсь, что все мы так же будем работать», – так знакомился граф Келлер с офицерами, вступая в ко­мандование Александрийским пол­ком. (Александрийцы, а впоследст­вии 1-ый Оренбургский наследника цесаревича полк, входивший в 10-ую кавалерийскую дивизию, были его любимыми полками.)

И действи­тельно, суровый и требовательный командир немилосердно гонял своих подчиненных, готовя их к будущей боевой работе и стремясь развить в каждом солдате инициативу, само­стоятельность и понимание своего места в бою.

Высочайший смотр 3-го кавалерийского корпуса 29 марта 1916 года. За Государем в шеренге слева направо: командир корпуса генерал граф Келлер, генерал А.А. Брусилов, Великий Князь Дмитрий Павлович. Фото из личного альбома графа Келлера. (Центральный государственный кинофотофоноархив Украины им. Г.С. Пшеничного)

Свои взгляды на обуче­ние солдата он изложил в серии бро­шюр «Несколько кавалерийских вопросов», изданной в Петербурге.

«Ознакомившись близко с нашим солдатом, прозаведывав пять лет но­вобранцами, прокомандовав более десяти лет эскадронами и девять лет отдельными частями (брошюра на­писана в 1910 году. – А.К.), я убе­дился в том, что все зависит от вос­питания и обучения нашего солдата, – писал Ф.А Келлер. – … Если дать нашему солдату поуправлять само­стоятельно конем, требовать созна­тельной езды, сознательного исполнения всякой команды и приема, если похвалить и поощрить его за сметку, находчивость и самостоятельность решения в дозоре или разъезде, ко­торое он при обыкновенном воспита­нии боится проявить, то получится рассуждающий, находчивый, умный человек, интересующийся конным делом и легко схватывающий даже сложную обстановку».

Одиночная выездка, обязательно в поле (манежа не признавал!), рубка лозы, стрельба с коня на скаку по разложенным на земле бумажным мишеням, на маневрах – переправы через реки вплавь, без мостов и бро­дов, невыполнимые приказы, кото­рые выполнялись после грозного на­чальственного окрика: «Да потруди­тесь!» – так готовил своих солдат к войне граф Келлер.

И известие о на­чале войны в его 10-ой кавалерий­ской дивизии, по воспоминаниям од­ного из офицеров, было встречено «с большим подъемом и большою уве­ренностью в себе».

Хорошо подго­товленные к боевой работе полки любили своего командира и верили ему, и слава графа Келлера в 1914–1916 годы неотделима от славы его пол­ков.

«В победных реляциях Юго-За­падного фронта все чаще и чаще упоминались имена двух кавалерий­ских начальников – только двух – конница в эту войну перестала быть «царицей поля сражения» – графа Келлера и Каледина, одинаково храбрых, но совершенно противопо­ложных по характеру: «один пылкий, увлекающийся, иногда безрассудно, другой спокойный и упорный»,– пи­сал позднее генерал А.И. Деникин, вспоминавший, что Келлер водил в бой свои войска «эффектно и краси­во, как на батальных полотнах старой школы», но при этом без всякой преднамеренной рисовки – «это вы­ходило само собой»…

* * *

Иногда кажется, что судьба, не­смотря на всю свою прихотливость, имеет какие-то внутренние законо­мерности, и не случайно именно лич­ность прирожденного кавалериста графа Келлера навсегда осталась связанной с боем под деревней Ярославице 8 августа 1914 года, назван­ным военными историками «послед­ним конным боем» Великой войны (а может быть, и всей мировой истории: столкновения конных масс в 1919–1920 годы в счет не идут, так как законы Гражданской войны значительно от­личались от «классических»).

Под Ярославицами столкнулись две ка­валерийские дивизии: на подгото­вившуюся к бою, построенную в не­сколько линий и занимавшую выгод­ную позицию на возвышенностях австрийскую 4-ую кавдивизию генера­ла Э.Зарембы (21 эскадрон) граф Келлер, не задумываясь, бросил 10 (по другим источникам, 7) эскадро­нов Новгородских драгун, Одесских улан и Ингерманландских гусар, бывших в этот момент у него под ру­кой (Оренбургские казаки ввязались в бой с приданным дивизии Зарембы ландверным полком). Рискованные действия русского начальника диви­зии могли бы окончиться плачевно, если бы… граф Келлер не был бы самим собой.

«Генерал граф Келлер обладал присущей только выдающимся вое­начальникам способностью наэлект­ризовывать войска, воодушевлять и увлекать массу на самые отчаянные и опасные предприятия и на блестящие подвиги и на тяжелые жертвы», – писал о своем командире участник того боя, полковник А. Сливинский.

И исход боя был решен как этим сча­стливым талантом русского полководца, так и его личным мужеством и самоотверженностью. В самую труд­ную минуту, когда между уланскими и драгунскими эскадронами про­рвался свежий эскадрон австрийских драгун (из второй линии), граф со штабом и взводом Оренбургских ка­заков своего конвоя лично бросился на врага и боковым ударом смял его…

Начальник 10-й кавалерийской дивизии генерал-майор граф Ф.А. Келлер вручает Георгиевский крест вахмистру 1-го Оренбургского казачьего полка. Фото из личного альбома графа Келлера. (Центральный государственный кинофотофоноархив Украины им. Г.С. Пшеничного)

А тем временем предусмотрительно расположенные Келлером за левым флангом дивизии, уступом, два эс­кадрона Ингерманландских гусар под командой ротмистра Барбовича (будущего известного кавалерий­ского генерала Белой армии) стре­мительно выдвинулись вперед и, ох­ватывая фланг противника, опроки­нули и погнали его.

Преследование скоро превратилось в избиение. До 300 убитых и тяжело раненых авст­рийцев осталось на поле боя, более 650 человек было взято в плен, 8 ору­дий, пулеметы, дивизионная поход­ная канцелярия стали нашими тро­феями, – при 150 убитых с нашей стороны.

«Бой 10-ой кавалерийской дивизии 8/21 августа 1914 года пред­ставляет редчайшее явление в собы­тиях Великой европейской войны, являя собой типичный образец кава­лерийского боя со всеми фазами его развития, исключительный как по количеству участвовавших в схватке всадников, так и по наличию в нем чисто кавалерийского “сhос’а” (здесь: лобового столкновения конных частей.– АК.)»,– так оценивал этот бой полковник Сливинский.

* * *

Крупных кавалерийских сраже­ний больше не было, но война про­должалась. За геройские действия во главе 10-ой кавалерийской диви­зии, а позднее – 3-го конного корпу­са граф Келлер удостаивается на­граждения Орденом Св. Георгия IV-ой (1914) и III-ей (1915) степеней и Георгиевским Оружием (1916). Еще в конце 1914 года императрица Алек­сандра Феодоровна, шефским пол­ком которой граф Федор Артурович командовал в мирное время (15-ым драгунским Александрийским в 1904–1906 гг.), так отзывалась о нем в разговоре с офицером-Александ­рийцем С.А. Топорковым: «Ваш быв­ший командир полка граф Келлер делает что-то невероятное. Со своею дивизиею он перешел уже Карпаты и несмотря на то, что государь просит его быть поосторожнее, он отвечает ему: «иду вперед». Большой он моло­дец…»

Так выглядели действия графа Келлера со стороны, из далекого Петрограда. На людей же, видевших его в боевой обстановке, они произ­водили еще более сильное впечатле­ние, и недаром старый генерал (кото­рый, несмотря на свои шестьдесят лет, всегда старался быть поближе к бою) был кумиром как офицеров, так и солдат. Генерал П.Н. Краснов, так­же послуживший под его началом, так описывал один из эпизодов про­рыва 3-им конным корпусом австрий­ских укрепленных позиций в Букови­не в конце апреля 1915 года, за кото­рый Ф.А. Келлер был награжден Ор­деном Св. Георгия Ш-ей степени:

«Я помню, как гр[аф] Келлер по­вел нас на штурм Ржавендов и Топороуца. Молчаливо, весенним утром на черном пахотном поле выстрои­лись 48 эскадронов и сотен и 4 кон­ные батареи. Раздались звуки труб, и на громадном коне, окруженный сви­той, под развевающимся своим знач­ком явился граф Келлер. Он что-то сказал солдатам и казакам. Никто ни­чего не слыхал, но заревела солдат­ская масса «ура», заглушая звуки труб, и потянулись по грязным весенним дорогам колонны. И когда был бой – казалось, что граф тут же и вот-вот появится со своим значком. И он был тут, он был в поле, и его виде­ли даже там, где его не было. И шли на штурм весело и смело»… «Свет­лым ореолом был окружен этот во­енный до мозга костей человек», – вспоминал бывший начальник штаба 10-ой кавалерийской дивизии гене­рал-лейтенант А.В. Черячукин.

Но беспощадная история потре­бовала от старого генерала, помимо обычного мужества солдата, еще и другого рода мужества… И в первые дни «Российской республики», в марте 1917 года, граф Келлер стал одним из немногих старших началь­ников, которые решительно заявили о верности вероломно свергнутому Государю.

Судьба графа Келлера вступала в свой трагический период.

* * *

Телеграфные известия из Пет­рограда об отречении императора, смутные и неопределенные, вселяв­шие тревогу за будущее России, не могли не насторожить убежденного монархиста графа Келлера, ни мину­ты не скрывавшего своего неприятия начинавшихся перемен. По воспоми­наниям А.Г. Шкуро, командир 3-го конного корпуса собрал представи­телей от каждой сотни и эскадрона вверенных ему частей:

« – Я получил депешу, – сказал граф Келлер, – об отречении Госу­даря и о каком-то Временном прави­тельстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и горе­сти, и радости, не верю, чтобы госу­дарь император в такой момент мог добровольно бросить на гибель ар­мию и Россию. Вот телеграмма, кото­рую я послал царю (цитирую по па­мяти): «3-й конный корпус не верит, что ты, государь, добровольно от­рекся от престола. Прикажи, царь, придем и защитим Тебя».

– Ура, ура! – закричали драгу­ны, казаки, гусары. – Поддержим все, не дадим в обиду императора.

Подъем был колоссальный. Все хотели спешить на выручку пленен­ного, как нам казалось, Государя…»

Но подъем солдатской массы не был разделен старшими начальника­ми. Последовав общему течению событий, опасаясь неповиновением разжечь междоусобную рознь, ги­бельную для воюющей державы (никто не знал, что эта рознь вскоре придет в войска «сверху» с преступным Приказом №1), – начальники кавалерийских дивизий решили при­сягнуть новому правительству, по­слав при этом ему адрес, содержа­щий призыв к «более энергичному проявлению своей воли».

Независи­мая позиция графа Келлера вызыва­ла у них опасения, что присяга будет сорвана; и в штаб 3-го конного кор­пуса, расположенный в городке Оргееве, выехал из Кишинева началь­ник 12-ой кавалерийской дивизии ге­нерал-лейтенант барон Маннергейм, уполномоченный своими това­рищами если и не уговорить старого генерала присягнуть самому, то, по крайней мере убедить его не удержи­вать от этого подчиненные и предан­ные ему войска

Воспоминания генерал-майора Н.В. Шинкаренко, сопровождавшего Маннергейма, сохранили для нас ат­мосферу этого вечера и «носившую­ся в воздухе, застилавшую Оргеев и этот маленький домик штаба корпу­са, грусть». «Тихо говорящие и бес­шумно двигающиеся люди. Впечат­ление такое, точно в доме кто-то тя­жело болен».

Генералы переговорили наедине.

Позиция графа Келлера осталась непоколебимой, и напрасно генерал Маннергейм уговаривал его «пожер­твовать личными политическими убеждениями для блага армии». Убеждения были вовсе не политиче­скими – отнюдь не из пристрастия к какому-либо строю или форме прав­ления, а руководствуясь нравствен­ными побуждениями, оставался ста­рый воин верным своему Государю, и ответ его заслуживает того, чтобы навеки остаться в истории:

– Я христианин. И думаю, что грешно менять присягу.

Генерал Шинкаренко сказал по этому поводу: «Он был больше, чем христианин – христианский ры­царь…»

А то, что позиция графа Келлера имела не политические, а моральные основания, еще раз подтвердилось нежеланием старого генерала вме­шиваться в процедуру принятия при­сяги 3-им конным корпусом. Не получив от царя ответа на свою теле­грамму, граф не предпринял ни од­ной попытки решительных действий, быть может надеясь, что его полки будут столь же непоколебимы в вер­ности Государю, как и он сам. «Впро­чем, можно думать, что его мало ин­тересовало, как поступят его офице­ры и солдаты, – писал Н.В. Шинкаренко.– Он знал, как надо поступать ему самому, и поступал так».

Кавалер ордена св. Георгия 3 ст., начальник 3-го кавалерийского корпуса генерал от кавалерии граф Ф. А. Келлер с чинами штаба корпуса. Фото из личного альбома графа Келлера. (Центральный государственный кинофотофоноархив Украины им. Г.С. Пшеничного)

Но ожидания Келлера, если они и были, не оправдались. У старого во­ина не оказалось союзников, столь же верных престолу и собственной совести, – таких же христианских рыцарей, готовых умереть, но не на­рушить крестного целования. Быть может, у единственного в России, на­шлись у него и душевная зоркость, чтобы разглядеть границу, заступить за которую нельзя, и душевное муже­ство, чтобы открыто исповедовать свою веру. И в годину всеобщего ос­лепления, когда даже лучшие – «из благих побуждений» – совершали поступки, ведущие Россию все даль­ше и дальше по роковому пути, когда будущий отец Белого дела генерал Алексеев советовал императору от­речься, а будущий вождь Добро­вольческой Армии генерал Корни­лов брал государыню под арест, – ни шагу не сделал по этому пути граф Келлер.

Но «за Веру и Верность» свою (давний девиз Императорской Гвар­дии) генерал-от-кавалерии граф Келлер под угрозой объявления бунтовщиком был отрешен от ко­мандования корпусом. Он подчинил­ся этому приказу, и только напосле­док, прощаясь с войсками, пропускал мимо себя полки под звуки русского гимна – «Боже, царя храни»… Вок­руг него сгущалась атмосфера злобы и ненависти, и недаром – «просто и обыденно», по воспоминаниям собеседника, – вырвались у него однаж­ды горькие слова:

– Я уже свыкся с мыслью, что ко мне в один прекрасный день придут и убьют…

Он никогда не боялся смерти, до­казательством чему две раны, пол­ученные им на поле брани; не боялся он и предательского удара из-за угла – ведь дважды в польском городе Калуше, во время командования Келлера Александрийским полком, террористы бросали в генерала бомбы, и раненный 52-мя (!) осколками, он хромал до конца жизни… Но те­перь судьба готовила старому воину новый, едва ли не самый страшный для русского генерала удар: «придти и убить» могли не «враги внешние» и не партийные бомбисты, а поддав­шиеся соблазну революционной все­дозволенности, опьяненные разгу­лом «свободы» и теряющие нравст­венные ориентиры солдаты…

Впрочем, солдаты еще сохраняли уважение к своему командиру. И ког­да, после отрешения от должности, он был под конвоем отправлен с фронта, произошла странная вещь: конвой, воспользовавшись сном кон­воируемого … сбежал от него, види­мо, тяготясь своим положением. Граф Келлер благополучно доехал до Харькова, где ему и предстояло прожить более года, увидеть круше­ние российского государства и пере­жить позор германской оккупации.

