Верхо́вный Та́йный Сове́т (ВТС) - высшее совещательное государственное учреждение Российской империи в 1726-1730 гг. в составе 6-8 человек. Создан императрицей Екатериной I как совещательный орган, решал важнейшие государственные вопросы. Ключевые позиции в нем поначалу имел А. Д. Меншиков , после его падения (1727) - князья Долгоруковы и Голицыны.

Верховный тайный совет Российской империи
Общая информация
Страна
Дата создания	8 (19) февраля
Предшествующее ведомство	Сенат
Дата упразднения	4 (15) марта
Заменено на	Сенат Кабинет министров
Руководство деятельностью осуществляет	Император Всероссийский
Штаб-квартира	Санкт-Петербург

«Затейка верховников» и «Кондиции »

В 1730 году, по смерти Петра II, из 8-и членов Совета половину составляли Долгоруковы (князья Василий Лукич , Иван Алексеевич , Василий Владимирович и Алексей Григорьевич), которых поддерживали братья Голицыны (Дмитрий и Михаил Михайловичи). Дмитрием Голицыным был составлен проект конституции.

Против планов Долгоруковых, однако, выступила часть российского дворянства, а также члены Верховного Тайного Совета Остерман и Головкин .

Отвергнув замужнюю старшую дочь царя Иоанна Алексеевича , Екатерину , 8 членов Совета выбрали на царство к 8 часам утра 19 () января его младшую дочь Анну Иоанновну, которая уже 19 лет жила в Курляндии и не имела в России фаворитов и партий, а значит, устроила всех. Анна казалась вельможам послушной и управляемой, не склонной к деспотизму.

Пользуясь ситуацией, верховники решили ограничить самодержавную власть, потребовав от Анны подписания определённых условий, так называемых «Кондиций ». Согласно «Кондициям » реальная власть в России переходила к Верховному Тайному Совету, а роль монарха впервые сводилась к представительским функциям.

Опираясь на поддержку гвардии, а также среднего и мелкого дворянства, Анна публично разорвала «Кондиции » и своё письмо об их принятии. Уже 1 (12) марта 1730 года народ вторично принёс присягу императрице Анне Иоанновне на условиях полного самодержавия.

Манифестом от 4 (15) марта Верховный Тайный Совет был упразднён.

Судьбы членов Верховного Тайного Совета сложились по-разному: Михаил Голицын был отправлен в отставку и почти сразу же умер, его брат и трое из четверых Долгоруковых были казнены в годы правления Анны Иоанновны. Репрессии пережил лишь Василий Владимирович Долгоруков , при Елизавете Петровне возвращённый из ссылки и назначенный главой военной коллегии. Головкин и Остерман в годы царствования Анны Иоанновны занимали важнейшие государственные посты. Остерман в 1740-1741 ненадолго стал фактическим правителем страны, однако после очередного дворцового переворота был сослан в Берёзов , где и умер.

Примечания

Литература

• Анисимов Е. В . Россия без Петра. 1725-1740 гг. - Л.: Лениздат, 1994. - 496 с. - Серия «Историческая библиотека "Петербург-Петроград-Ленинград": Хроника трех столетий». - ISBN 5-289-01008-4 .
• Белов Е. А. // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.

После возведения на престол после смерти Петра I его супруги Екатерины I власть сосредоточилась в руках князя А. Д. Меншикова. Последний всячески стремился к снижению роли Сената, а с другой был вынужден пойти на соглашение в другими «птенцами гнезда Петрова».

Указом Екатерины I от 8 февраля 1726 г. был учрежден Верховный тайный совет, который фактически принимал на себя функции Сената, который, по мысли Петра I, во время его отсутствия осуществлял высшее руководство страной. Члены Совета формально должны были давать императрице «тайные советы о политических и о других важных Государственных делах». Сенат, которые теперь уже именовался не Правительствующим, а Высоким, а также коллегии были поставлены в подчиненное положение к Совету, в котором теперь были сосредоточены все основные рычаги власти в империи. Все указы скреплялись не только подписью императрицы, но и членами Совета.

Меншиков добился от Екатерины I, чтобы она перед смертью внесла в завещание пункт, что на время малолетства Петра II Совета получал ту же власть, что и царствующий монарх (фактически устанавливалось коллективное регентство), при этом Совету запрещено предпринимать какие-либо перемены в порядке престолонаследия.

В области внутренней политики деятельность Совета была сосредоточена на решении, прежде всего, финансовых, экономических и социальных проблем, связанных с кризисом в котором находилась Россия в последние годы правления Петра I. Совет считал его последствием реформ Петра, в связи с чем намеревался провести их корректировку в более традиционном для России ключе (например, столица страны была возвращена в Москву). В текущей практике Совет пытался упорядочить систему учета и контроля за государственными финансами, а также сократить расходы и найти дополнительные способы пополнения государственного бюджета, в т.ч сокращение расходов на армию, сокращение офицерского корпуса и т.д. Одновременно был ликвидирован ряд, учрежденным Петром, сокращено количество чиновников. В то же время для привлечения иностранных купцов был снят целый ряд ограничений на торговлю, в т.ч. пересмотрен протекционистский таможенный тариф 1724 г.

Состав Совета

Председательство в Совете императрица приняла на себя, а его членами были назначены:

Генерал-фельдмаршал светлейший князь Александр Данилович Меншиков,

Генерал-адмирал граф Федор Матвеевич Апраксин,

Государственный канцлер граф Гавриил Иванович Головкин,

Действительный тайный советник граф Петр Андреевич Толстой,

Действительный тайный советник князь Дмитрий Михайлович Голицын

Вице-канцлер барон Андрей Иванович Остерман.

Состав Совета менялся: в марте 1726 г. в его состав введен герцог Карл Фридрих Гольштйен-Готторпский, женатый на дочери императрицы царевне Анне Петровне.

Наиболее серьезные изменения в составе Совета произошли в связи со смертью Екатерины I. Из-за разногласий по поводу ее наследника граф Толстой в мае 1727 г. был приговорен к смертной казни (с заменой ссылкой), а после восшествия на престо Петра II герцог Гольштейн-Готторпский самоустранился от участия в Совете.

В состав Совета в 1727 г. были введены пользовавшиеся поддержкой Петра II князья Алексей Григорьевич и Василий Лукич Долгоруковы, генерал-фельдмаршал и президент Военной коллегии князь Михаил Михайлович Голицын, в 1828 г. - генерал-фельдмаршал князь Василий Владимирович Долгоруков. Благодаря интригам Долгоруковых и Остермана Меншиков 7 сентября 1727 г. был отправлен в ссылку, а Петр II объявил, что все указания отныне будут исходить только от него. В ноябре 1828 г. скончался граф Апраксин.

Возведение на престол Анны Иоановны

После смерти в январе 1730 г. императора Петра II в России, где власть полностью контролировалась «верховниками», возник кризис престолонаследия. В решении вопросы о престолонаследии приняли участие семь членом Совета, а также фаворит Петра II князь Иван Алексеевич Долгоруков (сын члена Совета Алексей Григорьевича).

18(29) января начались заседания Совета по определению наследника. Кандидатура старшей дочери царя Иоанна Алексеевича Екатерины, которая была замужем за герцогом Мекленбург-Шверинским. Компромиссной кандидатурой стала ее младшая сестра Анна Иоановна, вдовствующая герцогиня Курляндская, не имевшая на при дворе, ни даже в Курляндии сильной поддержки. К 8 часам утра 19 (30) января решение было принято, толь князь А.Г. Долгоруков выступил против ее избрания. Одновременно с предложение избран герцогиню Анны, князь Д.М. Голицын предложил ограничит ее власть рядом условий, записанных в «Кондиции». В соответствии с ними императрица при восшествии на престол должна была обязаться сохранить состоявший из 8 человек Верховный тайный совет и при этом в будущем без его согласия: не начинать войны; не заключать мира; не вводить новых податей; не жаловать в чины (в придворные, гражданские и военные) старше полковника, а гвардию и армию передать под контроль Совета; не жаловать вотчины и имения. Кроме того, Совет должен был утверждать все приговоры по лишению дворян жизни, имущества или достоинства, а также получал полный контроль над государственными доходами и расходами. Позже князь Д.М. Голицын написал черновой проект конституции, по которой в России устанавливалось правления высшей аристократии при ограниченной власти монарха, предусматривавший создание в т.ч. представительных учреждений. Этот план, однако, не утверждался Советом, не достигнув согласия «верховники» решили вынести вопрос на рассмотрение собравшегося в Москве дворянства (будущей Уложенной комиссии). Различные группировки выступили со своими проектами (все подразумевали ограничении монархии), однако ни один та ки не был поддержал Советом.

Против «Кондиций» выступили князь В.В. Долгоруков, барон А.И. Остерман и граф Г.И. Головкин. Однако их мнение во внимание принято не было и князь В.Л. Долгоруков с «Кондициями» 20(31) января отбыл в Митаву к герцогине Анне. 28 января (8 февраля) Анна Иоановна подписала «Кондиции», после чего выехала в Москву.

В столицу она прибыла 15(26) февраля, где в Успенском соборе приняла присягу высшего чиновничества и войск. присягнули государыне. Борьба между группировками перешла в новую стадию: «верховными» старались добиться официального подтверждения («Кондиции» были лишь предварительным документом, «договором о намерениях»), а противостоящая им группировка (А. И. Остерман, П. И. Ягужинский и др.), пользовавшая поддержкой рядового дворянства, выступила в пользу возвращения к самодержавной монархии.

25 февраля (7 марта) большая группа дворян подала Анне Иоанновне челобитную с просьбой пересмотреть - совместно с дворянством - будущее устройство страны. Анна Иоановна челобитную подписал, после чего, после 4-часового совещания, дворянство подало новую, в которой выступили за восстановление самодержавия. «Верховными» не ожидавшие такого оборота событий, были вынуждены согласиться, и Анна Иоановна публично разорвала «Кондиции» и свое письмо, в котором ранее согласилась на их принятие.

Ликвидация Совета

Манифестом от 4(15) марта 1730 г. Совета был упразднен, а Сенат был восстановлен в своих прежних правах. Представители рода Долгоруковых, как наиболее активно участвовавшие в заговоре, были арестованы: И.А. и А.Г. Долгоруковы отправлены в ссылку, В.Л. Долгоруков - казнен. Остальные члены Совета формально не пострадали, князь В.В. Долгоруков был арестован только в 1731 г., князь Д.М. Голицын - в 1736 г.; князь М.М. Голицын скончался в декабре 1730 г. Г.И. Головкин и А.И. Остерман не только сохранили свои посты, но стали пользоваться благоволением новой императрицы.

Федеральное агентство по образованию

Ставропольский государственный университет

Кафедра истории России

Дипломная работа на тему:

Создание и функционирование Верховного тайного совета

Студентки 4 курса исторического факультета

Группа «В»

Дурдыевой Гузель

Научный руководитель:

Беликова Т.В. КИН, доцент

Ставрополь 2007

Содержание.

Глава 1.

Борьба за власть после смерти Петра I в 1725г.

Причины возникновения и состав Верховного тайного совета.

Глава 2. Политика Верховного тайного совета.

Корректировка петровских реформ.

Борьба за власть в Верховном тайном совете.

Попытка ограничения самодержавия.

Введение .

Актуальность проблемы:

Период дворцовых переворотов недостаточно изучен в отечественной историографии. Очень мало специальных исследований и о работе государственного аппарата в этот период, в частности различных государственных учреждений, в том числе Верховного тайного совета. Кроме того, существуют диаметрально противоположные оценки, направления сущности политики этого высшего органа власти в годы правления Екатерины 1 и Петра 2. Дискуссионность различных аспектов темы, слабая степень изученности проблемы функционирования государственных учреждений в период дворцовых переворотов диктуют необходимость дальнейшего комплексного исследования нашей темы.

Цель работы: изучить деятельность Верховного тайного совета

Задачи определяются поставленной целью:

Выяснить обстоятельства возникновения Верховного тайного совета;

Проанализировать его состав;

Выявить основную направленность конкретных мероприятий в Верховном тайном совете, их соотношение с петровскими реформами;

Рассмотреть ход борьбы за власть в Верховном тайном совете, определив причины и итоги;

Проанализировать попытки Верховного тайного совета ограничить самодержавие, при этом выяснить обстоятельства падения Верховного тайного совета.

Объект – история государственных учреждений России.

Предмет – политика Верховного тайного совета.

Степень изученности:

Анализ степени изученности проблемы я давала по проблемно-хронологическому принципу, то есть мною были предложены важнейшие проблемы, которые стояли в центре внимания дореволюционных, советских и современных исследователей темы и проследила, как пытались их решить в историографии. Это следующие проблемы:

1.Причины возникновения Верховного тайного совета;

2.Оценка «затейки верховников»,связанной с выработкой «Кондиций»;

3.Соотношение петровских реформ и политика Верховного тайного совета, ее эффективность и необходимость для дальнейшего поступательного развития России.

В исследованиях дореволюционных и советских историков на основе изучения официальных законодательных актов с достаточной полнотой изучена история создания и функционирования Верховного тайного совета.

По-мнению Ерошкина Петр 1, а вслед за ним и Екатерина склонялись к мысли о реорганизации высшего управления путем формирования более узкого, чем Сенат, органа. Видимо, не случайно в донесении Лефорта от 11 мая 1725 года сообщается о разрабатываемых при русском дворе планах»об учреждении тайного совета», включавшего императрицу, герцога Карла Фридриха, А.Д. Меншикова, П.П.Шафирова и А.В.Макарова.

3 мая это сообщение почти дословно повторено в донесении Компредона. Истоки появления Верховного тайного совета следует искать не только в «беспомощности» Екатерины. Сообщение от 12 августа 1724 года ставит под сомнение и расхожий тезис о возникновении совета как каком-то компромиссе с «родовой знатью»,олицетворяемой Д.М.Голицыным. Своего рода попыткой компромисса можно считать точку зрения Анисимова. Однако, позиция его весьма противоречива. Такие исследователи, как Голикова Н.Б., Кислягина Л.Г. считают, что на протяжении ряда лет, еще со времен Петра 1 «недостаточная оперативность Сената стала ощущаться сильнее, и это не могло не привести к созданию более гибкого постоянного органа. Им и стал Верховный тайный совет, возникший на основе совещаний советников, систематически собиравшихся Екатериной 1». Приведенный тезис наиболее адекватно отражает причины изменений в высшем управлении в 1726 году и находит подтверждение в конкретном материале.

Градовский А.Д. считал, что «учреждение совета принадлежит к разряду самых неожиданных и внезапных государственных переворотов». Деятельность Верховного тайного совета привела к тому, что «скоро вся система, созданная Петром, разрушилась настолько, что уже с трудом можно было найти исходную точку администрации», а «всматриваясь в историческое значение Верховного совета, нельзя не заметить в нем сильной попытки доставить господство старому личному началу.

Ключевский писал, что, созданием Верховного тайного совета «хотели успокоить оскорбленное чувство старой знати, устраняемой от верховного управления неродовитыми выскочками». При этом изменялась не форма, а сущность правления, характер верховной власти: сохраняя свои титулы, она из личной воли превращалась в государственное учреждение.

Филиппов А.Н. в книге «История Сената в правление Верховного тайного совета и Кабинета» высказал мнение о том, что основным пороком созданной Петром системы органов власти была невозможность совмещения коллегиального принципа их устройства с характером исполнительной власти. Как орган исполнительной власти, «стоящий в непосредственном отношении к верховной власти», и был, считал Филиппов, основан Верховный тайный совет.

Таким образом, возникновение совета – не столько результат борьбы политических интересов, сколько необходимость, связанная с восполнением существенного пробела в петровской системе органов высшего управления. Результаты деятельности совета были незначительны, ибо ему «пришлось действовать непосредственно после той напряженной, деятельной эпохи, когда реформа следовала за реформой, когда во всех сферах народной и государственной жизни господствовало сильное возбуждение. Совету пришлось быть учреждением эпохи реакции… Совет должен был разобраться в сложных задачах петровской реформы, оставшихся для последующих эпох далеко не в разрешенном виде. Такая деятельность…показала ясно, что в петровской реформе выдерживало испытание временем и что должно было быть отставлено. Наиболее последовательно, полагал Филиппов, совет придерживался линии Петра в своей политике по отношению к промышленности, но в целом «общая тенденция деятельности Совета – примирить интересы народа с интересами…армии, не ведя обширных военных предприятий, не задаваясь никакими реформами по отношению к «войску». При этом, так же как и Ключевский, считал, что «совет отвечает в своей деятельности главным образом нуждам данной минуты,занимается теми делами, какие требуют немедленного решения.

В 1909 году вышла из печати книга Вяземского Б.Л. «Верховный тайный совет». Как и многих его предшественников, автора интересовала не столько проводившаяся советом политика, сколько его история как государственного учреждения. Однако нельзя согласиться с мнением Анисимова Е.В. о том, что выводы и наблюдения автора не отличались оригинальностью и являлись повторением идей Филиппова и Милюкова. В действительности многие суждения Вяземского были именно оригинальны, хотя бы потому, что его оценка деятельности совета была почти безоговорочно позитивной. Рассматривая причины возникновения Верховного тайного совета, Вяземский, как бы синтезировав идеи Градовского и Филиппова, пришел к заключению, что совет играл своего рода генерал-прокурора, приспосабливая систему петровских учреждений к самодержавию.

Исследователь Строев В.М. в Верховном тайном совете видел своего рода «коалиционное правительство», которое «оказалось на высоте своего призвания».

В 1975 году Анисимов Е.В. защитил кандидатскую диссертацию на тему «Внутренняя политика Верховного тайного совета (1726 — 1730)». Создание Верховного тайного совета рассматривается в работе как «начальный этап перестройки системы управления, преследовавшей цель приспособления государственного аппарата к новым задачам, вставшим перед самодержавием в первые послепетровские годы».

Группа историков во главе с Ерошкиным считали, что оценка работы государственных учреждений периода дворцовых переворотов зависит от оценки личности монарха. Очень распространенными являются рассуждения о «ничтожности» преемников Петра в противовес значительности и масштабности политических преобразований самого Петра.

Другая группа исследователей под руководством Голиковой утверждают, что Верховный тайный совет – прямой наследник негласных советов Петра в 20-е годы 18 века, органов с более или менее постоянным составом, сведения о которых достаточно ясно отразились в дипломатической переписке того времени.

Падение Верховного тайного совета в 1730 году могло рассматриваться как доказательство того, что появление органов, подобных ему, — нечто вроде призрака русского абсолютизма. Так воспринимали этот орган множество историков 18 – 19 вв., начиная с ТатищеваВ.Н. и кончая Павловым – Сильванским Н.П., а отзвуки понимания проявились и советской историографии.