* * *

Все это время граф вел замкну­тый, уединенный образ жизни (по не­которым свидетельствам, он писал воспоминания о Великой войне, к со­жалению, скорее всего, утраченные).

Особенно уязвляло старого воина присутствие на Украине немецких войск, вступивших туда весной 1918 года, и в июне он даже говорил гене­рал-майору Б.И.Казановичу, что «почти не выходит на улицу, так как не переносит вида немецких касок».

Именно поэтому он с недоверием от­носился и к организуемой в Киеве союзом «Наша родина» так называе­мой «Южной армии», руководитель которой герцог Георгий Лейхтенбергский считал, что немцы «пришли на Украину не как враги, а как друзья».

Своему бывшему подчиненному полковнику Топоркову, одно время связанному с этой организацией, граф даже посоветовал снять нару­кавный шеврон Южной армии (государственных, или «романовских» цветов), «дабы не быть скомпромети­рованным впоследствии».

Впрочем, и руководство Южной армии так же недоверчиво относилось к графу Келлеру, несмотря на кажущееся совпадение монархических позиций. Возглавлявший союз «Наша родина» М.Е. Акацатов («присяжный поверенный с неприятным лицом, неприят­ным, резким и хриплым голосом и злым языком», по характеристике герцога Лейхтенбергского), рьяный монархист, позднее перекрасивший­ся в «зеленого», всячески противо­действовал попыткам пригласить Келлера на должность командую­щего армией, «находя неудобным брать его из-за его немецкой фами­лии» (!); и сам герцог, сознавая, что «прямой, цельный характер» Федора Артуровича не позволил бы ему пе­рейти в подчинение или хотя бы под контроль германских оккупацион­ных властей, тоже отверг подобные планы, несмотря на то, что в рядах Южной армии было немало офице­ров, с радостью ставших бы под ко­мандование легендарного генерала.

Генерал Келлер с чинами штаба корпуса. Фото из личного альбома графа Келлера. (Центральный государственный кинофотофоноархив Украины им. Г.С. Пшеничного)

Наверное, скептическая оценка графом Келлером деятельности Акацатова и герцога Лейхтенберг­ского была вполне справедлива: серьезной роли в Гражданской войне их Южная армия так и не сыграла, лишь понапрасну отвлекая в свои ря­ды желающих бороться с большевиками офицеров и компрометируя мо­нархическую идею сотрудничеством с немцами.

Но Келлер не видел при­емлемой альтернативы и в Добровольческой армии, и на предложение генерала Казановича вступить в ее ряды также отвечал отказом: «непредрешенческая» позиция Алексе­ева и Деникина не могла удовлетво­рить искреннего монархиста.

«Объе­динение России великое дело, – пи­сал граф верховному руководителю Добровольческой армии генералу Алексееву в июне 1918 года, – но такой лозунг слишком неопределен­ный, и каждый даже Ваш доброволец чувствует в нем что-то недосказан­ное, так как каждый человек понима­ет, что собрать и объединить рассы­павшихся можно только к одному оп­ределенному месту или лицу. Вы же об этом лице, которым может быть только прирожденный, законный Го­сударь, умалчиваете…»

Вряд ли мог Келлер побороть в себе и скрытую неприязнь к руководству Добро­вольческой армии, основатели кото­рой – М.В.Алексеев и Л.Г.Корнилов сыграли весьма двусмысленную роль в Февральском перевороте. Эта неприязнь прорвалась у графа, например, в словах, сказанных о Корнилове еще при его жизни:

«Корнилов – революционный генерал… пускай пытается спасать российскую демократию… Я же могу повести армию только с Богом в сердце и с царем в душе. Только вера в Бога и мощь царя могут спасти нас, только старая армия и всенародное раскаяние могут спасти Россию, а не демократическая армия и «свободный» народ. Мы видим, к чему привела нас свобода: к позору и невиданному унижению».

И мнение о Добровольческой армии как об армии «демократической» не изменилось у Келлера и после по­сещения им Екатеринодара, осво­божденного от большевиков в нача­ле августа. В самом деле, можно только догадываться, какие чувства мог испытывать старый монархист к армии, поющей «мы былого не жале­ем, царь нам не кумир» (гимн Корниловского ударного полка, черно-красная символика двухцветных по­гон которого истолковывалась злы­ми языками как «земля и воля»)…

В то же время, даже не приемля взглядов Деникина, Келлер настоя­тельно рекомендовал ему объеди­нить руководство всеми антибольшевицкими силами, действующими на Юге России. Но трения между командованием Добровольческой ар­мии и Донским атаманом П.Н. Красновым (не говоря уже о гетмане Украины П.П.Скоропадском с его от­кровенно германофильской полити­кой) делали подобное объединение невозможным. Ничего не добив­шись, граф Федор Артурович воз­вращается в Харьков.

Туда к нему и приехали в конце октября члены Государственной Ду­мы Дерюгин, Лавриновский, Гор­ский, сенатор Туган-Барановский и Ветчинкин, именовавшие себя «Со­ветом обороны Северо-Западной Области». Рассказав Келлеру об ор­ганизации белых отрядов в районе Пскова (по другим источникам – Вильны или Двинска), они предло­жили ему возглавить имеющую быть сформированной «Северную ар­мию», независимую от германского командования и монархическую по своей идеологии.

Это предложение было с радостью принято, ибо вы­нужденное бездействие давно тяго­тило старого генерала («принять ак­тивное участие в борьбе с большеви­ками он очень хотел, но только при условии, чтобы эта борьба велась от­крыто именем самодержавного царя всея Руси», – писал о Келлере гене­рал-лейтенант П.И.Залесский).

Гра­фу показалось, что он наконец-то на­шел союзников и помощников среди «общественности», о которой ранее говорил так: «часть интеллигенции держится союзнической ориентации, другая, большая часть – при­верженцы немецкой ориентации, но те и другие забыли о своей русской ориентации». Ему не суждено было узнать, что он вновь был обманут в своих ожиданиях.

Больно говорить, но трагическая и преждевременная гибель уберегла его еще от одного разочарования – приехав в Псков, он бы ничего не нашел там, кроме раз­розненных и слабых полу-партизанских отрядов, зависимых от немцев, не имевших дисциплины и не дове­рявших своему командиру, генерал-майору Вандаму… Деятельность же «Совета обороны» при ближайшем рассмотрении вызывает сильные по­дозрения, т.к. его представители (Г.М. Дерюгин и Н.Н. Лавриновский), вернувшиеся в Псков в середине но­ября, привезли с собой явную фаль­шивку – якобы заключенный в Кие­ве «договор Совета обороны с гра­фом Келлером», содержащий не­мыслимые для всякого военного че­ловека пункты (назначение и смеще­ние командарма «Советом», полную подконтрольность действий коман­дования Армии «Совету» и т.п.), ко­торые властный и самолюбивый граф Федор Артурович просто не мог подписать. Но скорее всего, это политиканство «общественных дея­телей» так и осталось для него тай­ной…

* * *

Поверив рассказам «Совета обо­роны», граф Келлер приступил к формированию штаба Северной Ар­мии. В выпущенном в это время воз­звании («Призыв старого солдата») он обращается к своим боевым това­рищам:

«Во время трех лет войны, сража­ясь вместе с вами на полях Галиции, в Буковине, на Карпатских горах, в Венгрии и Румынии, я принимал час­то рискованные решения, но на авантюры я вас не вел никогда.

Теперь настала пора, когда я вновь зову вас за собою и сам уезжаю с первым отходящим поездом в Киев, а оттуда в Псков…

За Веру, Царя и Отечество мы присягали сложить свои головы – настало время исполнить свой долг…

Время терять некогда – каждая минута дорога!

Вспомните и прочтите молитву перед боем, – ту молитву, которую мы читали перед славными нашими победами, осените себя крестным знамением и с Божьей помощью впе­ред за Веру, за царя и за целую неделимую нашу родину Россию».

И старый воин действительно не терял ни минуты. Уже 30 октября (все даты указаны по старому стилю) он приезжает в Киев, где продолжает собирать вокруг себя офицеров для будущей армии. В это же время им был установлен и нарукавный знак Северной армии – православный восьмиконечный серебряный крест (а возможно, и нагрудный знак – так называемый «Крест генерала Келле­ра», вопреки распространенному мнению, скорее всего не являвшийся наградой).

На второй день своего пребывания в Киеве граф направил генералу Деникину телеграмму с вопросом, признает ли тот его коман­дующим «Северо-Западной Псков­ской монархической армией» (как видно, даже название армии в этот момент еще не устоялось), выражая готовность, в случае отрицательного ответа, отказаться от этой должно­сти. Главнокомандующий Добро­вольческой армией ответил принци­пиальным одобрением деятельности Келлера, что позволило тому счи­тать себя подчиненным Деникина (несмотря не только на расхождение во взглядах, но и на явное неравенст­во чинов и старшинства).

К середине ноября граф Келлер посчитал свою подготовительную работу по созданию Северной армии законченной и уже готовился вые­хать в Псков. «Мы с тобой через два месяца поднимем императорский штандарт над священным Крем­лем», – говорил он одному из своих помощников, генерал-майору В.А. Кислицину. За несколько дней до планируемого отъезда митропо­лит Антоний отслужил в Киево-Печерской лавре молебен, давая графу Келлеру свое благословение…

Благословил Федора Артуровича и святейший патриарх Московский и всея России Тихон, приславший христианскому рыцарю просфору и шейный образок Державной Божией Матери. Единственный из вождей белого дела, удостоился граф Кел­лер благословения святителя (ныне прославленного Русской Православной Церковью), давшего тем самым свидетельство о христианском, ду­ховном, а отнюдь не политическом характере жизненного подвига ста­рого воина. И как знать, на что благо­словлял его патриарх, наделенный от Бога даром прозорливости?..

На борьбу?

Или на мученичество?

* * *

Казаки 1-го Оренбургского казачьего полка прощаются с раненым графом перед отправкой того в госпиталь. Фото из личного альбома графа Келлера. (Центральный государственный кинофотофоноархив Украины им. Г.С. Пшеничного)

Но вряд ли сам Келлер думал в те дни о мученичестве. Он рвался в бой, он стремился поскорее выехать в Псков, но доехать туда ему было не суждено. Положение на Украине день ото дня становилось все более угрожающим. Вспыхивавшие повсе­местно восстания против гетмана Скоропадского, руководимые то большевиками, то самостийниками петлюровского толка, то просто уго­ловными элементами, грозили захле­стнуть всю Украину волной анархии и насилия.

Германские оккупацион­ные войска, эвакуирующиеся на ро­дину, где в это время тоже начина­лась революция, перестали играть сдерживающую роль, а бутафорские «украинские» части, сформирован­ные Скоропадским в течение лета 1918 года, не представляли собой серьезной боевой силы. Казалось, что спасти Киев может только чудо, и в поисках чуда гетман обратился к графу Келлеру, предложив ему воз­главить «все вооруженные силы, действующие на территории Украи­ны». По словам генерала Кислицина, «ответить в таком случае гетману Скоропадскому отказом – это зна­чило уклониться от поддержки стра­ны в критический момент»,– и Кел­лер принимает предложение Гетма­на.

Имея в виду под «всеми воору­женными силами…», помимо войск Украинской державы, свои кадры Северной армии, отдельные подраз­деления армий Южной и Астрахан­ской, а также тяготевшие к Добро­вольческой армии дружины из рус­ских офицеров и юнкеров (разре­шенные гетманом в минуты опасно­сти, когда он спешно переходил с позиций «самостийнических» на «федералистские»), – граф Келлер воспринимал свою деятельность главнокомандующего, как начало того объединения всех анти-большевицких сил, к которому он так давно стремился.

«До сведения моего до­шло, – пишет он в одном из первых своих приказов, – что некоторые из призванных, как офицеры, так и ун­тер-офицеры, отказываются прини­мать участие в подавлении настоя­щего восстания (петлюровского. – А.К.), мотивируя это тем, что они считают себя в составе Добровольческой армии и желают драться только с большевиками, а не подав­лять внутренние беспорядки на Ук­раине.

Объявляю, что в настоящее время идет работа по воссозданию России, к чему стремятся: Добровольческая, Донская, Южная, Северная и Астра­ханская армии, а ныне принимают участие и все вооруженные силы на территории Украины под моим на­чальством.

На основании этого все работаю­щие против единения России почи­таются внутренними врагами, борьба с которыми для всех обязательна, а не желающие бороться будут пред­аваться военно-полевому суду как за неисполнение моих приказов».

Последняя фраза очень харак­терна для распоряжений Келлера этих дней. Граф стремился прежде всего установить порядок в городе, где уже начиналась паника, не оста­навливаясь перед жесткими мерами (в большинстве случаев, впрочем, остававшимися лишь на бумаге).

«Все, кто любит Родину и стремится к ея воссозданию, будут всеми сила­ми поддерживаться правительством, враги же порядка и спокойствия бу­дут преследоваться беспощадно – ни национальность, ни политиче­ские взгляды роли в этом играть не могут и не должны», – такими сло­вами пресекал он, например, ползу­щие по Киеву слухи о якобы готовя­щемся погроме.

В своей деятельно­сти генерал не хотел считаться с до­казавшим свою слабость гетманским правительством, искренне полагая, что назначение его главнокоманду­ющим дало в его руки и всю граждан­скую власть. «Они думают, что я буду слушать все их глупости»,– презри­тельно говорил он об украинских ми­нистрах. И этого ему не простили…

Конечно, в военном отношении назначение графа Келлера блестяще себя оправдывало: уже начинались чудеса, и мальчишки-сердюки (гет­манская гвардия), необученные и необстрелянные, шарахавшиеся от пу­лемета, с приездом на фронт главно­командующего неожиданно пере­шли в наступление, в первом же бою отбросив сечевых стрельцов – вы­муштрованных австрийцами солдат Великой войны – и захватив четыре орудия (Келлер лично вел цепи в атаку, прихрамывая и опираясь на па­лочку)…

Но правителей Украины больше интересовало не это, а неза­висимая позиция, занятая старым ге­нералом. Главнокомандующий отда­вал приказания министрам и вызывал их к себе для доклада; оставаясь по­борником Единой Неделимой, от­кровенно не признавал искусствен­ной и уродливой «украинизации» (например, демонстративно именуя в официальных документах «гене­рального хорунжего Приходько» – «генерал-майором Приходькиным»); а в довершение всего, во имя объеди­нения командования готов был под­чинить Деникину «вооруженные си­лы на Украине», а следовательно – входившие в их состав войска Укра­инской державы и как бы не самого Гетмана… Глухое недовольство Кел­лером, накапливавшееся среди при­ближенных Скоропадского, нашло выход 14 ноября.