Сложившиеся в общественном сознании стереотипные представления о послепетровском времени нашли отражение в «записке о древней и новой России» Карамзина, который осудил попытки ограничения самодержавия членами Верховного тайного совета и всю проводимую им политику. Карамзин полагал, что Анна Ивановна «хотела правительствовать согласно с мыслями Петра Великого и спешила исправить многие упущения,сделанные с его времени», но «несчастная привязанность» ее к Бирону не позволила ей выполнить свою задачу. В сущности та же точка зрения была воспроизведена и в некоторых появившихся во второй половине 19 века работах историков – правоведов, в том числе и Градовского А.Д.

Первым, кто поставил перед собой задачу беспристрастно осветить историю послепетровской России, был Соловьев С.М., в 18 – 20 томах своей «Истории России с древнейших времен», давший подробный очерк событий этого времени. Рассматривая правительственную политику в царствование Екатерины 1, Соловьев в целом не отрицал вынужденности мер, предпринимавшихся Верховным тайным советом, однако общий его вывод состоял в том, что «программа преобразователя показалась слишком обширна, а «люди, оставленные России Петром, не имели его веры в способности русского народа, в возможность для него пройти трудную школу; испугались этой трудности и отступили назад». Деятельность Верховного совета представляет реакцию против как финансовой администрации, так и податной системы петровского времени.

Финансовая политика совета, по мнению Вяземского, была продиктована заботой о сокращении расходов государства. Осуществленная советом реорганизация местного управления, которая всеми предшественниками Вяземского трактовалась как полное разрушение петровской системы, была, как он полагал, вызвана тем, что и Петр «не решился окончательно разделаться с дореформенными учреждениями, вследствие чего реорганизация местного управления оказалась несовершенной и новому порядку приходилось приспосабливаться к старой почве, на которую он был перенесен» стремление Вяземского оправдать действия совета проявилось в трактовке судебной реформы. Он утверждал, что на деле реального разделения властей не существовало и при Петре, а меры Верховного тайного совета едва ли правосудие более доступным и действенным, поскольку воевода мог тотчас сам приводить в исполнение свои решения.

Говоря об историографии послепетровского времени, нужно упомянуть и о статье Н.А. Павлова – Сильванского «Мнения верховников о реформах Петра Великого», опубликованной в 1910 году. Главным противникам петровских преобразований он считал Меньшикова. Исследователь категорически опровергал суждение Милюкова о единстве методов Петра и верховников, утверждая, что вопросы остались, но изменились приемы их решения, так как в противоположность Петру верховники всегда уклонялись от сложного и трудного; они нередко пользовались в своих мероприятиях приемом точного воспроизведения допетровских порядков.

В 1949 году Е.С. Пархом была защищена кандидатская диссертация о торгово – промышленной политике Верховного тайного совета, в которой особо подчеркивалось иностранное влияние на нее и соответственно многие мероприятия оценивались резко отрицательно. Истории выработки в 1727 – 1731 годах таможенного тарифа было посвящено исследование Ф.И. Козинцевой, промышленная политика нашла отражение в монографии Н.И. Павленко по истории металлургии. Детальному разбору финансовая, в том числе фискальная политика была подвергнута в монографии С.М. Троицкого.

По словам Анисимова, при Петре II Совет пре5вратился в «коллективного регента», а отставка Меньшикова расчистила «путь к власти родовитой оппозиции», и в этих условиях совет «стал орудием в ее руках». Осуществленная административная реформа носила черты централизации и концентрации управления и преследовала цели повышения эффективности, мобильности управления, приспособления деятельности государственного аппарата к специфике внутренней обстановки и внутри политических проблем послепетровского периода. Особое внимание уделил попыткам ревизии податной реформы. Именно в ней, по его мнению, видели верховники причины плачевного финансового состояния страны и разорения крестьянства.

В своей работе «Россия без Петра» автор так же критиковал политику Верховного тайного совета.

Из новейших работ по интересующей нас проблематике упомяну Я.А. Гордина «Меж рабством и свободой». Он полагает, что Верховный тайный совет в первый год своего существования выполнил главную тактическую задачу – бешеный галоп, которым вел измученную Россию Петр I , был приостановлен, обличено было положение купечества и крестьянства. Царствование Петра II доказало недееспособность государственной системы, полупостроенной Петра I . Поражение конституционной «затейки» верховников привело к тому, что с первых же месяцев нового царствования началось попятное движение к вульгаризованным петровским установкам.

Краткий обзор историографии послепетровской России достаточно ясно показывает, что на протяжении полутора столетий в ней шла постоянная борьба двух взаимоисключающих тенденций. С одной стороны, стремление изобразить всю послепетровскую эпоху как «мрачную страницу русской истории, а соответственно, и внутреннюю политику представить как попытку контрреформы». С другой – стремление доказать, что политика Верховного тайного совета была продиктована конкретными условиями разоренной петровской реформой страны и поэтому была вполне разумной и оправданной.

Источниковая база: при выполнении работы опирались на изучение разнообразных источников, позволяющих раскрыть различные аспекты возникновения и функционирования Верховного тайного совета. Источники по моей теме можно разделить на несколько групп.

1 группа – законодательная акты (8 февраля 1726 года – указ об учреждении Верховного тайного совета; «Мнение не в указ», 25 февраля 1730 года – «Кондиции», 4 марта 1730 года – указ об упразднении Верховного тайного совета), позволяющие рассмотреть процесс возникновения этого высшего органа, раскрыть содержание конкретных мер. Дают официальную фактовку необходимости тех или иных мероприятий.

2 группа – сочинения современников. К ним можно отнести: «Краткая повесть о смерти Петра Великого» Ф. Прокоповича «Записки Манштейна о России 1727 – 1744 года».

3 группа – мемуарная литература. Среди них: записки Миниха.

4 группа – дипломатическая переписка. Депеши иностранных послов.

Структура. Работа состоит из введения, 2х глав, заключения и списка источников и литературы.

1 глава – Обстоятельства возникновения Верховного тайного совета.

2 глава – Политика Верховного тайного совета.

Глава I. Исторические обстоятельства возникновения Верховного тайного совета.

1.1. Борьба придворных группировок за власть после смерти Петра I

16 января 1725 г. Пётр слёг и больше уже не встал. Силы оставили царя. За несколько часов до смерти, когда он уже потерял дар речи, слабеющей рукой Пётр у с пел написать только два слова: «отдайте всё». Но кому он завещал своё дело, кому он передавал российский престол, осталось неизвестным .

Дело царевича Алексея и ранняя смерть сыновей Петра от его второй жены Екатерины заставили Петра установить новый порядок престолонаследия, согласно которому государь мог назначить себе приемника по своему усмотрению. Новый закон (“Устав о наследии престола”), изложенный и истолкованный Феофаном Прокоповичем в “Правде воли монаршей во определении наследника державы своей”, был обнародован 5 февраля 1722 г.

Закон о престолонаследии предполагал наличие завещания и передачи престола по воле монарха, но Пётр не успел составить его при жизни.

28 января 1725 г. Пётр скончался. И с этого момента русский престол становится объектом борьбы между различными гр у ппировками придворных, в которой огромную роль играет русская гвардия. Начинается время дворцовых переворотов.

Что представляла собой та полоса дворцовых переворотов, которой ознаменовалась история Российской империи с 1725 по 1762 г. и даже позже (убийство Павла)?

В трудах В.И. Ленина имеются оценки на эволюцию самодержавия в России. Он подчёркивал, что “русское самодержавие XVII века с боярской думой и боярской аристократией не похоже на самодержавие XVIII века с его бюрократией, служилыми сословиями, с отдельными периодами «просвещённого абсолютизма», что «монархия с боярской думой не похожа на чиновничье-дворянскую монархию XVIII века». 1.

В.И. Ленин определяет русское самодержавие XVIII века как чиновничье-дворянскую монархию с бюрократией и служилыми сословиями. Создание этой монархии, оформление абсолютизма, истоки которого восходят ко второй половине XVII в., является следствием преобразований в царствие Петра I . Период «просвещенного абсолютизма» в России падает на время Екатерины II , хотя элементы «просвещённого абсолютизма» характерны и для Петра I . Поэтому нельзя говорить об эпохе дворцовых переворотов как о чём-то принципиально отличном от предшествующего и последующего этапа в истории самодержавного строя в России. Однако новые концепции и подходы дали основание переосмыслить многие, ставшие уже постулатами, оценки и выводы.

Конечно, почти четыре десятилетия, отделяющие смерть Петра I от восшествия на престол «преемницы Петра». Екатерины II , представляют особый период в истории Российской империи, период, наполненный политическими событиями большой важности. В течение XVIII в. имела место дальнейшая (по сравнению с петровским абсолютизмом) эволюция самодержавия: особенно выделяются времена Верховного тайного совета как попытка существенного умаления самодержавия в пользу феодальной олигархии, «затейка верховников» начало 1730 г., преследовавшая цель поставить у власти феодальную аристократию и путём «кондиций» ограничить монарха. .

В течение всего этого периода шла борьба за власть между отдельными группировками «шляхетства», «верховниками» и «шляхетством», вельможами и рядовым дворянством, между различными группировками придворной знати. Но так как во время дворцовых переворотов дворянская природа самодержавия не менялась, то «перевороты были до смешного легки, пока речь шла о том, чтобы от одной кучки дворян или феодалов отнять власть и отдать другой».

Не успел смежить веки русский император, как вопрос о том, кто наследует его престол, стал предметом горячих споров. Давно уже при дворе сложились две группировки правящей знати. Одна состояла из вельмож, хотя и титулованных, но в большей своей части неродовитых, не знатного происхождения. Своими титулами и чинами, своим богатством и влиянием, своим местом в обществе они обязаны Петру. Среди этих вельмож (Александр Данилович Меньшиков и Пётр Андреевич Толстой, Гавриил Иванович Головкин и Фёдор Матвеевич Апраксин, Павел Иванович Ягужинский и Иван Иванович Бутурлин.

Вторая группировка знати, представленная Голицыными во главе с Дмитрием Михайловичем, Долгорукими, Никитой Ивановичем Репниным и другими, состояла из вельмож, отцы и деды которых составляли ту самую боярскую аристократию, которая заседала в боярской думе в царствование деда и отца Петра I , Михаила Фёдоровича и «Тишайшего» Алексея Михайловича и правила русской землёй по привычному правилу: «Царь указал, а бояре приговорили», они были далеки от того, чтобы подобно Хованским и Соковниным, таким же представителям боярской знати Московской Руси XVII века, как их отцы и деды, цепляться за ветхозаветную старину; они понимали, что колесо истории повернуть вспять не удастся, да и незачем. Потому обученные Петром жить «с манеру немецкому», одетые в новое платье европейского покроя, с обритыми бородами и в париках они не только не были чужды петровским нововведениям, но и сами проводили их .

Если вельможи, составлявшие первую группировку придворной знати, отчётливо сознавали, что своими титулами «светлейшего князя» или «графа», «своей недвижимой собственностью», своей карьерой они обязаны Петру, петровским порядкам, в основе которых лежал дух «табели о рангах», то знать, входившая в состав второй группировки, считала своё право управлять Россией наследственным, завещанным отцами вместе с вотчинами правом, основанном на «породе» и передаваемом из поколения в поколение опыте» службы государевой.

Первые были порождением ими же проводимых реформ, вторые (и без петровских реформ, если бы всё оставалось в том же положении, что и во времена «Тишайшего», правили бы русской землёй. 1. Если для первых основой их положения в правящих кругах была личность самодержца, то вторые считали себя вправе занимать свои посты и владеть своим богатством в силу одного лишь происхождения. Эта феодальная аристократия с презрением смотрела на таких как Меньшиков, сделавший карьеру от царского денщика до светлейшего князя, петербургского губернатора и президента военной коллегии.

Смерть Петра вызвала столкновение и борьбу этих двух группировок правящей верхушки. Спор разгорелся по поводу о наследнике Петра. В покоях дворца, где умирал творец закона о престолонаследии, началось усиленное обсуждение духа и буквы этого закона. Сопоставляя его с указом о единонаследии, говорили о возможном наследовании этого престола дочерьми. В данном случае наследницей престола становилась старшая дочь Петра Анна. Но она ещё в 1724 году и за себя, и за мужа, и за своё потомство отказалась от притязаний на русский трон. Следовательно, престол должен был перейти ко второй дочери Петра Елизавете. Меньше всего прав на престол и по старым русским обычаям, и по указу о единонаследии, который мог считаться аналогом указа о престолонаследии, имела вдова Петра Екатерина. Но её кандидатуру выдвинули и упорно отстаивали неродовитые вельможи: Меньшиков, Толстой, Апраксин и др. Для них она была своим человеком, прошедшим сложный путь от служанки пастора Глюка до императрицы, путь, во многом напоминавший их собственный, являясь символом петровской породы, которая сделала их вельможами.

Сторонники восшествия на престол Екатерины, и в первую очередь Пётр Толстой, доказывали её права, ссылаясь на то, что коронацией Екатерины в 1724 г. Пётр как бы наметил её себе в преемники . Но противники Екатерины и её друзей были не менее активны. Дмитрий Михайлович Голицын и другие знатные вельможи выдвигали на престол малолетнего сына Алексея Петровича Петра. Они рассчитывали превратить беспомощного мальчика в марионетку, править так, как им хотелось, отстранив от управления Меньшикова, толстого и других неродовитых вельмож.

Когда стала очевидной близкая кончина Петра I , Екатерина поручила Меньшикову и Толстому действовать в её, а, следовательно, и в их интересах. Почти полтора года не получавший жалования петербургский гарнизон и другие полки получили, наконец, деньги, обещаны были и другие денежные выдачи, войска возвращались с работ на отдых и т.п.

В зал дворца, где собрались сенаторы, генералитет и духовенство из синода, начинают проникать один за другим гвардейские офицеры. Они внимательно слушают Толстого, который доказывает права Екатерины на престол, а когда говорят сторонники Петра Алексеевича, из их рядов доносятся угрозы в адрес «бояр», которым они грозятся «разбить головы», если они хоть пальцем тронут Екатерину. Через некоторое время командир Семёновского полка Н.И. Бутурлин привёл ко дворцу оба гвардейских полка, с барабанным боем выстроившихся под ружьё. Когда фельдмаршал Н.И. Репин спросил, по чьему приказу приведены полки, Бутурин внушительно ответил, что они пришли сюда по приказу императрицы, которой все должны подчиняться, « не исключая и тебя» .

Демонстрация гвардейцев сделала своё дело. Сперва согласился признать Екатерину законной правительницей Репнин, за ним, когда выяснили окончательно у статс-секретаря, Макарова, что никакого завещания Пётр не оставил, и другие вельможи.

1.2.Создание Верховного тайного совета.

Вступив на престол, Екатерина продолжала осыпать «милостями» гвардейцев. За спиной Екатерины стояли вельможи, вначале фактически правившие за неё, а затем и юридически закрепившие власть в стране.

Среди основных вельмож не было единства. Каждый хотел власти, каждый стремился к обогащению, славе, почёту. Все опасались «светлейшего» . Боялись, что этот «всесильный Голиаф», как называли Меньшикова, пользуясь своим влиянием на императрицу, станет у кормила правления, а других вельмож, познатней и породовитей его, отодвинет на задний план. Опасались «всесильного Голиафа» не только вельможи, но и дворянство, шляхетство. Ещё стоял в Петропавловском соборе гроб Петра, а уже Ягужинский обратился к праху императора, громко, чтобы слышали, жалуясь на «обиды» со стороны Меньшикова. Сплачивались влиятельные Голицыны, один из которых, Михаил Михайлович, командовавший войсками, расположенными на Украине, казался особенно опасным для Екатерины и Меньшикова. Меньшиков открыто третировал сенат, а сенаторы в ответ на это отказывались собираться. В такой обстановке действовал умный и энергичный Пётр Андреевич Толстой, добившийся согласия Меньшикова, Апраксина, Головкина, Голицына и Екатерины (роль которой в этом деле фактически сводилась к нулю) на учреждение Верховного тайного совета. 8 февраля 1726 года Екатерина подписала указ о его учреждении. Указ гласил, что «за благо мы рассудили и повелели с нынешнего времени при дворе нашем как для внешних, так и для внутренних государственных важных дел учредить Тайный совет…». В состав Верховного тайного совета указом от 8 февраля вводились Александр Данилович Меньшиков, Фёдор Матвеевич Апраксин, Гаврила Иванович Головкин, Пётр Андреевич Толстой, Дмитрий Михайлович Голицын и Андрей

Иванович Остерман .

Через некоторое время члены Верховного тайного совета подали Екатерине «мнение не в указ о новом учреждённом Тайном совете», которое установило права и функции этого нового высшего правительственного органа. «Мнение не в указ» предполагало, что все важнейшие решения принимаются только Верховным тайным советом, любой императорский указ заканчивается выразительной фразой «дан в Тайном совете», бумаги, идущие на имя императрицы, снабжаются также выразительной надписью «к поданию в тайном совете», внешняя политика, армия и флот находятся в ведении Верховного тайного совета, равным образом как и коллегии, их возглавляющие. Сенат, естественно, теряет не только былое своё значение высшего органа в сложной и громоздкой бюрократической машине Российской империи, но и титул «правительствующего». «Мнение не в указ» стало для Екатерины указом: она со всем согласилась, кое-что только оговорив. Созданный «при боку государыни», Верховный тайный совет лишь милостиво считался с нею. Так фактически в руках «верховников» сосредоточилась вся власть, а правительствующий Сенат, оплот сенаторской оппозиции Меньшикову и его окружению, став просто «высоким» надолго потерял соё значение, не перестав быть средоточием оппозиции «верховникам» .

Обращает на себя внимание состав Верховного тайного совета, он целиком отражает то соотношение сил, которое сложилось в правительственных кругах. Большая часть членов Верховного тайного совета, а именно четыре из шести (Меньшиков, Апраксин, Головкин и Толстой, принадлежала к той неродовитой знати или примыкала к ней, как Головкин, которая выдвинулась на первый план при Петре и благодаря ему заняла руководящие посты в управлении государством, стала богатой, знатной, влиятельной. Родовитая знать была представлена одним Дмитрием Михайловичем Голицыным. И, наконец, особняком стоит Генрих Иоганович Остерман, немец из Вестфалии, ставший в России Андреем Ивановичем, интриган, беспринципный карьерист, готовый служить кому угодно и как угодно, энергичный и деятельный бюрократ, покорный исполнитель царских повелений при Петре и правитель Российской империи при Анне Ивановне, «лукавый царедворец», благополучно переживший не один дворцовый переворот. Его появление в составе Верховного тайного совета предвещает то время, когда вслед за кончиной Петра, которого «заморские» авантюристы, смотревшие на Россию, как на кормушку, хотя они и не были приглашены в далёкую Московию именно им, боялись и не решались действовать открыто, на русском престоле оказались его бездарные преемники, и «напасть немецкая» развернулась на всю, проникнув во все поры российского государства. Таким образом, состав Верховного тайного совета при Екатерине I в феврале 1726 года отражал победу петровских питомцев и их опоры в январе 1725 года (гвардейцев. Но править Россией они собирались совсем не так, как Пётр. Верховный тайный совет представлял собой кучку аристократов (а верховники действительно были феодальной аристократией, все без исключения, независимо от того, кем были их отцы и деды в Московском государстве), стремившихся сообща, маленькой, но могущественной и влиятельной группой править Российской империей в личных интересах.