В этот день на Лукьяновском кладбище состоялись похороны тридцати трех офицеров Киевской добровольческой дружины генерал-майора Л.Кирпичева, зверски убитых под Киевом. Возмущенный граф Келлер, не сдержавшись, произнес какие-то не вполне ясные слова о переходе к нему всей власти до восста­новления монархии, в ответ на что испуганный гетман не замедлил из­дать приказ об отставке Келлера и замене его генералом князем Долго­руковым.

По свидетельству А.И. Деникина, в своем последнем приказе граф так объяснял свои разногласия со Скоропадским:

«1. Могу прило­жить свои силы и положить свою го­лову только для создания Великой, нераздельной, единой России, а не за отделение от России федеративного государства 2. Считаю, что без еди­ной власти в настоящее время, когда восстание разгорается во всех губер­ниях, установить спокойствие в стра­не невозможно».

Когда эти взгляды старого воина вступили в противоре­чие с психологией людей, в первую очередь дрожащих за свои посты и титулы, графу Келлеру пришлось уйти.

Всего десять дней находился граф Федор Артурович на посту главнокомандующего. И меньше трех недель продержался после его отставки гетман со своим правитель­ством. 1 декабря в Киев вошли войска Директории («Осадный корпус»), а Скоропадский, переодетый в немец­кую форму, позорно бежал, оставив лишь жалкие слова отречения:

«Я, Гетман Всея Украины, в тече­ние 7 1/2 месяцев все свои силы клал для того, чтобы вывести страну из того тяжелого положения, в котором она находится. Бог не дал мне сил справиться с этой задачей. Ныне вви­ду сложившихся условий, руковод­ствуясь исключительно благами Ук­раины, от власти отказываюсь. Павло Скоропадський»…

Князь Долгоруков, несмотря на громогласные обещания «умереть среди вверенных ему войск», также скрылся, и единственным авторитет­ным лицом в Киеве остался граф Келлер. К нему и обратились неко­торые из офицеров и добровольцев, дружины которых, оставшиеся без верховного руководства, отступали к центру города под давлением войск Осадного корпуса. Возглавив не­большой отряд (в основном из офи­церов штаба Северной Армии), граф Келлер повел его – куда? зачем? это, наверное, так и останется загадкой, – но, выйдя на Крещатик, на­ткнулся на передовые части петлю­ровцев.

После короткой стычки (не принесшей успеха ни тем, ни другим, так как петлюровцы, несмотря на численное превосходство, по-види­мому, крайне неуютно чувствовали себя на улицах незнакомого города) Келлер отвел свой поредевший от­ряд в Михайловский монастырь и там, «со слезами на глазах» (пишет очевидец), предложил офицерам расходиться. С ним осталось лишь несколько человек…

Вечером 1 декабря в монастырь приехал майор германской армии, предложивший Келлеру перейти в германскую комендатуру, где его жизнь была бы в безопасности. Но русский генерал не пожелал принять безопасность из рук оккупантов… «Несмотря на отказ, мы вывели гра­фа почти силой из кельи во двор и довели уже до выхода из ограды, – вспоминал Н. Нелидов, офицер из отряда Келлера – По дороге, по просьбе майора, накинули на графа немецкую шинель и заменили его ог­ромную папаху русской фуражкой, чему он нехотя подчинился. Когда же майор попросил его снять шашку и Георгия с шеи, чтобы эти предметы не бросались в глаза при выходе из автомобиля, граф с гневом сбросил с себя шинель и сказал: «Если вы меня хотите одеть совершенно немцем, то я никуда не пойду». После чего он повернулся и ушел обратно в келью. Ни мольбы, ни угрозы не могли уже изменить его решения…»

Вскоре в монастыре появились петлюровцы. Вряд ли это были про­сто квартирьеры одной из артилле­рийских частей (как иногда считает­ся); их целью был, несомненно, арест графа Келлера, на которого они об­ратили все свое внимание, – что и дало возможность ординарцам гене­рала скрыться, смешавшись с толпой богомольцев. С Федором Артурови­чем остались лишь два его адъютан­та, полковник А.А.Пантелеев и ротмистр Н.Н. Иванов, решившие разде­лить участь своего начальника до конца.

Около недели графа и его адъю­тантов держали под арестом. Вскоре германское командование (которое, надо отдать ему должное, сделало многое для спасения от петлюровцев русских офицеров, которым угрожа­ла расправа) потребовало у новых хозяев Киева перевести арестованных в Лукьяновскую тюрьму (быть может, рассчитывая таким образом вывести графа Келлера из-под пристального внимания петлюровцев). Но те не по­желали выпустить из своих рук рус­ского генерала. В 4 часа утра 8 декаб­ря 1918 года, при переводе на Лукьяновку, граф Ф.А. Келлер, А. А. Пантелеев и Н.Н. Иванов были убиты вы­стрелами в спину на Софийской пло­щади, у памятника Богдану Хмель­ницкому.

Это преступление (ибо стандарт­ная формулировка «застрелены при попытке к бегству» никого не могла обмануть) взволновала население Киева, по словам современника, «многих отшатнув еще более от пет­люровцев». Опасаясь какой бы то ни было огласки, комендант города, ко­мандующий Осадным корпусом отаман Е.М. Коновалец разрешил похоронить старого воина лишь с ус­ловием, «чтобы за гробом шли толь­ко самые близкие родственники по­койного». «Очевидно, – вспоминал А. В. Черячукин, – Коновалец боялся манифестаций сопровождающих по­следние останки героя». Граф Кел­лер был похоронен на Лукьяновском кладбище под чужой фамилией…

В разговоре с генералом Черячукиным, официальным представите­лем Всевеликого войска Донского, Коновалец «доказывал… что это (убийство Келлера. – А.К.) сделано без ведома Директории и его» (ко­нечно, Коновалец был обеспокоен репутацией Директории в глазах донского Атамана П.Н. Краснова, бывшего подчиненного графа Кел­лера). Но эти утверждения комен­данта Киева выглядят неубедитель­ными, а сами обстоятельства гибели русского генерала возбуждают силь­ные подозрения.

В самом деле, хотя разлагающие­ся войска Петлюры и совершили в Киеве немало бессудных убийств (по свидетельству историографа сече­ных стрельцов, в это время во многих дивизиях «пішла п’яна й безжурна гу­лянка старшинства й отаманства»), но убийство графа Келлера выделя­ется из общего ряда.

Имеются свиде­тельства, что конвоирами Келлера были сечевики, т.е. солдаты наибо­лее надежных и наименее подверг­шихся разложению частей Осадного корпуса (здесь уместно вспомнить, что сам Е.М.Коновалец был как раз «отаманом січового стрілецтва»). Ру­ководили же убийством люди из «контрразведки Ковенко», т.е. Глав­ной следственной комиссии («Головна слідча комісія») – учреждения с весьма темным назначением и чрез­вычайно сомнительной репутацией, руководимого известным в Киеве авантюристом, инженером М.Ковенко, – которое находилось под осо­бым покровительством члена Директории Андриевского. В русской мо­нархической печати сообщалось, что среди убийц был адъютант одного из приближенных Петлюры, бывшего прапорщика Тимченки.

Еще одним небезынтересным об­стоятельством преступления явля­ется и то, что на всем пути от Михайловского монастыря на Лукьяновку (практически через весь Киев) для убийства русского патриота не на­шли другого места, кроме подножия памятника Богдану Хмельницкому, – причем, чтобы выехать на Софийскую площадь, убийцам нужно было отклониться от кратчайшего и наи­более целесообразного маршрута. В этом можно заподозрить какую-то мрачную символику – и своеобраз­ная символика видна и в том, что саб­лю, принадлежавшую именно графу Келлеру, по воспоминаниям Р.Б.Гуля, преподнесли прибывшему в Киев «Головному отаману» С.В.Петлюре…

Даже если бы не было всех изло­женных выше обстоятельств, – Петлюре достаточно было только при­нять эту саблю, чтобы тем самым принять на себя и ответственность за подлое убийство. И это сразу почувствовали киевляне. Вмерзшая в лед кровь графа Келлера во время насту­пившей через несколько дней оттепели оттаяла, что, по свидетельству генерала Черячукина, “породило ле­генду, что кровь Келлера не высохнет и ляжет на голову Украины”.

* * *

… На Софийской площади давно уже не осталось и следа от тех кро­вавых пятен. Кровь старого воина затерялась в потоках крови, пролитых в страшные годы Смуты. Но и спустя десятилетия, среди имен погибших мучеников не затеряется имя христи­анского рыцаря, русского генерала графа Келлера.

Божьего воина Феодора.

21.12.1918. В Киеве убит петлюровцами граф генерал Федор Артурович Келлер (род. 12.10.1865)

Граф Ф.А. Келлер: «Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя!»

(12.10.1857-21.12.1918) – граф, генерал от кавалерии (15.1.1917). Племянник героя графа Ф.Э. Келлера. Потомок обрусевших немцев, рожден лютеранином. Образование получил в приготовительном пансионе Николаевского кавалерийского училища, выдержал офицерский экзамен при Тверском кавалерийском юнкерском училище (1878). С началом ушел добровольцем на фронт, за выдающуюся храбрость был награжден солдатскими Знаками отличия ордена св. Георгия 3-й и 4-й степени. Выпущен в 1-й лейб-драгунский Московский Его Величества полк. Командовал эскадроном, Крымским дивизионом. С февраля 1904 г. – командир 15-го драгунского Александрийского полка (Киев).

Во время волнений в 1905-1907 гг. исполнял обязанности временного Калишского генерал-губернатора, был ранен и контужен взрывом брошенной в него террористами бомбы. С ноября 1906 г. командир лейб-гвардии Драгунского полка, с июня 1910 г. командир 1-й бригады Кавказской кавалерийской дивизии, с февраля 1912 г. – 10-й кавказской дивизии, с которой вступил в .

Келлер выделялся среди других кавалерийских начальников своей личной храбростью и пользовался большой популярностью в войсках. Бывший его офицер, Андрей Шкуро вспоминал: «Воин с головы до пят, богатырь двухметрового роста Федор Артурович Келлер в трудные моменты лично водил полки в атаку и был дважды ранен. Когда он появлялся перед полками в своей волчьей папахе, чувствовалось, как трепетали сердца обожавших его людей, готовых по первому его слову, по одному мановению руки броситься куда угодно и совершить чудеса храбрости и самопожертвования». В начале войны его дивизия вошла в состав 3-й армии ген. Н.В. Рузского. 8 августа в бою у Ярославице разбил 4-ю австро-венгерскую кавалерийскую дивизию. В ходе Галицийской битвы организовал преследование неприятеля и 31 августа взял у Яворова 500 пленных и 6 орудий. За боевые отличия награжден орденами св. Георгия 4-й (сентябрь 1914 года) и 3-й (май 1915) степени.

С апреля 1915 г. командир 111 конного корпуса. В ночь на 17 марта атаковал неприятельскую группу, осуществлявшую обход левого фланга 9-й армии Юго-Западного фронта, и нанес ей поражение под Хотином. Сыграл выдающуюся роль в Заднестровском сражении 26–28 апреля. 27 апреля провел знаменитую конную атаку у Баламутовки и Ржавенцев силой 90 сотен и эскадронов в конном строю, взяв около 4 тысяч пленных. Во время наступления Юго-Западного фронта в начале июня 1916 г. на корпус Келлера вместе с корпусом ген. М.Н. Промтова возложено преследование отходившей южной группы 7-й австро-венгерской армии. Занял Кымполунг, взяв 60 офицеров, 3,5 тысяч нижних чинов и 11 пулеметов.

В 1918 г. на северо-западе и юге вполне реальной была возможность создания антибольшевицкого фронта под монархическими знаменами совместно с армией гетмана Скоропадского, Донской армией , Южной армией генерала Н.И. Иванова в Воронежской губернии и Астраханской армией полковника князя Тундутова и будущей армией на северо-западе. Были надежды, что при успехе этих планов и Добровольческая армия Деникина под влиянием преобладавшего в ней монархического офицерства войдет в этот общий фронт.

К сожалению, германская поддержка большевиков как своих ставленников и ориентация Деникина на верность Антанте, требовавшей восстановления восточного фронта против немцев (тоже при тайной ставке Антанты на жидобольшевиков) не позволили этому плану осуществиться. На практике создание Южной и Астраханской армий свелось лишь к образованию штабов будущих полков и немногочисленных кадровых частей, включенных позднее в состав Вооруженных сил Юга России. Самостоятельной роли сыграть им было не суждено.

Граф Келлер не успел отбыть к месту развертывания Северной армии. Накануне занятия Киева войсками масона-самостийника С. Петлюры он взял на себя руководство обороной, однако сопротивление оказалось невозможным. После занятия города петлюровцами как руский патриот-монархист, не срывавший своих убеждений, Федор Артурович был убит выстрелами в спину на Софийской площади у памятника .

Будучи по рождению немцем-лютеранином граф Ф.А. Келллер стал истинно русским православным монархистом и явился в этом образцом для многих русских по крови. Командир лейб-гусар и дворцовый комендант, друг Келлера В.Н. Воейков в своих воспоминаниях отзывается о нем как об «истинно русском, кристально чистом человеке, до мозга костей проникнутым чувством долга и любви к Родине». Именно благодаря таким людям Белое движение развивалось от первоначального непредрешенчества к православному пониманию своей исторической задачи, которая и стала определяющей как для Белого дела на его последнем этапе и затем в эмиграции, так и для нас, потомков и преемников белогвардейцев.

Использованы материалы:

Максим Воробьев, Михаил Фомин (Общество памяти генерала Келлера, СПб).
Генерал Келлер, православный христианин. Пояснения по вопросу о вероисповедании генерала Ф.А. Келлера, героя Великой войны и единственного русского военачальника, сохранившего верность Царю в феврале 1917 года .
Василий Цветков, Руслан Гагкуев. Генерал Ф.А. Келлер в годы Великой войны и русской смуты. //Граф Келлер. Москва, издательство "Посев", 2007.

Св. Новомучениче Феодоре стратилате, моли Бога о нас!
Разумейте языцы и покоряйтеся!

Спасибо за историю. Хотелось больше знать о наших предках.

Прошу прощения, только сейчас заметил Ваш отклик. Вы родственница?

Слава истинным Белым героям!
Царствие Небесное рабу Божьему воину Феодору.

М.В. вряд ли она ответит. Времена сейчас такие...Читал у кого то из старцев, что даже сейчас жиды ведут активные поиски потомков Романовых, чтобы истребить даже всякую надежду на возрождение...

Может, кто-нибудь поможет? Ищу групповую фотографию, на которой изображены граф Келлер (еще достаточно молодой, в черкеске и волчьей папахе), штабные офицеры и сестры милосердия (одна из них, рядом с ним,- моя бабушка). Снимок сделан, примерно, в 1914-1915 гг.

По поводу фотографии, которую я разыскиваю (граф Келлер и сестры милосердия). Мой эл. адрес:
[email protected] .

Спасибо заранее.

Монреаль
Канада

......................
Граф Келлер - генерал, в час клятвопреступленья
Его слова - как молния, блеснувшие в ночи,
"Прошу Вас доложить.. не верю в отреченье....
Я не сниму мундир... стреляйте, палачи!"