Конечно, включение в состав Верховного тайного совета Дмитрия Михайловича Голицына отнюдь не означало его примирения с мыслью о том, что он, Гедиминович, имеет такое же право и основания править страной как и царский денщик Меньшиков, «худородный» Апраксин и др. Придёт время, и противоречия между «верховниками», т.е. те же противоречия между родовитой и неродовитой знатью, которые вылились в события у гроба Петра, найдут отражения и в деятельности самого Верховного тайного совета .

Еще в донесении от 30 октября 1725 года французский посланник Ф. Кампредон сообщает о «тайном совещании с царицею», в связи с чем им упоминаются имена А. Д. Меньшикова, П. И. Ягужинского и Карла Фридриха. Неделей позже он сообщает о «двух важных совещаниях», состоявшихся у Меньшикова. В одном из его донесений упоминается также имя графа П. А. Толстого.

Практически в это же время датский посланник Г. Мардефельд сообщает в донесениях о лицах, входящих в состав советов, «собираемых по внутренним и внешним делам»: это А. Д. Меньшиков, Г. И. Головкин, П. А, Толстой и А. И. Остерман.

При анализе данных известий нужно отметить следующие обстоятельства. Во-первых, речь идет о наиболее важных и «тайных» государственных делах. Во-вторых, круг советников узок, более или менее постоянен и включает людей, занимающих ключевые государственные посты, и родственников царя (Карл Фридрих – муж Анны Петровны). Далее: совещания могут происходить у Екатерины I и с ее участием. Наконе ц, большинство названных Кампридоном и Мардефельдом лиц вошло затем в состав Верховного тайного совета. У Толстого назрел план обуздать своеволие Меншикова: он убедил императрицу создать новое учреждение – Верховный тайный совет. Председательствовать на его заседаниях должна была императрица, а его членами предоставлялись равные голоса. Если не умом, то обостренным чувством самосохранения Екатерина понимала, что необузданный нрав светлейшего, его пренебрежительное отношение к прочим вельможам, заседавшим в Сенате, стремление командовать всем и вся, могли вызвать распри и взрыв недовольства не только у родовитой знати, но и среди тех, кто возводил ее на престол. Интриги и соперничество, разумеется, не укрепляли позиций императрицы. Но с другой стороны, согласие Екатерины на создание Верховного тайного совета явилось косвенным признанием ее неспособности самой, подобно супругу править страной.

Было ли возникновение Верховного тайного совета разрывом с петровскими принципами управления? Для решения этого вопроса нужно обратиться к последним годам Петра и практике решения Сенатом наиболее важных вопросов. Здесь бросается в глаза следующее. Сенат может собираться не в полном составе; на заседаниях, разбиравших важные вопросы, зачастую присутствует сам император. Особенно показательно заседание 12 августа 1724 года, обсуждавшее ход строительства Ладожского канала и основные статьи государственных доходов. На нем присутствовали: Петр I , Апраксин, Головкин, Голицын. Примечательно, что все советники Петра – будущие члены Верховного тайного совета. Это наводит на мысль, что Петр I , а затем и Екатерина склонялись к мысли о реорганизации высшего управления путем формирования более узкого, чем Сенат, органа. Видимо, неслучайно в донесении Лефорта от 1 мая 1725 года сообщается о разрабатываемых при русском дворе планах «об учреждении тайного совета», включающего императрицу, герцога Карла Фридриха, Меншикова, Шафирова, Макарова.

3 мая это сообщение почти дословно повторено в донесении Кампридона.

Итак, истоки появления Верховного тайного совета следует искать не только в «беспомощности» Екат ер ины I . Сообщение же о заседании 12 августа 1724 года ставит под сомнение и расхожий тезис о возникновении Совета как о каком-то компромиссе с «родовой знатью», олицетворяемой Голицыным.

Указ 8 февраля 1726 года, которым официально оформлялся Верховный тайный совет при особе императрицы, интересен как раз не следами борьбы лиц и группировок (их там можно разглядеть лишь с очень большим трудом):этот государственный акт – не что иное, как законодательное установление, в принципе сводящееся к легализации уже имеющегося совета.

Обратимся к тексту указа: « Понеже усмотрели мы, что тайным действительным советникам и кроме сенатского правления есть немалый труд в следующих делах: 1) что они часто имеют по должности своей, яко первые министры, тайные советы о политических и других государственных делах, 2) из них же заседают некоторые в первых коллегиях, отчего в первом и весьма нужном деле, в тайном совете, а и в Сенате в делах остановка и продолжение от того, что они за многодельством на могут вскоре чинить резолюции и названныя государственныя дела. Того за благо мы рассудили и повелели с нынешнего времени при дворе нашем как для внешних, так и внутренних государственных важных дел учредить Верховный тайный Совет, при котором сами будем присудствовать». пСпбю__________________________________________________________________________________________________________________________

Указ 8 февраля 1726 года трудно заподозрить в какой- то «недосказанности», маскирующей некую борьбу партий, группировок и т. п.: настолько ясно виден тот факт, что центр тяжести законодательного постановления лежит совершенно в другой плоскости, а именно в области задач функционирования государственной машины.

Не так давно четко сформулировано мнение, что на протяжении ряда лет, еще со времен Петра I «недостаточная оперативность Сената стала ощущаться сильнее, и это не могло не привести к созданию более гибкого постоянного органа. Им и стал Верховный тайный совет, возникший на основе совещаний советников, систематически собиравшихся Екатериной I ». Приведенный тезис наиболее адекватно отражает причины изменений в высшем управлении в 1726 году и находит подтверждение в конкретном материале.

Уже 16 марта 1726 года французский посланник Кампредон опирался на оценки, дошедшие из среды самого Совета. В так называемом «Мнении не в указ» мы находим, в частности, такой комментарий указа 8 февраля 1726 года: «а как ныне Ея императорское величество…для лутчаго успеху в росправе государства тож правление изволила разделить надвое, ис которых в одном важные, в другом протчие государственные дела, то как всем видимо есть, что с помощью Божиею не в пример лутче стало быть прежнего…» Верховный тайный совет, как негласные советы времен Петра I , — чисто абсолютистский орган. Действительно, какой-либо документ, регламентирующий деятельность Совета, отсутствует. «Мнение не в указ» скорее формулирует общие принципы независимости и полновластия, нежели как-то ограничивает их. Ведающий внешней и внутренней политикой, Совет является императорским, поскольку императрица в нем «первое президентство управляет», «оной совет толь наименее за особливое коллегиум или инако почтен быть может, понеже он токмо Ея величество ко облегчению в тяжком Ея правительстве бремени служит».

Итак, первое звено: Верховный тайный совет – прямой наследник негласных советов Петра I в 20-е годы XVIII века, органов с более или менее постоянным составом, сведения о которых достаточно ясно отразились в дипломатической переписке того времени.

Падение Верховного тайного совета в 1730 году могло рассматриваться как доказательство того, что появление органов, подобных ему, — нечто вроде призрака прошлого, вставшего на пути только что родившегося русского абсолютизма. Так воспринимали этот орган множество историков XVIII – XIX веков, начиная с В. Н. Татищева и кончая Н. П. Павловым-Сельванским, а отзвуки такого понимания проявились и в советской историографии. Между тем ни сами события 1730 года, ни их последствия для такого заключения оснований не дают. Необходимо учитывать, что к указанному времени Совет во многом утратил качество негласного реального правительства страны: если в 1726 году состоялось 125 заседаний Совета, а в 1727 году – 165, то, например, с октября 1729 года после смерти Петра II в январе 1730 года Совет вообще не собирался и дела были в значительной степени запущены. Кроме того, документы, вышедшие в 1730 году, причем документы программного, без преувеличения, значения, нельзя сводить к знаменитым «Кондициям». Не меньшего внимания заслуживает так называемое «Клятвенное обещание членов Верховного тайного совета». Он рассматривается как документ, составленный членами Совета после ознакомления с позицией столичного дворянства в отношении верховной власти. В нем говорится: «Целость и благополучие каждого государства от благих советов состоит… Верховный тайный совет состоит не для какой собственной того собрания власти, точию для лутчей государственной ползы и управления, в помощь их императорских величеств». Воспринимать эту декларацию, учитывая официальный характер документа как демегогический прием, видимо, нельзя: его направленность диаметрально противоположно положениям «Кондиций». Скорее всего это – свидетельство изменения первоначальной позиции Верховного тайного совета, с учетом пожеланий, выраженных в дворянских проектах, и настроений самого дворянства. Не случайно и программное требование «Клятвенного обещания»: «Смотреть того, дабы в таком первом собрании одной фамилии болше двух персон умножено не было, чтоб тем нихто не мог взять вышней для на селя силы».Это достаточно зримое подтверждение того, что, с одной стороны, традиции «монархии с боярской думой и боярской аристократией» были еще в памяти, а с другой — что политическое мышление верхушки господствующего класса в этот период напрямую отказывалось от них.