Белавин благословил Келлера воглавить Северную армию, сам же предал Царя, не поминал Его на Литургии уже с марта 1917 г. Белавин нарушил Присягу священника на верность Царю одним из первых предателей. Таким образом, он благословил Келлера и Деникина на братоубийственную войну. Не думаю, что монархист Келлер, принял благословение бы благословение Белавина, если бы знал, что тот уже с марта 17-го молится не за Государя, а за "благочестивое" временное правительство.

Владыка Тихон "нарушил присягу", следуя призыву Государя признать Царем Михаила и призыву Михаила "подчиниться Временному Правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всею полнотою власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок, на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования, Учредительное Собрание своим решением об образе правления выразит волю народа".
Вот как это объяснял другой известный архиерей, митр. Антоний (Храповицкий): «Когда мы получили известие об отречении от Престола Благочестивейшаго Императора Николая Александровича, мы приготовились, согласно Его распоряжения, поминать Благочестивейшего Императора Михаила Александровича. Но ныне и он отрекся и велел повиноваться Временному правительству, а посему, и только посему, мы поминаем Временное правительство. Иначе бы никакие силы нас не заставили прекратить поминовение Царя и Царствующего Дома…»
Разумеется, генерал Ф.А. Келлер не мог этого не знать. Подобным Киприану любителям обвинений задним числом лучше задуматься о том, как бы они сами повели себя в условиях той смуты и дезинформации.
Однако война белых против красных не была "братоубийственной", ибо для православных богоборцы-жидобольшевики не были братьями.

Думаю, что я поступил бы как генерал Келлер. т.е. не нарушил бы присяги на верность Царю и Отечеству, впрочем за Государя Николая Второго полегло много Его верноподданных.
А если бы в то время пришел к власти сам антихрист, а не его подобие - Ленин? На этот случай у епископата тоже был вариант чина богослужения?

вы все твердите об отречение ЦАРЯ НИКОЛАЯ2 в сторону брата, а после к временному правительству!
Но если хоть один из Вас знал бы фактическую историю, то говорили бы вы совсем по другому!
Ни царь ни его брат от престола не отрекались!

молись за нас грешных архистратиг феодор

Отречения Всемилостивейшего Великого ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ ВТОРОГО - НЕ БЫЛО! Был заговор: масонов, иных многих, в том числе генералов. Был переворот. "... Нам не надо Царя - надо ленина, Нам не надо царя, надо сталина!..." Что из этого вышло - оглянитесь.

Многие предали Императора, немногие нет! Среди немногих Граф, Генерал Федор Артурович Келлер - не изменивший Воинской присяге, Клятве Русского Народа 1613 года на Верность роду Романовых до Второго Пришествия Христа. Царствие ему небесное, Вечная Память и пусть земля будет пухом.

Процитирую строки из песни "... Прав, кто скажет, что все продается. Но пусть помнит - НЕ ВСЕ ПРОДАЮТ!..."

Приведу стихотворение посвященное Федору Артуровичу Келлеру. Автор - Петр Шабельский-Борк (Петр Николаевич Попов)

Петр Шабельский – Борк
Генералу графу Келлеру

Когда на Киев златоглавый

Вдруг снова хлынул буйный вал,

Граф Келлер, витязь русской славы,

Спасенья в бегстве не искал.

Он отклонил все предложенья,

Не снял ни шапки, ни погон:

« Я сотни раз ходил в сраженья

И видел смерть» – ответил он.

Ну, мог ли снять он крест победный,

Что должен быть всегда на нем,

Расстаться с шапкой заповедной,

Ему подаренной Царем?..

Убийцы бандой озверелой

Ворвались в мирный монастырь.

Он вышел к ним навстречу смело,

Былинный русский богатырь.

Затихли, присмирели гады.

Их жег и мучил светлый взор,

Им стыдно и уже не рады

Они исполнить приговор.

В сопровождении злодеев

Покинул граф последний кров.

С ним – благородный Пантелеев

И верный ротмистр Иванов.

Кругом царила ночь немая.

Покрытый белой пеленой,

Коня над пропастью вздымая,

Стоял Хмельницкий, как живой.

Наглядно родине любимой,

В момент разгула темных сил,

Он о Единой – Неделимой

В противовес им говорил.

Пред этой шайкой арестантской,

Крест православный сотворя,

Граф Келлер встал в свой рост гигантский,

Жизнь отдавая за Царя.

Чтоб с ним не встретиться во взгляде

Случайно, даже и в ночи,

Трусливо всех прикончив сзади,

От тел бежали палачи.

Мерцало утро. След кровавый

Алел на снежном серебре…

Так умер витязь русской славы

С последней мыслью о Царе…

«Двуглавый орел» № 23, 1928 г. Париж

Какая гордость читать о таких людях, имена которых долго предавали забвению. Еще одно подтверждение о том, что истинные патриоты своей страны всегда стоят на ее защите независимо от национальной принадлежности. И как велика была Россия своим духом и величием, опираясь на таких людей.

Великолепным был человеком - Граф Фёдор Артурович Келлер.

Останки Фёдора Артуровича Келлера покоятся в Покровском монастыре в Киеве.
В 2012 году к годовщине убийства генерал Келлера неравнодушные к истории Киева и нашей родины граждане и ряд общественных организаций обратились к руководству Покровского монастыря чтобы установить на месте братской могилы, где похоронены генерал Келлер и оставшиеся ему верными до смерти соратники, поклонный крест.
Но настоятельница свято-Покровского монастыря игуменья Калисфения отказала, поставив условием согласия предоставление документа, подтверждающего, что генерал Келлер… был православным! Инициаторы тогда обратились выше - в Митрополию Украинской Православной Церкви Московского патриархата. Сначала нашли как будто полное взаимопонимание, уже даже была договоренность об официальном военном карауле на церемонии, но потом, словно по взмаху палочки крысолова… снова отказали под предлогом отсутствия документа о том, что он был крещен. Т.е. когда его хоронили на территории монастыря, сомнений не было, документ не требовался, у митрополита Антония Храповицкого отслужившего в Киево-Печерской лавре молебен, давая генералу Келлеру свое благословение, сомнений не было, у патриарха Тихона, благословлявшего генерала Келлера, сомнений не было, а вот у сегодняшних оранжистов в Митрополии УПЦ МП - сомнения, истинным ли православным был генерал.
Подоплека их сомнений в истинном православии прославленного генерала раскрылась после того, как в Митрополии УПЦ МП после изложения аргументов о православности генерала инициаторов установки поклонного креста на месте погребения человека, для которого честь и родина были превыше всего,категорически отказались дать добро на установку поклонного креста Келлеру в Покровском монастыре на месте его бывшей могилы на том основании, что…
«это будет выглядеть политической акцией - его ведь убили петлюровцы».
https://zaednist.wordpress.com/2012/12/23/

"Справедливому"
Ваш комментарий не размещен из-за неприемлемой лексики.
По смыслу могу Вам ответить, что сообщение "В УПЦ МП ОТКАЗАЛИСЬ ОТМЕТИТЬ ПАМЯТЬ УБИТОГО ПЕТЛЮРОВЦАМИ КЕЛЛЕРА" размещено администратором, но оно взято из указанного источника 2012 года, а не с вашего сайта 3rm.info, где эта информация подается без указания источника - как свежая (якобы 2018 года).

Когда на Киев златоглавый
Вдруг снова хлынул буйный вал,
Граф Келлер, витязь русской славы,
Спасенья в бегстве не искал.

Он отклонил все предложенья,
Не снял ни шапки, ни погон:
« Я сотни раз ходил в сраженья
И видел смерть» – ответил он.

Ну, мог ли снять он крест победный,
Что должен быть всегда на нем,
Расстаться с шапкой заповедной,
Ему подаренной Царем?..

Убийцы бандой озверелой
Ворвались в мирный монастырь.
Он вышел к ним навстречу смело,
Былинный русский богатырь.

Затихли, присмирели гады.
Их жег и мучил светлый взор,
Им стыдно и уже не рады
Они исполнить приговор.

В сопровождении злодеев
Покинул граф последний кров.
С ним – благородный Пантелеев
И верный ротмистр Иванов.

Кругом царила ночь немая.
Покрытый белой пеленой,
Коня над пропастью вздымая,
Стоял Хмельницкий, как живой.

Наглядно родине любимой,
В момент разгула темных сил,
Он о Единой – Неделимой
В противовес им говорил.

Пред этой шайкой арестантской,
Крест православный сотворя,
Граф Келлер встал в свой рост гигантский,
Жизнь отдавая за Царя.

Чтоб с ним не встретиться во взгляде
Случайно, даже и в ночи,
Трусливо всех прикончив сзади,
От тел бежали палачи.

Мерцало утро. След кровавый
Алел на снежном серебре…
Так умер витязь русской славы
С последней мыслью о Царе...

Петр Шабельский-Борк

…Ты слышишь, о чем говорят те молитвы?
Мы снова готовы схватиться за меч,
Готовы мы вынести новые битвы,
Готовы за Родину лечь.
Чу, слышится стон из души наболевшей,
То голос из Русской груди.
Россия! Мы слышим! Твой вопль долетевший
Позвал нас! Страдалица жди!