Указанная корректировка позиции Верховного тайного совета и послужила причиной того, что он не испытал в марте 1730 года никаких жестоких репрессий. Указ от 4 марта 1730 года, упразднивший Совет, выдержан в весьма спокойной форме. Более того, значительная часть членов Совета была введена в состав восстановленного Сената и лишь затем под различными предлогами отстранена от государственных дел. Члены Верховного тайного Совета А.И.Остерман и Г.И.Головкин 18 ноября 1731года были введены в состав вновь учрежденного Кабинета министров. Такое доверие со стороны новой императрицы к людям, бывшим, вне всякого сомнения, в курсе известной «затейки» с ограничением полномочий императрицы, заслуживает того, чтобы быть отмеченным. В истории событий 1730 года еще очень много неясного. Еще Градовский А. Д. обратил внимание на любопытную деталь первых шагов политики Анны Иоанновны: восстанавливая Сенат, императрица не восстановила должность генерал-прокурора. Как один из вариантов объяснения этого явления, историк не исключал и того, что «советники ея имели в виду поместить какой-нибудь новое учреждение между Сенатом и верховною властью…»

Период 20-60-х гг. XVIII в. - отнюдь не возвращение или по пытка возвращения к старым временам. Это - период «юноше ского максимализма», который переживал в это время укреплявшийся русский абсолютизм, вмешиваясь во все и вся и при этом, видимо, не имея реальной опоры в Сенате этого времени в цент ральных учреждениях, бывших «стройной системой» зачастую лишь на бумаге.

В противоположность укоренившемуся среди многих буржуаз ных исследователей мнению, не до конца изжитому и в работах советских историков, именно «надсенатские» императорские сове ты были проводниками новой, абсолютистской линии в управлении.

Обратимся к конкретному материалу. Вот лишь несколько достаточно ярких и типичных примеров. Возникновение Верховного тайного совета вызвало довольно характерную реакцию со сторо ны Сената, о которой мы можем судить по личному распоряжению Екатерины I : «Объявить в Сенате. Чтоб ныне по указам, прислан ным из Верховного тайного совету исполняли так, как определе но, а о местах не щитатся . Ибо еще не вступили в дела, да почали о местах щитатся» .

Именно Верховным тайным.советом была образована специ альная Комиссия о подати во главе с Д. М. Голицыным, которой надлежало решить один из, самых больных вопросов - состояния финансов государства и.» одновременно - бедственного состояния податного населения России . Но Комиссии не удалось даже про бить «информационный барьер» - из-за отрицательного отношения нижестоящих инстанций. В своем доношении Совету 17 сен тября 1727 г. Д. М. Голицын сообщал, что комиссией были посла ны в Сенат и Военную коллегию указ «и притом пункты, по которым требовано о присылке надлежащих к оной комиссии ведомо стей, и по оны из Высокого Сената прислана ведомость об одной Киевской губернии, и та не на все пункты. А о Смоленской губер нии объявлено, что в Сенат ведомости поданы, а о других губер ниях ведомостей не прислано. А яз Военной коллегии ведомости присланы, точию не на все же пункты…» и т.д. Совет был вынуж ден своим протоколом от 20 сентябри 1727 г. пригрозить колле гиям и канцеляриям штрафом в случае, если ведомости и впредь будут задерживаться, но насколько можно предполагать, это не возымело никакого действия. Совет смог вернуться к работам миссии лишь 22 января 1730 г., когда вновь слушалось ее доно шение, но закончить работу Комиссии не удалось.

Множество подобных казусов, видимо, и приводило членов Верховного совета к заключениям о необходимости сокращения штата различных инстанций. Так, Г. И. Головкин категорически заявлял: «Штат разсмотрит зело нужно, поскольку нетокмо люди есть лишния, бес которых можно ‘пробыть, но целыя канцелярии внов сделанные, в которых нужды не видится».

Позиция Сената в отношении ряда запросов Верховного совета была более чем уклончивой. Так, на соответствующий запрос о фискалах было получено следующее доношение: «А коликое число и где и все ли против указанного числа имеютца фискалы, или где не имеютца, и для чего, о том в Сенате известия нет» . Иног да Сенатом предлагались слишком медлительные и архаические решения насущных вопросов. К таким можно отнести предложение Сената в разгар крестьянских выступлений 20-х гг. «Восстановить особые приказы для расследования разбойных и убивственных дел». В противовес этому Совет занялся крестьянскими выступле ниями сам. Когда в 1728 г. в Пензенской губернии вспыхнуло до вольно крупное движение, Совет специальным указом предписал воинским частям «разорить до основания» «воровские и разбой ничьи станы», причем о ходе карательной экспедиции, назначенные М. М. Голицыным командиры должны были рапортовать непосред ственно Совету .

Подводя итоги, отметим, что анализ деятельности высших государственных учреждений России 20-60-х гг. XVIII в. ярко иллюстрирует их одноплановость как необходимых элементов политической системы абсолютной монархии. Ясно прослеживается их преемственность не только в общем направлении политики, но и самой их компетенции, должностей, принципов формирования, сти ля текущей работы и других моментов вплоть до оформления до кументации и т. п.

На мой взгляд, все это позволяет дополнить в какой-то мере общее представление, существующее в советской историографии относительно политического строя России XVIII в. Видимо, сле дует более отчетливо понять всю глубину и разносторонность, из вестной характеристики В. И. Лениным «старого крепостнического общества», в котором перевороты были «до смешного легки», пока дело шло о том, чтобы передать власть от одной группы фео далов-другой. Подчас эта характеристика получает упрощен ную трактовку, а акцент продолжает делаться лишь на то, что все сменявшие друг друга в XVIII в. правительства проводили кре постническую политику.

История высших учреждений 20-60-х гг. XVIII в. зримо по казывает и то, что абсолютизм как система в эти годы неуклонно укреплялся и приобретал большую зрелость по сравнению с пред шествующим периодом. Между тем еще очень распространенными являются рассуждения о «ничтожности» преемников Петра I в противовес значительности и масштабности политических преобра зований самого Петра. Думается, такое перенесение центра тяже сти с действительно важного фактора - функционирования вер хушки абсолютистских правительств - на личные качества того — или иного монарха на данном этапе развития историографии яв ляется просто архаизмом. Особенно важно осознание этого при написании учебников и учебных пособий, а также изданий, рас считанных на широкие читательские массы.

Требуется, очевидно, определенная корректировка устоявшихся терминов для более правильного определения ключевых проблем истории России XVIII в., а также и наиболее перспективных пу тей их решения. Чем больше накапливается фактов о высших го сударственных органах, функционирование которых реально отражало состояние абсолютизма - политической надстройки на этапе позднего феодализма , тем яснее становится: неизменно употреб ляющийся со времен Ключевского термин «эпоха дворцовых переворотов» отнюдь не отражает основной сущности периода 20- 60-х гг. XVIII столетия. Учитывая спорный характер высказанных в данной статье положений, вряд ли стоит предлагать конкретную точную формулировку для определения этого периода: это было бы преждевременным при настоящем состоянии разработки проб лемы. Однако уже сейчас можно сказать однозначно: такая формулировка и конкретный термин должны отражать главные тен денции социально-экономического и политического развития стра ны, а следовательно, включать и определение того, чем было дан ное время для эволюции абсолютизма и степени его зрелости.

Обращаясь к вопросу о дальнейших путях развития проблемы, подчеркнем: до настоящего времени актуальным остается давно высказанный тезис С.М. Троицкого о необходимости «монографи чески разрабатывать историю господствующего класса феодалов». При этом известный советский исследователь считал, что «следу ет уделить особое внимание исследованию конкретных противоре чий внутри господствующего класса феодалов и тех форм, кото рые принимала борьба между отдельными прослойками феодалов в тот — или иной период» . Обращение к истории высших государ ственных учреждений России XVIII в. позволяет дополнить и кон кретизировать общий тезис С. М. Троицкого. Видимо, не меньшее значение имеют и проблемы «социальной стратификации» в среде государственного класса, факторы, влиявшие на формирование ад министративной элиты, обладавшей реальным влиянием на внут реннюю и внешнюю политику страны. Особым вопросом, несомненно, заслуживающим внимания, является вопрос о политическом мышлении этого периода, изучении социально-политических взглядов государственных деятелей 20-60-х гг., выяснении того, как складывались «программные» политические установки этого времени.

Глава 2. Политика Верховного тайного совета.

2.1. Корректировка петровских реформ.

Верховный тайный совет был создан именным указом от 8 февраля 1726 г. в составе А.Д. Меншикова, Ф.М. Апраксина, Г.И. Головкина, А.И. Остермана, П.А. Толстого и Д.М. Голицына’ . То обстоятельство, что в него вошли президенты Военной, Адмиралтейской и Иностранной коллегий, означало, что они выводятся из подчинения Сената и их руководство оказывается подотчетным непосредственно императрице. Таким образом, высшее руководство страны четко давало понять, какие именно направления политики оно осознает как приоритетные, и обеспечивало принятие по ним

оперативных решений, уничтожая саму возможность паралича исполнительной власти из-за коллизий, вроде той, что имела место в конце 1725 г. Протоколы заседаний совета указывают на то, что первоначально в нем обсуждался вопрос о разделении на департаменты, т. е. о распределении сфер компетенции между его членами, однако реализована эта идея не была. Между тем фактически такое разделение в силу должностных обязанностей верховников, как президентов коллегий, имело место. Но принятие решений в совете осуществлялось коллегиально, а следовательно, коллективной была и ответственность за них.

Первые же решения совета свидетельствуют о том, что их члены отдавали себе ясный отчет, что его создание означает кардинальную перестройку всей системы органов центрального управления, и стремились по возможности придать его существованию легитимный характер. Не случайно их первое заседание было посвящено решению вопросов о функциях, компетенции и полномочиях совета, о его взаимоотношениях с другими учреждениями. В результате появилось известное «мнение не в указ», в котором определялось подчиненное по отношению к совету положение Сената, а три важнейшие коллегии фактически уравнивались с ним. поскольку им предписывалось сообщаться между собой промемориями . В течение всего февраля и первой половины марта 1726 г. верховники (вскоре в этой работе к ним присоединился включенный в совет по настоянию императрицы герцог Карл Фридрих Голштннский) вновь и вновь возвращались к регламентации деятельности нового органа. Плодом их усилий стал именной указ от 7 марта «о должности Сената», неделю спустя указ, переименовывавший Сенат из «правительствующего» в «высокий»(14 июня того же года из «правительствующего» в «святейший» был переименован Синод), а 28 марта еще один указ о форме сношений с Сенатом).

В исторической литературе активно обсуждался вопрос о том, имели ли верховники изначально намерения олигархического характера и не означало ли учреждение Верховного тайного совета фактически ограничение самодержавия. Мне в данном случае наиболее убедительной представляется точка зрения Анисимова. «По своему месту в системе власти и компетенции, - пишет он, - Верховный тайный совет стал высшей правительственной инстанцией в виде узкого, подконтрольного самодержцу органа, состоявшего из доверенных лиц. Круг дел его не был ограничен — он являлся и высшей законосовещательной, и высшей судебной, и высшей распорядительной властью». Но совет «не подменял Сенат», ему «были подведомственны в первую очередь дела, не подпадавшие под существующие законодательные нормы». «Крайне важным, - замечает Анисимов, - было и то, что в Совете в узком кругу обсуждались острейшие государственные проблемы, не становясь предметом внимания широкой публики и не нанося тем самым ущерба престижу самодержавной власти» 1 .

Что же касается императрицы, то позднее, в указе от 1 января 1727 г., она вполне четко объяснила: «Мы сей Совет учинили верховным и при боку нашем не для чего инако только, дабы оной в сем тяжком бремени правительства во всех государственных делах верными своими советами и беспристрастными объявлениями мнений своих Нам вспоможение и облегчение учинил» . Анисимов вполне убедительно показывает, что целым рядом распоряжений, обозначивших круг вопросов, которые должны были докладываться ей лично, минуя совет, Екатерина обеспечила свою от него независимость. На это же указывают и многие другие примеры, как, например, история включения в состав совета герцога Голштинского, редактирование императрицей некоторых решений совета и пр. Но как следует трактовать учреждение Верховного тайного совета (а его появление, несомненно, было важным преобразованием в сфере управления) с точки зрения истории реформ в России XVIII столетия?

Как будет видно из нижеследующего обзора деятельности совета, его создание действительно способствовало повышению уровня эффективности управления и по существу означало совершенствование системы органов власти, созданной Петром I . Пристальное же внимание верховников с первых дней существования совета к регламентации его деятельности указывает на то, что они действовали строго в рамках заданных Петром бюрократических правил и, пусть бессознательно, стремились не к разрушению, а именно к дополнению его системы. Стоит отметить и то, что совет был создан как коллегиальный орган, действовавший в соответствии с Генеральным регламентом. Иначе говоря, само создание совета, на мой взгляд, означало продолжение петровской реформы. Рассмотрим теперь конкретную деятельность Верховного тайного совета в важнейших вопросах внутренней политики.

Уже указом от 17 февраля была осуществлена первая мера, направленная на упорядочение сбора провианта для армии: генерал-провиантмейстер был подчинен Военной коллегии с правом доносить в Верховный тайный совет о неправильных действиях коллегии. 28 февраля Сенат распорядился закупать у населения фураж и провиант по цене продавца, не чиня ему никакого притеснения.

Спустя месяц, 18 марта, от имени Военной коллегии была издана инструкция офицерам и солдатам, посылаемым для сбора подушной подати, что, по-видимому, по мысли законодателей, должно было способствовать сокращению злоупотреблений в этом самом больном для государства вопросе. В мае Сенат реализовал прошлогоднее предложение своего генерал-прокурора и направил сенатора А.А. Матвеева с ревизией в Московскую губернию. Между тем Верховный тайный совет был озабочен прежде всего финансовыми вопросами. Решить его верховники пытались в двух направлениях: с одной стороны, путем упорядочения системы учета и контроля за сбором и расходованием денежных сумм, а с другой - за счет экономии средств.

Первым результатом работы верховников по упорядочению финансовой сферы стало подчинение Штатс-конторы Камер-коллегии и одновременное уничтожение должности уездных рентмей-стеров, объявленное указом от 15 июля. Указ отмечал, что с введением подушной подати функции рентмейстеров и камериров на местах стали дублироваться, и повелевал оставить лишь камериров. Учет прихода и расхода всех финансовых средств также было сочтено целесообразным сосредоточить в одном месте. В тот же день еще одним указом Штате-конторе было запрещено самостоятельно выдавать средства на какие-либо чрезвычайные расходы без разрешения императрицы или Верховного тайного совета.

15 июля стало поворотной датой в судьбе не только Штатс-конторы. В тот же день на том основании, что в Москве имеется собственный магистрат, там была упразднена контора Главного магистрата, что стало первым шагом по преобразованию городского управления, а сама эта мера явилась одним из, как считали верховники, способов экономии средств 1 . Первый шаг был сделан и на пути к судебной реформе: был издан именной указ о назначении п города воевод для исправления судных и розыскных дел. Причем, аргументация была такова, что уездные жители терпят большие неудобства от необходимости по тяжебным делам ездить в провинциальные города. Одновременно и надворные суды оказываются перегружёнными делами, что влечет за собой усиление судебной волокиты. Впрочем, жаловаться на воевод разрешалось в те же надворные суды.

Понятно, впрочем, что восстановление должности уездных воевод имело отношение не только к судопроизводству, но и в целом к системе управления на местах. «А понеже, - считали верховники, - прежде сего бывали во всех городах одни воеводы и всякие дела, как государевы, так и челобитчиковы, також по присланным из всех приказов указом отправляли одни и были без жалованья, и тогда лучшее от одного правление происходило, и люди были довольны» . Это была принципиальная позиция, вполне определенное отношение к созданной Петром системе местного управления. Однако вряд ли справедливо видеть в ней ностальгию по старому. Ни Меншиков, ни Остерман, ни тем более герцог Голштинский испытывать такой ностальгии не могли просто в силу своего происхождения и жизненного опыта. Скорее, за этим рассуждением был трезвый расчет, реальная оценка сложившейся ситуации.

Как показало дальнейшее, указы от 15 июля стали лишь прелюдией к принятию решений гораздо более кардинальных. Верховники прекрасно понимали, что ликвидацией одной лишь московской конторы Главного магистрата проблему финансов не решить. Главное зло они видели в чрезмерно большом количестве учреждений разного уровня и чересчур раздутых штатах. При этом, как ясно из вышеприведенного высказывания, они вспоминали, что в допетровское время значительная часть аппарата управления вовсе не получала жалованья, а кормилась «от дел». Еще в апреле герцог Карл Фридрих подал «мнение», в котором утверждал, что «гражданский штат ни от чего так не отягощен, как от множества служителей, из которых, по рассуждению, великая часть отставлена быть может». И далее герцог Голштинский замечал, что «есть много служителей, которые по прежнему здесь, в империи бывшему обычаю с приказных доходов, не отягощая штат, довольно жить могли». Герцога поддержал Меншиков, предложивший отказаться от выплаты жалованья мелким служащим Вотчинной и Юстиц-коллегии, а также местных учреждений. Такая мера, полагал светлейший, не только сбережет государственные средства, но и «дела могут справнее и без продолжения решаться, понеже всякой за акцыденцию будет неленостно трудиться» . К концу мая решили жалованья «приказным людям не давать, а довольствоватца им от дел по прежнему обыкновению с челобитчиков, кто что даст по своей воле» . Следует иметь в виду, что под приказными при этом понимались мелкие служащие, не имевшие классных чинов.

Однако показательно, что в вопросе сокращения штатов в первую очередь верховники обратили внимание на коллегии, т. е.

центральные, а не местные учреждения. Уже в июне 1726 г. они отмечали, что от их раздутых штатов «в жалованье происходит напрасной убыток, а в делах успеху не бывает» . 13 июля члены совета подали императрице доклад, в котором, в частности, писали: «В таком множественном числе во управлении лучшаго успеху быть не может, ибо оные все в слушании дел за едино ухо почитаются, и не токмо, чтоб лучший способ был, но от многова разногласия в делах остановка и продолжение, а в жалованье напрасной убыток происходит» .

По-видимому, почва для доклада была подготовлена заранее, ибо уже 16 июля на его основе появился именной указ, почти дословно повторявший аргументацию верховников: «В таком множайшем числе членов во управлении дел лучшего успеху не находится, но паче в разногласиях в делах остановка и помешательство происходит». Указ предписывал оставить в каждой коллегии лишь по президенту, вице-президенту, двум советникам и двум асессорам, да и тем велено было присутствовать в коллегии не всем одновременно, а только половине из них, сменяясь ежегодно. Соответственно, и жалованье предполагалось платить лишь находящимся в данный момент на службе. Таким образом, применительно к чиновникам была реализована мера, ранее предлагавшаяся для армии.