Борис Ушаков

«Алексей. …Я думал, что каждый из вас поймёт, что случилось несчастье, что у командира вашего язык не поворачивается сообщить позорные вещи. Но вы недогадливы. Кого вы желаете защищать: Ответьте мне…
3-й офицер. Гетмана обещали защищать.
Алексей. Гетмана? Отлично! Сегодня в три часа утра гетман бросил на произвол судьбы армию, бежал, переодевшись германским офицером, в германском поезде, в Германию. Так что, в то время как поручик собирается защищать его, его давно уже нет.
Юнкера. В Берлин! О чём он говорит?! Не хотим слушать!
Алексей. Но этого мало. Одновременно с этой канальей бежала по тому же направлению другая каналья, его сиятельство командующий армией князь Белоруков. Так что, друзья мои, не только некого защищать, но даже и командовать нами некому. Ибо штаб князя дал ходу вместе с ним…»
Это, наверное, одна из самых запоминающихся сцен пьесы М.А. Булгакова «Дни Турбиных». Михаил Афанасьевич, как известно, был в ту пору военным врачом в Киеве. В 1918-м году город с трепетом ожидал пришествия Петлюры. Гетман Скоропадский и генерал Долгоруков (у Булгакова – Белоруков), в самом деле, бежали с немцами, бросив на произвол судьбы офицеров, которые в этот критический момент оказались совершенно растеряны и судорожно искали человека, которому можно было бы вверить свою судьбу, судьбу армии, а, в общем-то, в каком-то смысле и судьбу России. Описав это трагическое время, М.А. Булгаков умолчал лишь об одном – такой человек был найден, и, благодаря тому, современник получил возможность записать в своих воспоминаниях: "...Гибель гетманской власти сопровождалась и светлой страницей, озарившей хоть на миг нашу не блещущую красотой историю революции". Этим последним героем был прославленный генерал от кавалерии, «первая шашка Империи» граф Фёдор Артурович Келлер.
В марте 17-го, получив телеграмму об отречении Государя, он собрал свой корпус и во всеуслышание прочитал перед его чинами телеграмму, направленную им Николаю II в Царское село: «С чувством удовлетворения узнали мы, что Вашему Величеству благоугодно было переменить образ управления нашим Отечеством и дать России ответственное министерство, чем снять с Себя тяжелый непосильный для самого сильного человека труд. С великой радостью узнали мы о возвращении к нам по приказу Вашего Императорского Величества нашего старого Верховного главнокомандующего Великого Князя Николая Николаевича, но с тяжелым чувством ужаса и отчаяния выслушали чины кавалерийского корпуса Манифест Вашего Величества об отречении от Всероссийского Престола и с негодованием и презрением отнеслись все чины корпуса к тем изменникам из войск, забывшим свой долг перед Царем, забывшим присягу, данную Богу и присоединившимся к бунтовщикам. По приказанию и завету Вашего Императорского Величества 3-й кавалерийский корпус, бывший всегда с начала войны в первой линии и сражавшийся в продолжении двух с половиною лет с полным самоотвержением, будет вновь так же стоять за Родину и будет впредь так же биться с внешним врагом до последней капли крови и до полной победы над ним. Но, Ваше Величество, простите нас, если мы прибегаем с горячей мольбою к нашему Богом данному нам Царю. Не покидайте нас, Ваше Величество, не отнимайте у нас законного Наследника Престола Русского. Только с Вами во главе возможно то единение Русского народа, о котором Ваше Величество изволите писать в Манифесте. Только со своим Богом данным Царем Россия может быть велика, сильна и крепка и достигнуть мира, благоденствия и счастья…»
Офицеры встретили эту телеграмму бурными аплодисментами:
- Ура, ура! Поддержим все, не дадим в обиду Императора!
Однако, ответа на неё так и не последовало. В сложившейся ситуации Фёдор Артурович предпринял все меры, чтобы обуздать анархию, проникающую в армейскую среду. Даже в это время генерал продолжал держать свой корпус «в ежовых рукавицах», не допуская в нём преступлений и сохраняя дисциплину. В приказе, написанном им после разгона демонстрации, в которой приняли участие и некоторые офицеры, были такие строки: «На всех фронтах наши братья дерутся с наседающим на них врагом, а в России в некоторых городах еще льется кровь православная, да не от вражеских пуль, а от своих, братских. И в это время в Оргееве играет военная музыка и устраивается парад. Я не хотел верить своим глазам, когда в голове этого позорного парада увидел офицеров, а в его рядах унтер-офицеров и Георгиевских кавалеров. Я увидел среди них тех людей, которые должны были объяснить молодым весь позор и стыд такого торжества в такое время. Кто такому параду может радоваться – да только внутренние и внешние враги России, ждущие удобного момента, чтобы ударить по нам, что они давно готовили. И этот момент наступает – мы сами создали у себя беспорядки. Кроме врагов, такому явлению радоваться некому. Настоящий русский человек посмотрит на такой парад, покачает головой и больно ему станет за Русскую землю. И мне больно и стыдно было смотреть на офицеров и молодцов Георгиевских кавалеров с красными тряпками на груди. Мне, как старому солдату, тяжело было видеть, что войска показывают пример беспорядка. Образумьтесь же, господа офицеры и солдаты 5-го запасного пехотного полка, берегите пуще глаза своего порядок и дисциплину. Враг не дремлет…»
Ф.А. Келлер оказался единственным военачальником, не пожелавшим присягать новому правительству. Зная об этом намерении ряд высших кавалерийских офицеров Юго-Западного фронта решили попытаться переубедить старого генерала или же, во всяком случае, уговорить его не препятствовать принятию присяги корпусом. С этой миссией к Фёдору Артуровичу явился начальник 12-й кавалерийской дивизии генерал-лейтенант барон К.Г. Маннергейм. Сохранились воспоминания очевидца: «16 или 17 марта, точно не помню, генерал Маннергейм выехал на автомобиле из Кишинева в Оргеев, где был штаб Келлера. Генерал граф Келлер подтвердил справедливость слухов о том, что лично он не принесет присяги Временному правительству и показал письмо, написанное им по этому поводу командующему 4-й армией генералу Рагозе, а равно и письмо Рагозы. Все убеждения генерала Маннергейма пожертвовать личными политическими верованиями для блага армии пропали втуне. Граф Келлер, по-видимому, к этому времени уже окончательно решил, где его долг. Зато он вполне успокоил барона Маннергейма, уверив его, что воздействие на волю войск никогда не входило в его, графа Келлера, расчеты. Он заявил, что и не подумает удерживать свои войска от принесенной присяги.
Тогда барон Маннергейм спросил, не повлияет ли на войска уже самый факт личного отказа от присяги графа Келлера. Этот последний ответил, что, по его мнению, полки 1-й Донской [казачьей] дивизии все равно присягать не станут, полки 10-й кавалерийской дивизии не присягнут только в том случае, если он, Келлер, окажет на них воздействие в этом смысле; относительно 1-й Терской [казачьей] дивизии он ничего сказать не может.
Как показали последующие события, когда все части 3-го кавалерийского корпуса без всяких затруднений присягнули, генерал граф Келлер тоже жил в мире иллюзий и уже не знал истинных настроений своих войск.
Впрочем, можно думать, что его мало интересовало, как поступят его офицеры и солдаты. Он знал, как надо поступить ему самому и поступал так.
- Я христианин, – сказал он генералу Маннергейму, – и думаю, что грешно менять присягу…»
А.И. Деникин вспоминал: «Граф Келлер заявил, что приводить к присяге свой корпус не станет, так как не понимает существа и юридического обоснования верховной власти Временного правительства; не понимает, как можно присягать повиноваться Львову, Керенскому и прочим определенным лицам, которые могут ведь быть удалены или оставить свои посты… "Князь Репнин 20 века" после судебной волокиты ушел на покой, и до самой смерти своей не одел машкеры…»
После этого генерал Келлер, который изначально был не ко двору у новых правителей, был отправлен в отставку к их вящей радости, а его место занял генерал Крымов, вначале приветствовавший революцию, а через несколько месяцев покончивший с собой при виде её плодов со словами: «Я слишком люблю свою Родину, чтобы увидеть, как она погибнет».
16 марта 1917 года Федор Артурович отдал свой последний приказ: «Сегодняшним приказом я отчислен от командования славным 3-м кавалерийским корпусом. Прощайте же все дорогие боевые товарищи, господа генералы, офицеры, казаки, драгуны, уланы, гусары, артиллеристы, самокатчики, стрелки и все служащие в рядах этого доблестного боевого корпуса!
Переживали мы с Вами вместе и горе, и радости, хоронили наших дорогих покойников, положивших жизнь свою за Веру, Царя и Отечество, радовались достигнутыми с Божьей помощью неоднократным успехам над врагами. Не один раз бывали сами ранены и страдали от ран. Сроднились мы с Вами. Горячее же спасибо всем Вам за Ваше доверие ко мне, за Вашу любовь, за Вашу всегдашнюю отвагу и слепое послушание в трудные минуты боя. Дай Вам Господи силы и дальше служить также честно и верно своей Родине, всегдашней удачи и счастья. Не забывайте своего старого и крепко любящего Вас командира корпуса. Помните то, чему он Вас учил. Бог Вам в помощь!»
Говорят, что в то время Федор Артурович часто вспоминал слова Святого праведного Иоанна Кронштадтского: «Бог отнимет благочестивого Царя и пошлет бич в лице нечестивых, жестоких, самозваных правителей, которые зальют всю землю кровью и слезами». Под звуки «Боже, Царя храни!» шестидесятилетний генерал прощался со своими солдатами и офицерами, принимая их последний парад. В глубокой горести и со слезами провожали его бойцы, боготворившие своего легендарного командира.
После этого Ф. А. Келлер перебрался в Харьков, где жила его семья. За годы войны он бывал там дважды, когда проходил лечение от полученных ранений. В телеграмме из Харькова в Петроград министру-председателю Керенскому он писал: «В виду того, что моя служба Отечеству в армии очевидно более не нужна, ходатайствую перед Временным правительством о разрешении мне последовать за Государем Императором Николаем Александровичем в Сибирь и о разрешении мне состоять при Особе Его Величества, оставаясь по Вашему усмотрению в резерве чинов или будучи уволен с причитающейся мне пенсиею в отставку. Согласие Их Величеств иметь меня при Себе сочту для себя за особую милость, о которой ввиду невозможности для меня лично о ней ходатайствовать очень прошу Вас запросить Государя Императора и в случае Его на это согласия не отказать в приказании спешно выслать мне в Харьков пропуск на беспрепятственный проезд и проживание в месте местопребывания Их Величеств». В этом Келлеру было отказано. По свидетельству Н. Д. Тальберга, Федор Артурович открыто жил в Харькове и не скрывал своих монархических убеждений, фактически находясь под защитой своих бывших подчиненных. Тронуть заслуженного генерала не посмели даже в декабре 1917 года, когда Харьков впервые заняли красные войска. Более года Ф. А. Келлер был далек от активной политической деятельности, работал над своими воспоминаниями о Великой войне, которые, по-видимому, погибли в годы смуты.
После Брестского мира, по заключенному Центральной радой соглашению войска Германии и Австро-Венгрии оккупировали почти всю территорию Украины. 23 марта (5 апреля) немцы заняли Харьков, в котором находился Ф. А. Келлер. Нетрудно догадаться, что испытывал боевой генерал при виде вчерашних противников, празднующих победу. Встретившемуся с ним в июне 1918 года генерал-майору Б. И. Казановичу Фёдор Артурович говорил, что "почти не выходит на улицу, так как не переносит вида немецких касок". Германское влияние и германские деньги стали основными причинами, по которым Келлер с большим недоверием отнесся к формированию летом 1918 года в Киеве союзом "Наша Родина" Южной армии.
Вскоре немцы, нуждавшиеся в твёрдой власти на богатой территории Украины, разогнали Центральную раду и заменили её правительством гетмана П.П. Скоропадского, который упразднил Украинскую народную республику и ввел в созданной Украинской державе единоличное диктаторское правление.
К происходящему на Украине Келлер относился неоднозначно. С одной стороны, создание независимого украинского государства и немецкая оккупация были для него неприемлемыми, но с другой – некоторые обстоятельства позволяли надеяться на изменение ситуации к лучшему: в Киеве работали монархические организации, и были надежды на появление вооруженной силы, открыто провозгласившей бы борьбу за восстановление монархии. Предполагая, что кадры армии Украинской державы могут быть впоследствии использованы для создания армии монархической, Федор Артурович открыто не осуждал П.П. Скоропадского.
Летом 1918-го года Келлер совершил поездку на Юг России, побывал в Екатеринодаре, только освобожденном к тому времени от большевиков Добровольческой армией, и Крыму, где жила вдовствующая Императрица Мария Федоровна. Взаимоотношения Ф. А. Келлера с Добровольческой армией, имевшей в его глазах республиканскую окраску, не были простыми. С одной стороны, убеждения Федора Артуровича делали невозможным борьбу против большевиков в ее рядах, с другой – политическая ситуация на Юге России и немецкая оккупация Украины приводили его к мысли о необходимости как минимум совместной работы против общего врага – большевиков. Еще до поездки в Екатеринодар 20 июля (2 августа) граф направил письмо М. В. Алексееву, одновременно разослав его копии ряду других политических деятелей: "Единственной надеждой являлась до сих пор для нас Добровольческая армия, но в последнее время и к ней относятся подозрительно, и подозрение, вкравшееся уже давно, растет с каждым днем… Большинство монархических партий, которые в последнее время все разрастаются, в Вас не уверены, что вызывается тем, что никто от Вас не слышал столь желательного, ясного и определенного объявления, куда и к какой цели Вы идете сами и куда ведете Добровольческую армию. Немцы это, очевидно, поняли, и я сильно опасаюсь, что они этим воспользуются в свою пользу, то есть для разъединения офицерства…
Боюсь я также, что для того, чтобы отвлечь от Вас офицеров, из которых лучший элемент монархисты, немцы не остановятся перед тем, чтобы здесь в Малороссии или Крыму формировать армию с чисто монархическим, определенным лозунгом. Если немцы объявят, что цель формирования – возведение законного Государя на Престол и объединение России под Его державою, и дадут твердые гарантии, то для такой цели, как бы противно ни было идти с ними рука об руку, пойдет почти все лучшее офицерство кадрового состава.
В Ваших руках, Михаил Васильевич, средство предупредить еще немцев (чистым намерениям коих я не верю), но для этого Вы должны честно и открыто, не мешкая, объявить – кто Вы, куда и к какой цели Вы стремитесь и ведете Добровольческую армию.
Объединение России великое дело, но такой лозунг слишком неопределенный, и каждый даже Ваш доброволец чувствует в нем что-то недосказанное, так как каждый человек понимает, что собрать и объединить рассыпавшихся можно только к одному определенному месту или лицу. Вы же об этом лице, который может быть только прирожденный, законный Государь, умалчиваете. Объявите, что Вы идете за законного Государя, если Его действительно уже нет на свете, то за законного же Наследника Его, и за Вами пойдет без колебаний все лучшее, что осталось в России, и весь народ, истосковавшейся по твердой власти…"
Не встретив поддержки своим монархическим взглядам у Алексеева и Деникина, Келлер вернулся на Украину. Съехавшиеся в Киев правые деятели желали видеть Федора Артуровича во главе монархической Южной армии, создаваемой ими при помощи германских военных. Келлер отказался. «Здесь, - отмечал он, - часть интеллигенции держится союзнической ориентации, другая, большая часть – приверженцы немецкой ориентации, но те и другие забыли о своей русской ориентации». После этого в Киев прибыли псковские монархисты от имени Северной армии, по окончании формирования готовившейся принести присягу «законному Царю и Русскому государству». В полках вводились старые уставы и прежняя униформа с добавлением нашивки – белого креста на левом рукаве; в Пскове развешивались плакаты с именами известных генералов – Юденича, Гурко и Келлера как вероятных вождей. "Совет обороны Северо-Западной области" предложил ему возглавить формируемую Северную армию, монархическую по своей идеологии, создаваемую в районе Пскова. После некоторых раздумий Ф.А. Келлер согласился, не зная, что, по свидетельству очевидца, «он бы ничего не нашел там, кроме разрозненных и слабых полупартизанских отрядов, зависимых от немцев, не имевших дисциплины и не доверявших своему командиру, генерал-майору Вандаму», и сразу же приступил к формированию штаба Северной армии, обещав «через два месяца поднять Императорский штандарт над священным Кремлем». В выпущенном «Призыве старого солдата» генерал Келлер писал: «Во время трех лет войны, сражаясь вместе с вами на полях Галиции, в Буковине, на Карпатских горах, в Венгрии и Румынии, я принимал часто рискованные решения, но на авантюры я вас не вел никогда. Теперь настала пора, когда я вновь зову вас за собою, а сам уезжаю с первым отходящим поездом в Киев, а оттуда в Псков... За Веру, Царя и Отечество мы присягали сложить свои головы - настало время исполнить свой долг... Время терять некогда - каждая минута дорога! Вспомните и прочтите молитву перед боем, - ту молитву, которую мы читали перед славными нашими победами, осените себя крестным знамением и с Божьей помощью вперед за Веру, за Царя и за целую неделимую нашу родину Россию».
По приезде в Киев (1918) Фёдор Артурович продолжал собирать вокруг себя офицеров для будущей армии. Был установлен нарукавный знак армии - Православный восьмиконечный серебряный крест. (Существовал еще т. н. нагрудный «Крест генерала Келлера» - белый мальтийский крест, эмблематически аналогичный кресту обетного рыцаря Мальтийского ордена, - о котором сохранились сведения как о награде). В Киеве за несколько дней до планируемого отъезда во Псков митрополит Антоний (Храповицкий) отслужил в Киево-Печерской лавре молебен, давая графу Келлеру свое благословение. Благословил его и Патриарх Тихон. В 1967 Е.Н. Безак, супруга известного киевского монархиста Ф.Н. Безака свидетельствовала: «Патриарх Тихон прислал тогда через епископа Нестора Камчатского графу Келлеру (рыцарю чести и преданности Государю) шейную иконочку Державной Богоматери и просфору, когда он должен был возглавить Северную Армию…»
По прибытии в Киев 30 октября (12 ноября), Ф.А. Келлер уже 2 (15) ноября отправил телеграмму генералу А.И. Деникину, поставив Северную армию в зависимость от Екатеринодара и выразив готовность в случае отрицательного ответа отказаться от этой должности: "Признаете ли Вы меня командующим Северной Псковской монархической армией или мне следует сдать эту должность? Если признаете, то с какими полномочиями? Необходимо разрешение принять меры к охране разграбляемых в Малороссии военных складов, воспользоваться украинскими кадрами и продолжать формирование, для чего необходим немедленный отпуск денег, которые можно добыть в украинском правительстве". Командующий Добровольческой армии ответил на письмо Келлера "принципиальным согласием", что фактически, несмотря на имевшиеся расхождения в политических взглядах, делало Федора Артуровича подчиненным А.И. Деникина.
Однако, вскоре, ситуация резко изменилась. Германия заключила перемирие со странами Антанты и готовилась вывести свои войска с Украины. Части гетманской армии, созданные летом 1918 года, не представляли серьезной боевой силы. В этой обстановке Скоропадский обратился к Ф.А. Келлеру с предложением возглавить "все вооруженные силы, действующие на территории Украины". Келлер, по словам генерала В. А. Кислицина, принял предложение гетмана, понимая отказ в этой ситуации как уклонение "от поддержки страны в критический момент". Возглавив войска Украинской державы, Ф.А. Келлер полагал, что в его распоряжении находятся также и кадры его Северной армии, и отдельные подразделения Южной и Астраханской армий, а также офицерские дружины на территории Украины, больше тяготевшие к Добровольческой армии. Фактически Федор Артурович воспринимал свою деятельность на посту главнокомандующего как начало объединения всех антибольшевистских сил на Юге России. "До сведения моего дошло, – писал он вскоре после назначения, – что некоторые из призванных… отказываются принимать участие в подавлении настоящего восстания, мотивируя это тем, что они считают себя в составе Добровольческой армии и желают драться только с большевиками, а не подавлять внутренние беспорядки на Украине. Объявляю, что в настоящее время идет работа по воссозданию России, к чему стремятся Добровольческая, Донская, Южная, Северная и Астраханская армии, а ныне принимают участие и все вооруженные силы на территории Украины под моим начальством. На основании этого все работающие против единения России почитаются внутренними врагами, борьба с которыми для всех обязательна, а не желающие бороться будут предаваться военно-полевому суду как за неисполнение моих приказов".
Вскоре после назначения Ф.А. Келлером был образован Совет обороны, в который вошли многие представители монархических кругов Киева. Федор Артурович отдавал приказания министрам и вызывал их к себе для доклада, со свойственной ему откровенностью он не признавал искусственной украинизации, проводимой державным правительством. "В высокой степени достойный и храбрый генерал, граф Келлер, – вспоминал А.И. Деникин, – как политический деятель был прямо опасен своими крайними убеждениями, вспыльчивостью и элементарной прямолинейностью. Уже на третий день по пришествии к власти он написал приказ – призыв о восстановлении монархии, от распространения которого его, однако, удержал "блок", считавший такое обращение к пылающей Украине преждевременным".
Такая политика уже в скором времени привела к серьезному конфликту с правительством Украинской державы и отставке Ф.А. Келлера. Генералу было заявлено, что он "неправильно понимает существо своей власти: ему не может быть подчинена власть законодательная, какою до созыва Державного сейма является Совет министров" и поставлено в вину то, что в своих воззваниях он "говорит об единой России, игнорируя вовсе Украинскую державу". В ответ на это Ф. А. Келлер потребовал всей полноты власти. В тот же день П.П. Скоропадский издал приказ об его отставке и назначении на место Федора Артуровича его заместителя – генерал-лейтенанта князя А.Н. Долгорукова. Прощаясь, Келлер объяснял причины своего ухода: "1. Могу приложить свои силы и положить свою голову только для создания Великой, нераздельной, единой России, а не за отделение от России федеративного государства. 2. Считаю, что без единой власти в настоящее время, когда восстание разгорается во всех губерниях, установить спокойствие в стране невозможно".
За десять дней, которые Фёдор Артурович занимал пост Главнокомандующего, имея в своём распоряжении далеко не самые сильные в боевом отношении части, он, тем не менее, успел несколько улучшить ситуацию с обороной Киева. Необученная и необстрелянная гетманская гвардия, до этого терпевшая на фронте неудачи, с приездом на фронт Ф. А. Келлера неожиданно перешла в наступление, отбросив в первом же бою петлюровцев и захватив четыре орудия. Старый генерал лично вел цепи в атаку, прихрамывая и опираясь на палку.
1 (14) декабря в Киев вошли войска Петлюры. Гетман Скоропадский и главнокомандующий украинскими войсками князь А.Н. Долгоруков, несмотря на данные им ранее обещания "умереть среди вверенных ему войск", бежали, а отправленный менее трех недель в отставку Ф. А. Келлер продолжал оставаться в городе. Один из его подчиненных вспоминал: «Когда оставленное своими штабами русское офицерство, металось из стороны в сторону по Киеву в поисках тех, кому слепо вверило свою судьбу, группе офицерства пришла мысль обратиться к графу Келлеру, жившему тогда уже на частной квартире с просьбою стать во главе остатков войск и вывести их из Киева. Времени для рассуждения не было и граф Келлер, отлично понимавший в душе всю трудность и даже безнадежность такой попытки, не счел, однако, возможным не пойти на зов русского офицерства»…
Совсем недавно, когда большевики пришли к власти, в Москве офицеры и юнкера также бросились с аналогичной просьбой к прославленному и прежде обласканному Государем генералу Брусилову. Но тот, всегда безошибочно угадывавший, откуда дует ветер, лицемерно ответил им, что будет исполнять приказания Временного правительства, которому присягал, доподлинно зная, что правительства этого больше не существует.
Не таков был граф Келлер. «Часов около двух неожиданно раздался звонок и в переднюю вошли три вооруженных винтовками офицера, старший из которых заявил мне, что дружина, сформированная Долгоруковым и записавшаяся в состав "Северной армии", не желает сдаваться уже входящим в город войскам Петлюры и просит меня принять ее под мое начальство, вывести из города, куда я хочу, и что к этой дружине примкнула еще конная сотня (пешком), тоже сформированная для "Северной армии", с тем же намерением не сдавать оружия. О других войсках имелось сведение, что они собрались у городского музея с намерением пробиться на Дон, но что во главе их нет начальства.
Что было делать, выбраться из города, уже со всех сторон занимаемого противником, было не легко, но при некоторой энергии я полагал все же еще возможно было пробиться и выйти к Днепру, к тому же мне казалось, что если противник увидит организованное войско, готовое вступить в бой, то он согласится пропустить без сопротивления и кровопролития все добровольческие дружины на Дон, т. к. задерживать их в Киеве у него никакого расчета быть не могло. В виду таких соображений, считая себя не вправе оставить на произвол судьбы обратившиеся за моей помощью части, я, взяв с собою данные мне на хранение "Советом Обороны Северо-Западных губерний" в запечатанной наволочке, "как мне сказали", 700000 руб., приказал мне моему денщику Ивану привезти мне на извозчике самые необходимые вещи и белье в гостиницу на Крещатике, сел на автомобиль и поехал в сопровождении офицеров, приехавших за мной и полковника Пантелеева на сборный пункт в помещение, занимаемое дружиной полковника Всеволожского.
Как только мы доехали до угла и повернули на Банковскую улицу, наш автомобиль начали обстреливать из домов и из-за домов, а когда мы выехали на середину улицы, то послышалось что-то вроде залпа, но, несмотря на близкое расстояние - ни одной пулей в нас обстреливавшие нас волшебные стрелки не попали. Не скажу, чтобы, войдя в помещение дружины в гостинице "Бояр" на Крещатике, я вынес бы хорошее впечатление: большинство офицеров было без оружия и как будто совершенно не собиралось уходить, а тем более немедленно вступить в бой для того, чтобы пробиться через окружающее их кольцо неприятеля. Когда я скомандовал "в ружье", то заметил, что, во-первых, не было ни начальников, повторивших команду и строивших свои взводы, [во-вторых,] не было и порядка и по-видимому дисциплины. Подошедший конный отряд, хотя и произвел на меня лучшее впечатление, но и он при моем приказании выслать авангард в цепочку долго мялся на месте и, очевидно, не знал, как исполнить это простое приказание, так что мне самому пришлось выслать дозорных и организовать движение по улице. Автомобиль, на который были погружены пулеметы, за нами не двинулся и я его впоследствии и не видел. Уже не доходя Думы, от дозоров донесся крик: "идут петлюровцы" - и все, что было впереди, бросилось назад и сбилось в одну кучу. Я приказал свернуть в переулок, рассчитывая избежать встречи и кровопролития и боковыми улицами вывести отряд к музею, где по сведениям собрались уже дружины Кирпичева и Святополк-Мирского. Не успели мы пройти и 30 шагов, как из-за Думы послышалось несколько редких выстрелов, думается мне провокаторских - ни одна пуля близко не просвистела, но в моем отряде произошло замешательство. Около меня осталось не более 50 человек, уменьшавшихся при каждом повороте в следующую улицу, и к приходу нашему к Софийскому собору было лишь 30 человек, которых я благополучно и довел до Михайловского монастыря, в ограде которого все почувствовали себя почти в безопасности…»
Перед тем как возглавить безнадёжный поход, Ф.А. Келлер испросил благословения у Владыки Нестора, который позже вспоминал о том вечере: «…граф Келлер решил с остатками офицеров прорваться из Киева, чтобы соединиться с Добровольческой армией.
С предложением мне присоединиться к его отряду граф Келлер прислал в Михайловский монастырь своего адъютанта Пантелеева, кавалергарда, племянника М. В. Родзянко. Я отправился с ним в штаб графа на Крещатик и, видя безнадежность его плана, стал убеждать гр. Келлера не рисковать жизнью своей и офицеров, ибо из города выхода не было, так как петлюровские войска окружили Киев.
Граф все же просил его благословить, оставшись твердо при своем решении - прорываться из Киева с 80 офицерами.
Тяжело вынужденно благословлять на предприятие, которое рассудок ясно изображает, как невыполнимое. Получив благословение, граф ушел с офицерами, а я вернулся в монастырь с чувством тяжкого гнета на душе и с опасением за участь этого отряда…»
После короткого боя у Городской думы, в ходе которого, петлюровцы были отброшены, генерал Келлер обронил:
- Бывают такие победители, которые очень похожи на побежденных…

Глава 2.

Граф Федор Артурович Келлер родился 12-го октября 1857-го года в Курске, в семье военного. Представители этого старинного рода традиционно занимали высокие посты на Государевой военной и дипломатической службе. Не стал исключением и Фёдор Артурович, воспитывавшийся в приготовительном пансионе Николаевского кавалерийского училища. В это время назревала Балканская война. Боснийские сербы и болгары, находившиеся под турецким владычеством и угнетаемые магометанами, подвергались чудовищным мучениям за Христову веру. В Болгарии бесновались горцы-черкесы, бежавшие туда от русского оружия с Кавказа; привыкшие повсюду жить разбоем, они обирали крестьян, насиловали женщин, угоняли в рабство молодежь. В Боснии лютовали албанцы-арнауты. Но настал долгожданный момент, когда в славянских землях поднялось знамя восстания, и прозвучал призыв: «С верою в Бога – свобода или смерть!» Против непокорного народа двинулись турецкие войска, производившие истребления тысячами и десятками тысяч. Из отрубленных голов строились высокие башни. Привозимые в Россию болгарские сироты рассказывали своим избавителям о страшных, изощренных злодеяниях, творимых в родных селениях. Едва уцелевшие, они вспоминали о том, как перед посаженными на колья детьми черкесы живьем сдирали кожу с их родителей, как на глазах поруганных матерей солдаты в красных фесках подбрасывали и ловили на штык младенцев, как гордились иные башибузуки особенным умением – для потехи разорвать голыми руками пополам схваченного за ножки грудного ребенка. Всем сердцем откликнулись русские люди на боль братских народов: в городах и деревнях собирали пожертвования, вся огромная страна провожала отъезжавших на Балканы добровольцев.
В апреле 1877-го года произошло давно ожидаемое и призываемое русским обществом событие: Император Александр Второй объявил о начале войны с Турцией. Офицерская молодежь стремилась к жертвенному подвигу, простые солдаты и именитые генералы испытывали одни чувства. С фронта приходили вести о русском героизме и первых потерях; в России люди перечисляли крупные суммы на раненых воинов, а записывались неизвестными. 19-летний Федор Келлер без ведома родителей вступил в 1-й Лейб-драгунский Московский полк нижним чином на правах вольноопределяющегося и отправился на войну. Примером для него был двоюродный брат Федор Эдуардович Келлер, молодой подполковниа, недавно окончивший Николаевскую академию Генерального штаба и в числе нескольких тысяч русских добровольцев отправившийся на Балканы. Поступив на службу в Сербскую армию, он вскоре прославил себя дерзкой вылазкой-рекогносцировкой накануне большой битвы при Фундине, а чуть позже разгромил турок в схватках в долине Моравы. Под его началом русские и болгарские добровольцы отражали набеги головорезов-башибузуков и подавляли мятежи боснийских мусульман. Прирожденный воин, каковыми являлись все Келлеры, Федор Эдуардович был удостоен за свои ратные труды высших военных наград княжества, врученных ему сербским командованием… Его имя и сегодня помнят на Балканах наряду с именем Скобелева.
Современный исследователь так описывает переправу драгун через пограничный Дунай: «Длинные колонны пленных потянулись мимо заваленных мертвыми телами траншей. И вот, теперь кавалеристам наряду с прочими частями предстояло морозной зимой преодолеть по горным проходам хребты Балкан – подвиг, сравнимый с великими деяниями не знавших поражений суворовских богатырей. Шли налегке, оставив обозы. Узкие, скользкие тропы вились между глубоких пропастей и снежных заносов; крутость подъема не позволяла ехать верхом, вынуждая вести коней в поводу. Костры на привалах не жгли, чтобы не привлекать внимания турок. Спускаться с круч драгунам приходилось, держась за поводья лошадей, скатывавшихся вниз по склону на задах…» Испытав все тяготы войны, граф Келлер любил повторять, что на войне все трудно, а невозможного на свете нет, и считал необходимым требовать от молодых людей, мечтавших носить офицерские погоны, прослужить хоть один год вольноопределяющимся в рядах, чтобы лучше узнать внутренний мир рядовых бойцов и тем разрушить стену непонимания, столь часто возникающую, своими личными качествами приобрести их доверие и расположение.
Когда 1-й Лейб-драгунский Московский полк присоединился к колонне легендарного генерала Скобелева, Фёдор Артурович встретил своего вернувшегося из Сербии брата, только что возглавившего штаб Скобелева вместо раненого Куропаткина. В последовавших боях под Шейновым и Терновым юный «вольнопер» выказал такую молодецкую удаль, что был отмечен знаками отличия Военного Ордена – серебряными солдатскими Георгиями 3-й и 4-й степеней, пожалованными ему собственноручно Главнокомандующим армией. В день жестокого шейновского сражения, когда едва спустившиеся с горных высот пехотные батальоны под грохот барабанов и с развернутыми знаменами атаковали по открытой равнине осыпающие их огнем неприятельские редуты и укрепленный лагерь турецкого паши, отличились сразу оба Келлера. Много позже Федор Артурович с нарочитой скромностью отзывался о заслуженных в ту пору боевых наградах, неизменно сиявших на его генеральском кителе: «Сам не знаю за что! Первый крест получил по своей неопытности: ординарцем вез приказание и вместо штаба наскочил на турецкий окоп. Турки обстреляли меня, а начальство увидало и наградило. А второй крест за то, что проскакал горящий мост. Вот и все!»
Через полтора месяца после окончания войны 20-летний граф Келлер был произведен за отличие в первый офицерский чин – в прапорщики своего полка, а после выдержал в Тверском кавалерийском юнкерском училище экзамен на право производства в следующие чины.
Половину жизни Фёдор Артурович прослужил в драгунских полках, пройдя путь от командира эскадрона до полкового командира. В 1905-м году он был отправлен на усмирение переведенной на военное положение Польши. Исполняя обязанности временного Калишского генерал-губернатора, Келлер подвергся нападению революционеров: раненый и контуженный при взрыве брошенной в него бомбы, он избежал гибели лишь благодаря собственной ловкости, позволившей ему поймать снаряд на лету…
В 1907-м году Николай II назначил графа флигель-адъютантом с зачислением в свою Свиту и производством в генеральский чин. Дворцовый комендант Воейков, близко знавший Келлера в бытность его командиром Лейб-гвардии Драгунского полка, назвал Федора Артуровича в своих записках «истинно русским, кристально чистым человеком, до мозга костей проникнутым чувством долга и любви к Родине».

«Воин с головы до пят, богатырь двухметрового роста Федор Артурович Келлер в трудные моменты лично водил полки в атаку и был дважды ранен. Когда он появлялся перед полками в своей волчьей папахе, чувствовалось, как трепетали сердца обожавших его людей, готовых по первому его слову, по одному мановению руки броситься куда угодно и совершить чудеса храбрости и самопожертвования», - вспоминал А.Г. Шкуро. Такого-то человека избрали своим вождём оставшиеся в Киеве офицеры. Во время войны о генерале, по праву считавшимся лучшим кавалерийским начальником, с восторгом писали газета. Об удивительной популярности Ф.А. Келлера в русском обществе говорит тот факт, что служить к нему убегали из дома 15-летние и даже 13-летние мальчишки из вполне благополучных и даже богатых семей… Эти мальчишки оказались и в его отряде холодной киевской ночью. Один из них, чудом уцелевший юнкер, писал в эмиграции: «...В последний день перед приходом петлюровцев мы, конвойные, - самая верная была часть - решили остаться в Киеве и воевать с петлюровцами. Я получил винтовку и решил оставаться верным до последнего... и в последний день, помню, я уже с винтовкой в руках решил пообедать в городе... пошел в такой маленький ресторан в подвале, в котором мы с родителями иногда обедали... зашел туда и вижу: сидят мама, папа и Коля... я к ним присел, поставил винтовку в угол, съел там какой-то борщ или не знаю что, а потом говорю им: "До свиданья, я теперь иду воевать с петлюровцами". Они говорят: да нет, да то, да сё... "Нет, не могу. Вот иду". Взял свою винтовку в руки и пошел.
Вылез на улицу, там офицерские взводы собрались, во главе был... кажется, Скоропадский уже был сброшен, и командовал граф Келлер, тоже кавалергард, сам командует этой горсточкой офицеров, которые решили пробиваться на юг через петлюровские ряды.
Пролом на юг был очень короткий. Мы вышли на Крещатик, это главная улица Киева, впереди шел граф Келлер, за ним конвой: мы и другие офицеры, группа войсковая, - и пошли по Крещатику, впереди единственная была подвода, ломовая телега, которая везла казенные деньги и что-то еще, в основном все шли пешком, вооруженные кто винтовкой, кто карабином, кто чем; вышли мы на этот широкий Крещатик и двинулись по нему в сторону юга, не прошли ста шагов приблизительно, как вдруг перед нами стена петлюровцев, сплошная от дома до дома, все занято, их было очень много... Пешие... на нас двигаются...
Мы остановились как вкопанные, и тогда Келлер говорит, я помню эту фразу: "Заворачивай оглобли". Мы завернули оглобли и пошли обратно, и тут Келлер нам сказал: "Господа, должен вам сказать, что дело наше проиграно, расходитесь по домам, кто куда может". Мы остановились на небольшой площади, окруженные, улицы там проходили наверху над нами... И лестница была в стене вделана... И нас поливают из пулеметов и из ружей сверху, а мы на этой площади как в котловине оказались...
Келлер говорит: "Надо штурмовать эту лестницу каменную, чтобы выбить тех, кто нас там обстреливает". Мы бросились на лестницу - как ни странно, впереди были: один кадет, мальчишка лет семнадцати, и я, мы вдвоем по этой лестнице пустились, а там наверху нас поливали, при виде этого за нами другие пошли, а увидев, что добровольцы поднимаются по лестнице, наверху сиганули. Значит, мы поднялись, и тут был последний момент прощания с Келлером, его надо было спрятать. Было решено спрятать его в каком-то монастыре, и нас осталось при нем только пять человек конвойцев, остальные все рассиропились... и вот мы его проводили до этого монастыря тут же в городе... проводили до дверей, он вошел, попрощался с нами и говорит: "Теперь тоже разбредайтесь, как можете"».
Отряд графа Келлера быстро растаял, и лишь прядка 70 человек пробились с ним к Софийской площади, где получили приказание разойтись. Сам Фёдор Артурович с несколькими приближёнными направился в Михайловский монастырь.
Офицер Н.Д. Нелидов вспоминал: «Граф поместился в келлии, офицеры в монастырской чайной. На маленьком совещании решено было отпустить остатки отряда, так как сопротивление было бессмысленно.
Граф прошел к офицерам.
Там было около 40 человек. В коротких и теплых выражениях он поблагодарил гг. офицеров, с каждым из них попрощался и со слезами на глазах смотрел, с каким отчаянием уходившие в неизвестность старались испортить оружие и с какою горечью бросали его. Тяжело было всем и слезы на глазах бесстрашного героя разрывали сердце на части…»
Князь П.М. Бермонт-Авалов писал: «Имя графа было слишком популярно, - писал, - чтобы тяжелое положение его прошло бы незаметно. Не только русские сердца дрогнули в тревоге за участь графа, но даже бывшие враги его по войне - германцы сочли своим долгом принять все меры к его спасению».
Однако, генерал не пошел на попытку его освобождения, предпринятую штабом германского командования. "...Приехал полковник Купфер с германским майором. Последний предложил графу поехать в германскую комендатуру, где он ручался за безопасность. Граф, хотя и владевший прекрасно немецким языком, но глубоко не любивший немцев, по-русски, через Купфера, отказался.
Несмотря на отказ, мы вывели графа почти силой из келлии во двор и довели уже до выхода из ограды. По дороге, по просьбе майора, накинули на графа немецкую шинель и заменили его огромную папаху русской фуражкой, чему он нехотя подчинился. Когда же майор попросил его снять шашку и Георгия с шеи, чтобы эти предметы не бросались в глаза при выходе из автомобиля, граф с гневом сбросил с себя шинель и сказал: "Если вы меня хотите одеть совершенно немцем, то я никуда не пойду". После чего он повернулся и ушел обратно в келлию. Ни мольбы, ни угрозы не могли уже изменить его решения", - вспоминал Н.Д. Нелидов.
В это время в монастырь явились петлюровцы и начали производить обыск. По воспоминаниям генерала В. Н. Воейкова, «монахи предложили графу Келлеру провести его потайным ходом в обысканный уже корпус; но генерал не только не согласился на это, но приказал одному из адъютантов сообщить производившим обыск, что он находится в монастыре. Тотчас же прибыл патруль, объявивший графа и его адъютантов арестованными, и к ним был поставлен караул из сечевых стрельцов...»
Находясь под арестом, Келлер писал в дневнике: «Просидев несколько дней под караулом, я убедился, что мои опасения были напрасны, все чины караула относились все время к нам не только вежливо, но даже предупредительно и я ни одного слова упрека предъявить им не могу, а, напротив, должен быть благодарен как командиру батареи, так и солдатам за те мелкие услуги, которыми они облегчали наше заключение. Эти дни памятны мне еще и тем милым самоотверженным отношением к нам нескольких дам, живущих в Киеве. Так, М. . Сливинская, которой родной сын был арестован и муж далеко не в безопасности, все же находила время ежедневно заходить к нам, приносить нам продукты и справляться о наших нуждах. Елена Николаевна Бенуа ежедневно находила время прибегать к нам с другого края Киева, приносить папиросы, съедобное и нашла даже где-то на мой рост штатское платье на тот случай, что от меня потребуют, чтобы я снял погоны. Моя милая племянница Н. Келлер, с которой я только один раз встретился на пять минут, несмотря на то, что была покинута, без денег, своим мужем в Киеве и что при падении несколько дней тому назад ушибла себе ногу, ежедневно приходила нас навещать и заваливала нас котлетами, ветчиной, колбасой и даже конфетами. Как я был бы счастлив, если в будущем мне удастся услужить и сделать доброе этим славным русским женщинам.
(…)
Часов около 11 вошел к нам в келлию командир батареи с довольно смущенным видом, на который я, привыкший за последние дни относиться к нашим сторожам с доверием, не обратил внимания, и заявил мне, что он получил приказание меня обезоружить. Одновременно с ним вошли 3 солдата, сразу наведшие винтовки на меня. На мой вопрос, откуда исходит такое приказание, он мне ответил, что от коменданта. Вся эта компания, несмотря на усилие казаться воинственной и решительной, скорее показалась мне смешной, т. к. командир, ставший между мной и дверью, ведущей в мою спальню, где было мое оружие, с трудом вытащил свой револьвер, а его подчиненные очевидно с винтовками были мало знакомы, так что у одного из них затвор был не довернут, а другой, наведя на меня дуло, копался, стараясь засунуть патрон в коробку, что ему плохо удавалось. Я в это время сидел на диване и, если захотел бы, то, конечно, успел бы до первого выстрела отскочить за дверь, но этим мог бы вызвать стрельбу по моим ординарцам, к тому же обращение к нам последних дней доказало, что оскорблений и истязаний ожидать мне нечего. Правда, я не ждал обезоружения, так как после трех дней, в которые я не воспользовался оружием и не нарушил данного мною честного слова ни обороняться, ни бежать, казалось бы, должны отпасть всякие сомнения насчет нашего дальнейшего поведения. Очевидно все клонилось только к исполнению формальности и того, что эти люди прочли в уставах, и силятся исполнить все по правилам уставов и инструкций, но делают это часто невпопад, что, конечно, немудрено при молодости армии. Моя шашка и револьвер были взяты, я остался сидеть на диване, не протестуя, но очевидно мой насмешливый вид оскорбил одного из солдат, так как он задал мне вопрос: "Разве это смешно?" - На это я ответил: "Конечно смешно наводить три винтовки на безоружного старика, которого этим ведь не испугаешь. Лучше было бы просто попросить его и взять оружие".
Ф.А. Келлер, не раз бывавший на краю смерти (за войну он получил три ранения, из которых два тяжёлых), давно перестал бояться её, и теперь основной заботой его было спасти остававшийся при нем "отрядный штандарт" - неодушевленный символ его воинской чести. В этом ему, рискуя жизнью, помог епископ Нестор, вспоминавший: «…По окончании Литургии я решил исполнить поручение графа Келлера и постарался пройти к нему. Без панагии на груди, под видом простого монаха с просфорой, я прошел в дверь, где был расположен штаб сечевиков, и, поднявшись на 2-й этаж, не обращая внимания на часовых, стоявших у келлии графа, смело открыл дверь и прошел к пленнику. Быстро благословив узников и приняв от графа пакет, я тотчас же вышел из комнаты. Стражи уже у дверей не было.
Конечно, я сразу понял, что мне грозит опасность, и был готов ко всяким неожиданностям.
Только лишь я подошел к крыльцу, чтобы выйти за ограду обители, как из комнаты штаба выбежали какие-то петлюровские офицеры и закричали на меня по-украински - на каком основании был я у графа Келлера без разрешения. Я ответил им по украински же: "шо це таке, я ж монах, та принес святый хлиб до графа, та и все".
В ответ я получил удар по затылку кулаком и пинок в спину такой, что у меня искры из глаз посыпались, и я кубарем полетел со ступеней крыльца за ограду.
Очнувшись и встав с земли, я пошел, не оглядываясь, вокруг храма, думая только о том, чтобы скорее унести ноги, так как иначе меня неминуемо должны были арестовать.
Вход в корпус, где находилась моя келлия, был рядом с крыльцом штаба, но, чтобы замести следы, я не пошел прямо к себе, а обошел храм.
Через две минуты уже по всему двору монастыря бегали солдаты и кричали: "где тот монах, що ходыв до грахва Келлера?"".

Глава 3.

Занявшие Киев петлюровцы жестоко расправлялись с офицерами. Мариинский парк в Киев превратился в братскую могилу офицеров Русской Армии и Флота.
В дневнике вдовствующей Государыни Марии Феодоровны сохранились такие записи:
(16.12.1918): "…Говорят, будто убиты граф Келлер и все члены его штаба, - это страшное несчастье, ведь он самый разумный и самый энергичный из всех и знал, что нужно делать. Все же остальные действуют словно бы вслепую".
(28.1.1919): "Приняла двух офицеров моего Псковского полка, прибывших из Ростова. Я испытала душевное потрясение, снова увидевшись с ними после всех этих страшных событий, случившихся в наше грустное время. Слушать их было весьма интересно, они рассказывали о героической смерти бедного графа Келлера и Пантелеева. Когда эти мерзавцы явились, он вышел к ним и сказал: "Я знаю, что вы хотите убить меня, но прежде я хотел бы помолиться Господу". Закончив молитву, он встал между двумя своими адъютантами - Пантелеевым и Ивановым - и сам скомандовал: "Пли!" Истинный герой и христианин! Какая невосполнимая потеря - и ведь совсем ни за что!"
Это случилось в ночь с 20 на 21 марта. Казаки Черноморского коша, слывшие среди современников "большевиствующими", пришли в Михайловский монастырь за графом и состоящими при нем офицерами. Арестованным они заявили, что намереваются перевести их в Лукьяновскую тюрьму. Генерал В.Н. Воейков вспоминал: "21-го декабря, в 11 часов вечера, как я впоследствии узнал, арестованных приказано было препроводить в помещение контрразведки, где находились в заключении гетманские министры и русские общественные деятели. Одновременно с выводом графа Келлера и его адъютантов, на монастырском дворе солдаты запрягли телегу. Арестованных повели по Большой Владимирской, мимо памятника Богдана Хмельницкого, по трамвайным путям. Едва они достигли того места, где пути несколько отклоняются в сторону сквера, из засады, почти в упор, грянул залп. Сраженный несколькими пулями, упал полковник Пантелеев. Тотчас патрульные открыли огонь в спину уцелевшим после залпа графу Келлеру и штабс-ротмистру Иванову. Граф был убит пулей в затылок, а штабс-ротмистр Иванов - пулей в голову и 4-мя штыковыми ударами. Окончив свою работу, доблестные республиканские солдаты разбежались. Трупы были взвалены на подоспевшую к месту убийства телегу, которая была отвезена в Михайловский монастырь и брошена сопровождавшими ее солдатами на произвол судьбы. Через некоторое время монахи доставили повозку с трупами в военный госпиталь. На следующий день тела убитых были выставлены в анатомическом театре. Родными и друзьями опознаны были Главнокомандующий Северной армией генерал граф Келлер, полковник Пантелеев и штабс-ротмистр Иванов".
В теле Федора Артуровича было одиннадцать пулевых ран. Саблю убитого генерала поднесли «головному атаману» Петлюре. Вмерзшая рядом с памятником кровь Келлера через несколько дней оттаяла, что среди киевлян породило поверье, будто кровь эта и впредь «не высохнет и ляжет на голову Украины»…
Граф Фёдор Артурович Келлер воплощал собой лучшие черты русского офицерства, того офицерства, в традициях которого была старинная заповедь: душу – Богу, сердце – Даме, жизнь – Государю, честь – никому. В соответствии с этими принципами он и жил, сохраняя всю жизнь глубокую веру в Господа, верность Династии, Государю, которому присягал и при деде которого начинал свой славный путь, и честь, ни толикой которой он не пожертвовал сиюминутным обстоятельствам, предпочтя смерть. Его жена родила ему двоих сыновей и дочь. Все они прожили долгую жизнь и обрели последнее пристанище на чужбине…

Келлер Федор Артурович (Августович) (1857-1918), граф, генерал-лейтенант, командир 2-го Восточно-Сибирского армейского корпуса в Маньчжурии, во время Первой мировой войны командир 10-й кавалерийской дивизии и 3-го кавалерийского корпуса. Окончил Николаевское кавалерийское училище, с 1904 г. командир 15-го Драгунского Александрийского полка, 1905 г. ранен бомбой, брошенной террористом. С 1906 г. - командир лейб-гвардии Драгунского полка, с 1910 г. - 1-й бригады Кавказской кавалерийской дивизии; с 1912 г. - 10-й Кавказской дивизии. С апреля 1915 по март 1917 г. - командир 3-го кавалерийского корпуса, отказался признать отречение императора Николая II и присягнуть Временному правительству. В 1918 г. жил в Киеве, занимал пост командующего вооруженными силами на территории Украины. Расстрелян петлюровцами.

Использованы материалы кн.: "Охранка". Воспоминания руководителей политического сыска. Тома 1 и 2, М., Новое литературное обозрение, 2004.

Келлер Федор Артурович, граф (12.10.1865-21.12.1918) Генерал-майор (31.05.1913). Генерал от кавалерии (31.05.1913) Окончил Николаевскую кавалерийскую и Офицерскую кавалерийскую школы. Участник Первой Мировой войны: командир 10-й кавалерийской дивизии, 1914 - 1915; с 03.04.1915 командир 3-го конного казачьего корпуса, 04.1915-04.1917. Отказался присягать Временному правительству, сдал 3-й конный корпус генералу Крымову 04.1917. Уехал в Харьков 04.1917. Получил приглашение генерала Деникина командовать Северной группой Добровольческих (белых) войск в районе Пскова 11.1918. Приняв предложение генерала Деникина, одновременно (находясь в пути в Псков) получил предложение гетмана Скоропадского командовать его войсками на Украине. Учитывая, что район Пскова был оккупирован немецко-австрийскими войсками, а также неустойчивость общей обстановки, принял решение остановиться в Киеве и рассмотреть предложение Скоропадского. Однако приезд Келлера в Киев совпал со взятием города петлюровскими войсками 20.12.1918. Генерал Келлер был арестован и в ночь на 21.12.1918 расстрелян петлюровцами.

Использованы материалы кн.: Валерий Клавинг, Гражданская война в России: Белые армии. Военно-историческая библиотека. М., 2003.

Келлер Федор Артурович (12.10.1857 - 21.12.1918, Киев), граф, рус. генерал от кавалерии (15.1.1917). Племянник героя русско-японской войны графа Ф.Э. Келлера. Образование получил в приготовительном пансионе Николаевского кавалерийского училища, выдержал офицерский экзамен при Тверском кавалерийском юнкерском училище (1878). С началом русско-турецкой войны 1877-1878 годов ушел добровольцем на фронт, за выдающуюся храбрость был награжден солдатскими Знаками отличия ордена Св. Георгия 3-й и 4-й степени. Выпущен в 1-й лейб-драгунский Московский Его Величества полк. Командовал эскадроном, Крымским дивизионом. С 16.2.1904 командир 15-го драгунского Александрийского полка (Киев). Во время волнений в 1905-07 исполнял обязанности временного Калишского генерал-губернатора, был ранен и контужен взрывом брошенной в него террористами бомбы. С 6.11.1906 командир лейб-гвардии Драгунского полка, с 14.6.1910 командир 1-й бригады Кавказской кавалерийской дивизии, с 25.2.1912 - 10-й кав. дивизии, с которой вступил в мировую войну. Келлер выделялся среди других кавалерийских начальников своей личной храбростью и пользовался большой популярностью в войсках. В начале войны дивизия К. вошла в состав 3-й армии ген. Н.В. Рузского. 8 авг. в бою у Ярославице разбил 4-ю австро-венгерскую кавалерийскую дивизию. В ходе Галицийской битвы организовал преследование неприятеля и 31 авг. (13 сент.) взял у Яворова 500 пленных и 6 орудий. За боевые отличия награжден орденами Св. Георгия 4-й (сентябрь 1914 года) и 3-й (мая 1915) степени. С 3.4.1915 командир 111 конного корпуса (10-я кавалерийская, 1-я Донская и 1-я Терская каз. дивизии). В ночь на 17(30) марта атаковал неприятельскую группу, осуществлявшую обход левого фланга 9-й армии Юго-Западного фронта, и нанес ей поражение под Хотинам. Во время проведенного в конце апреля 1915 года армией наступления сыграл выдающуюся роль в Заднестровском сражении 26-28 апреля (9-11 мая). 27 апреля (10 мая) провел знаменитую конную атаку у Баламутовки и Ржавенцев силой 90 сотен и эскадронов в конном строю, взяв ок. 4 тыс. пленных. Во время общего наступления Юго-Западного фронта в 1916 корпус Келлера входил в состав 9-й армии ген. П.А. Лечицкого. В начале июня на корпус Келлера вместе с корпусом ген. М.Н. Промтова возложено преследование отходившей южной группы 7-й австро-венгерской армии. 10(23) июня занял Кымполунг, взяв 60 офицеров, 3,5 тыс. нижних чинов и 11 пулеметов. По убеждениям монархист. Узнав об отречении Николая II, Келлер направил ему телеграмму, предлагая свои услуги и свои войска для подавления мятежа. Когда был получен текст присяги Временному правительству, Келлер отказался приводить к присяге корпус 5 апреля был уволен «за монархизм» и, оставив службу, уехал в Харьков. Здесь летом 1918 года ген. Б.И. Казанович тщетно убеждал уехать на Дон в Добровольческую армию. Вскоре Келлер переехал в Киев. 5.11.1918 назначен гетманом П.П. Скоропадским главнокомандующим войсками на территории Украины с подчинением ему также и гражданских властей, однако уже13 ноября перемещен на пост помощника ген. князя А.Н. Долгорукова. Видел будущее России в восстановлении монархии и возрождении «великой и неделимой» империи. В конце ноября принял предложение возглавить формирующуюся в Витебской и Полтавской губерниях белую Северную армию, но не успел отбыть к месту ее развертывания. Накануне занятия Киева войсками С. Петлюры взял на себя руководство обороной, ввиду невозможности сопротивления распустил вооруженные отряды. После занятия города петлюровцами расстрелян на Софийской площади у памятника Богдану Хмельницкому.

Использованы материалы кн.: Залесский К.А. Кто был кто во второй мировой войне. Союзники Германии. Москва, 2003

Келлер Федор Артурович (1857-8.12.1918), граф, генерал от кавалерии (1917). Происходил из дворян Смоленской губ. Воспитанник приготовительного пансиона Николаевского кавалерийского училища. На правах вольноопределяющегося 2-го разряда нижним чином был принят в 1-й лейб-драгунский Московский Его Императорского Величества полк (1877). Участник русско-турецкой войны 1877-78. Награжден: знаком отличия Военного ордена 4-й степени - «за отличия в делах под Шейновым»; 3-й степени - «за занятие станции Семенли Тернова». В первый офицерский чин прапорщика произведен за отличие Высочайшим приказом (1878). Выдержал экзамен при Тверском кавалерийском юнкерском училище на право производства в следующие чины (1878). Переведен в 6-й гусарский (18-й драгунский) Клястицкий полк, в котором прошел путь от корнета до ротмистра, последние 7 лет командуя эскадроном (1880-94). На «отлично» закончил Офицерскую кавалерийскую школу (отдел эскадронных командиров) (1888-89). «За отличия по службе» произведен в подполковники (1894) и полковники (1901). Служил в полках: 24-м драгунском Лубенском (1894-1901) и 23-м драгунском Вознесенском (1901). Адъютант командующего войсками Киевского военного округа (1882-83). Командир Крымского дивизиона (1901-03). Служил в 11-м драгунском Харьковском полку (1903-04). Командир 15-го драгунского Александрийского (1904-06) и лейб-гвардии Драгунского (1906-10) полков. Флигель-адъютант Его Императорского Величества (1907). «За отличие» произведен в генерал-майоры с зачислением в Свиту Его Императорского Величества (1907-13). Командир 1-й бригады Кавказской кавалерийской дивизии (1910-12). Командир 10-й кавалерийской дивизии (1912-15). Блестяще провел бой с превосходящими силами противника под д. Ярославице (1914) - названный военными историками «последним конным боем» не только великой войны, но и всей мировой военной истории. В к. 1914 Государыня Александра Феодоровна отзывалась о нем: «…Граф Келлер делает что-то невероятное. Со своею дивизиею он перешел уже Карпаты и, несмотря на то, что Государь просит его быть поосторожнее, он отвечает Ему: "иду вперед". Большой он молодец…» Генерал-лейтенант, командир 3-го кавалерийского корпуса (1915-17). Награжден: Орденом св. Георгия 4-й (1914) и 3-й (1915) степеней и Георгиевским оружием (1916).

Один из двух командующих корпусами, которые открыто высказались в телеграмме на запрос генерала-предателя Алексеева против отречения Государя Императора. Вот как это происходило. Генерал Келлер, собрав представителей от каждой сотни и эскадрона вверенных ему частей, сказал им: «Я получил депешу об отречении Государя и о каком-то временном правительстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и горести, и радости, не верю, чтобы Государь Император в такой момент мог добровольно бросить на гибель армию и Россию. Вот телеграмма, которую я послал Царю (цитирую по памяти): "3-й конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от Престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя”». А. Г. Шкуро вспоминает: «Ура, ура! - закричали драгуны, казаки, гусары. - Поддержим все, не дадим в обиду Императора. - Подъем был колоссальный. Все хотели спешить на выручку плененного, как нам казалось, Государя». Испуганные генералы-изменники отрядили в штаб 3-го конного корпуса, стоявший в Оргееве, начальника 12-й кавалерийской дивизии генерала-лейтенанта барона К. Маннергейма. На все уговоры этого генерала-предателя «пожертвовать личными политическими убеждениями для блага армии» Федор Артурович твердо отвечал: «Я христианин. И думаю, что грешно менять присягу». Вскоре под угрозой объявления бунтовщиком генерал Келлер был отстранен от командования корпусом. Подчинившись, он прощался с проходившими мимо него войсками под звуки Русского Народного Гимна «Боже Царя храни».

Отказавшись присягать Временному правительству, генерал оказался в резерве чинов при штабе Киевского военного округа (апр. 1917). В телеграмме из Харькова в Петроград министру-председателю Керенскому он писал (1917): «В виду того, что моя служба Отечеству в армии очевидно более не нужна, ходатайствую перед Временным правительством о разрешении мне последовать за Государем Императором Николаем Александровичем в Сибирь и о разрешении мне состоять при Особе Его Величества, оставаясь по Вашему усмотрению в резерве чинов или будучи уволен с причитающейся мне пенсиею в отставку. Согласие Их Величеств иметь меня при Себе сочту для себя за особую милость, о которой ввиду невозможности для меня лично о ней ходатайствовать очень прошу Вас запросить Государя Императора и в случае Его на это согласия не отказать в приказании спешно выслать мне в Харьков пропуск на беспрепятственный проезд и проживание в месте местопребывания Их Величеств».

После создания Добровольческой армии, отказавшись от сомнительной «чести» служить в ней, он в июне 1918 писал генералу Алексееву: «Объединение России великое дело, но такой лозунг слишком неопределенный, и каждый даже Ваш доброволец чувствует в нем что-то недосказанное, так как каждый человек понимает, что собрать и объединить рассыпавшихся можно только к одному определенному месту или лицу. Вы же об этом лице, которым может быть только прирожденный, законный Государь, умалчиваете...» «Верно, что вам, Михаил Васильевич, - писал он далее, - тяжело признаться в своем заблуждении, но для пользы и спасения родины… вы обязаны на это пойти и покаяться откровенно и открыто в своей ошибке… и объявить всенародно, что вы идете за Царя». Высказался он как-то и о другом белом вожде: «Корнилов - революционный генерал... пускай пытается спасать российскую демократию... Я же могу повести армию только с Богом в сердце и с Царем в душе. Только вера в Бога и мощь Царя могут спасти нас, только старая армия и всенародное раскаяние могут спасти Россию, а не демократическая армия и "свободный" народ. Мы видим, к чему привела нас свобода: к позору и невиданному унижению». Тем не менее, по словам хорошо знавшего генерала Келлера генерал-лейтенанта П. И. Залесского, граф «принять активное участие в борьбе с большевиками... очень хотел, но только при условии, чтобы эта борьба велась открыто именем Самодержавного Царя всея Руси». Возможность такая ему будто бы представилась. Еще будучи в Харькове, он приступил к формированию штаба Северной армии («Северо-Западной Псковской монархической армии»). В выпущенном «Призыве старого солдата» генерал Келлер писал: «Во время трех лет войны, сражаясь вместе с вами на полях Галиции, в Буковине, на Карпатских горах, в Венгрии и Румынии, я принимал часто рискованные решения, но на авантюры я вас не вел никогда. Теперь настала пора, когда я вновь зову вас за собою, а сам уезжаю с первым отходящим поездом в Киев, а оттуда в Псков... За Веру, Царя и Отечество мы присягали сложить свои головы - настало время исполнить свой долг... Время терять некогда - каждая минута дорога! Вспомните и прочтите молитву перед боем, - ту молитву, которую мы читали перед славными нашими победами, осените себя крестным знамением и с Божьей помощью вперед за Веру, за Царя и за целую неделимую нашу родину Россию». По приезде в Киев (1918) он продолжает собирать вокруг себя офицеров. Был установлен нарукавный знак армии - Православный восьмиконечный серебряный крест. (Существовал еще т. н. нагрудный «Крест генерала Келлера» - белый мальтийский крест, эмблематически аналогичный кресту обетного рыцаря Мальтийского ордена, - о котором сохранились сведения как о награде). В Киеве за несколько дней до планируемого отъезда во Псков митр. Антоний (Храповицкий) отслужил в Киево-Печерской лавре молебен, давая гр. Келлеру свое благословение. Благословил его и Патриарх Тихон. В 1967 «г-жа Е. Б.» (речь идет о Е. Н. Безак, урожденной Шиповой (1880-1971), супруге Ф. Н. Безака (1865-?), известного киевского монархиста) свидетельствовала: «Патриарх Тихон прислал тогда (в к. 1918) через еп[ископа] Нестора Камчатского графу Келлеру (рыцарю чести и преданности Государю) шейную иконочку Державной Богоматери и просфору, когда он должен был возглавить Северную Армию…» Но генералу не суждено было исполнить свое намерение - «через два месяца поднять Императорский Штандарт над Священным Кремлем».

Как раз в это время пошатнулось положение правившего с янв. 1918 в Киеве гетмана П. П. Скоропадского. Войска самостийников (С. Петлюры) подходили к Киеву. По усиленной просьбе гетмана Келлер берет на себя командование «всеми вооруженными силами, действующими на территории Украины». Успех сопуствовал генералу, но 14 нояб. он был отставлен за слова о переходе к нему всей власти до восстановления монархии, высказанные им в этот день на Лукьяновском кладбище в Киеве во время похорон зверски убитых 33 офицеров Киевской добровольческой дружины генерал-майора Л. Кирпичева. Менее чем через 3 недели власть гетмана пала. 1 дек. в Киев вошли войска Директории. Генерал Келлер был арестован петлюровцами в Михайловском монастыре вместе с решившими разделить участь своего генерала двумя его адъютантами полковником А. А. Пантелеевым и ротмистром Н. Н. Ивановым. В 4 час. утра 8 дек. 1918 все трое были убиты выстрелами в спину петлюровцами на Софийской площади у памятника Богдану Хмельницкому. Саблю убитого генерала поднесли «головному атаману» Петлюре. Вмерзшая рядом с памятником кровь Келлера через несколько дней оттаяла, что среди киевлян породило поверье, будто кровь эта и впредь «не высохнет и ляжет на голову Украины».

Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа - http://www.rusinst.ru

Литература:

Марков С. В. Покинутая Царская Семья. Вена, 1928;

Топорков С. Граф Ф. А. Келлер // Военно-исторический вестник. Т. 19. 1962;

Е. Б[езак]. Еще раз о Державной иконе Божией Матери // Православная Русь. Джорданвилль, 1967. № 8;

Кручинин А. Христианский рыцарь // Военная быль. М., 1993. № 3.