В связи с этой реформой А.Н. Филиппов писал, что «Совет весьма близко стоял к условиям тогдашней действительности и живо интересовался всеми сторонами управления… в этом случае он отметил… то, на что ему приходилось постоянно наталкиваться в деятельности коллегий». Однако принятое решение историк считал полумерой, которая «не могла иметь будущность». Верховники, полагал он, не озаботились изучением причин наблюдаемого ими порока, и сокращали число коллежских членов, «не решаясь ни отказаться прямо от коллегиальности, ни отстаивать петровскую реформу в целом». В том, что чрезмерность числа коллежских членов не была выдумкой верховников и что она действительно отрицательно сказывалась на оперативности принятия решений, Филиппов, безусловно, прав, однако его оценка реформы представляется чересчур резкой. Во-первых, то обстоятельство, что верховники не посягнули на принцип коллегиальности, указывает, с одной стороны, на то, что они не замахивались на петровскую реформу центрального управления как таковую, а с другой, — вполне понятно, что отказ от этого принципа означал бы гораздо более радикальную ломку, которая в конкретных исторических условиях того времени могла бы иметь непредсказуемые последствия. Во-вторых, замечу, что собственно аргументация, связанная с неэффективностью работы коллегий и в докладе совета, и затем в указе была по существу лишь прикрытием, в то время как цель носила чисто финансовый характер. И наконец, нельзя забывать и о том, что худо-бедно коллегии просуществовали в России еще не один десяток лет после этого, в целом справляясь со своими функциями.

В конце 1726 г. верховники избавились еще от одной излишней, по их мнению, структуры: указом от 30 декабря были уничтожены вальдмейстерские конторы и сами должности вальдмейстеров, а смотрение за лесами было возложено на воевод. Указ отмечал, что «в народе от вальдмейстеров и лесных надзирателей великая тягость состоит», и пояснял, что вальдмейстеры живут за счет штрафов, взимаемых с населения, что, естественно, влечет значительные злоупотребления. Понятно, что принятое решение должно было способствовать ослаблению социальной напряженности и, видимо, как считали верховники, повышению платежеспособности населения. Между тем речь шла о смягчении петровского законодательства о заповедных лесах, в свою очередь связанного с вопросами содержания и строительства флота, Это была еще одна острая проблема, где петровское наследие впрямую сталкивалось с реальной жизнью. Строительство флота требовало больших финансовых вложений и привлечения значительных людских ресурсов. И то, и другое в условиях послепетровской России было крайне затруднено. Выше уже говорилось, что в первый после смерти Петра год строительство флота, несмотря ни на что, продолжалось. В феврале 1726 г. был издан именной указ о продолжении строительства судов в Брянске . Однако впоследствии, уже в 1728 г., совет после долгих споров был вынужден прийти к решению не строить новых кораблей, но только содержать в исправности имеющиеся. Это произошло уже при Петре II , что нередко связывают с отсутствием у юного императора интереса к морским делам. Соответственно и верховников обвиняют в пренебрежении любимым детищем Петра Великого. Однако документы свидетельствуют, что данная мера, как и иные подобные, была вынужденной и диктовалась реальными экономическими условиями того времени, когда, кстати, Россия не вела никаких войн.

Впрочем, и в 1726-м, как и в предшествующем, году был принят ряд узаконений, направленных на поддержание петровского

наследия. Важнейшее значение, в частности, имел акт от 21 апреля, подтверждавший петровский указ 1722 г. о порядке престолонаследия и придававший силу закона «Правде воли монаршей». 31 мая именным указом была подтверждена обязательность ношения немецкого платья и бритья бород отставными, а 4 августа -«обывателями» Санкт-Петербурга.

Между тем обсуждение в Верховном тайном совете вопроса о том, как примирить интересы армии и народа, продолжалось. Поиски в течение полутора лет паллиативных решений не привели ни к каким серьезным результатам: казна практически не пополнялась, недоимки росли, социальная напряженность, выражавшаяся прежде всего в крестьянских побегах, которые угрожали не только благосостоянию государства, но и благополучию дворянства, не спадала. Верховникам становилось ясно, что необходимо принять более радикальные комплексные меры. Отражением этих настроений явилась записка Меншикова, Макарова и Остермана, поданная в ноябре 1726 г. Именно на ее основе был подготовлен и 9 января 1727 г. представлен в Верховный тайный совет проект указа, который после обсуждения в совете уже в феврале был реализован несколькими изданными указами.

Указ от 9 января откровенно констатировал критическое состояние государственных дел. «По разсуждении о нынешнем состоянии нашего империя, — говорилось в нем, — показывается, что едва ли не все те дела, как духовныя, так и светския в худом порядке находятся и скорейшаго исправления требуют… не токмо крестьянство, на которое содержание войска положено, в великой скудости обретается и от великих податей и непрестанных экзекуций и других непорядков в крайнее и всеконечное разорение приходит, но и прочия дела, яко: коммерция, юстиция и монетные дворы весьма в разоренном состоянии обретаются». Между тем «понеже армия так нужна, что без нея государству стоять невозможно… того ради и о крестьянех попечение иметь надлежит, ибо солдат с крестьянином связан, как душа с телом, и когда крестьянина не будет, тогда не будет и солдата». Указ предписывал верховникам «иметь прилежное рассуждение как о сухопутной армии, так и о флоте, чтоб оные без великой тягости народной содержаны были», для чего предлагалось создать специальные комиссии о податях и об армии. Предлагалось также до вынесения окончательного решения о размере подушины отсрочить ее уплату за 1727 г. до сентября, часть подати платить натурой, сбор податей и рекрутов переложить на гражданские власти, перевести полки

из сельской местности в города, часть офицеров и солдат из дворян для экономии денег отпускать в долгосрочные отпуска, уменьшить число учреждений, упорядочить ведение дел в Вотчинной коллегии, учредить Доимочную канцелярию и Ревизион-коллегию, рассмотреть вопрос о поправлении монетного дела, увеличить размер пошлин за продажу деревень, ликвидировать Мануфактур-коллегию, а фабрикантам собираться один раз в год в Москве для обсуждения мелких вопросов, более важные же решать в Ком-мерц-коллегии .

Как видим, верховникам (на основе их же собственного мнения) была предложена целая программа действий антикризисного характера, которая вскоре стала претворяться в жизнь. Уже 9 февраля был издан указ об отсрочке платежа за майскую треть 1727 г. и возвращении офицеров, посланных для сбора подушной подати, в полки. Одновременно сообщалось об учреждении комиссии об армии и флоте, «чтоб оные без великой тягости народной содержаны были» . 24 февраля было реализовано давнее предложение Ягужинского, повторенное в записке Меншикова, Макарова и Остермана, «две части офицеров, и урядников, и рядовых, которые из шляхетства, в домы отпускать, чтоб они деревни свои осмотреть и в надлежащий порядок привесть могли». При этом оговаривалось, что данная норма не распространяется на офицеров из беспоместных дворян.

В тот же день, 24 февраля, появился и комплексный указ, содержавший целый ряд важных мер и почти дословно повторявший указ от 9 января: «Понеже всем известно есть, каким неусыпным прилежанием блаженный и вечно достойный памяти Его Императорское Величество, наш любезный супруг и государь трудился в установлении доброго порядка во всех делах как в духовных, так и светских и в сочинении пристойных регламентов в надежде того, что уже весьма надлежащий порядок с пользою народною во всем том следовати будет; но по рассуждении о нынешнем состоянии Нашей Империи показывается, что не точию крестьяне, на которых содержание войска положено, в великой скудости обретаются и от великих податей и непрестанных экзекуций и других непорядков в крайнее разорение приходят, но и другая дела, яко коммерция, юстиция и монетные дворы весьма в слабом состоянии и все то скорейшаго исправления требует». Указ предписывал собирать подушную подать не непосредственно с крестьян, а с помещиков, старост и управителей, устанавливая, таким образом, для крепостной деревни тот же порядок, который ранее был

установлен для дворцовых сел. Ответственность за сбор подушной подати и его проведение надлежало возложить на воевод, которым в помощь давалось по одному штаб-офицеру. А чтобы между ними не возникало разногласий из-за старшинства в чинах, решено было воеводам на время исполнения их должности давать чин полковника.

Указ от 24 февраля вновь повторял норму об отправлении части военных в отпуска, а также предписывал перевод полков в города. Причем, почти дословно повторялись аргументы, звучавшие еще при обсуждении этого вопроса в 1725 г.: в городских условиях офицерам легче наблюдать за своими подчиненными, удерживать их от побегов и других преступлений и гораздо быстрее можно собрать в случае необходимости; при выступлении полка в поход можно будет сконцентрировать остающихся больных и имущество в одном месте, что не потребует излишних затрат на многочисленные караулы; размещение полков в городах приведет к оживлению торговли, причем и государство сможет получать пошлину с привозимых сюда товаров, но «паче всего крестьянству великое от того будет облегчение, а и гражданству тягости никакои не будет .

Этим же указом был осуществлен ряд мер по реорганизации органов как центрального, так и местного управления. «Умножение правителей и канцелярий во всем государстве, - отмечали верховники, - не токмо служит к великому отягощению штата, но и к великой тягости народной, понеже вместо того, что прежде сего к одному управителю адресоватца имели во всех делах, ныне к десяти и, может быть, и больше. А все те разные управители имеют свои особливые канцелярии и канцелярских служителей и особливой свой суд и каждой по своим делам бедный народ волочит. И все те управители и канцелярские служители пропитания своего хотят, умалчивая о других непорядках, которые от безсовестных людей к вящей народной тягости ежедневно происходят» Указ от 24 февраля подчинил городовые магистраты губернаторам и уничтожил конторы и канцелярии земских комиссаров, ставшие ненужными при возложении обязанностей по сбору податей на воевод. Одновременно была осуществлена судебная реформа: ликвидированы надворные суды, чьи функции были переданы воеводам. Верховники осознавали, что реформа влечет за собой усиление роли Юстиц-коллегии, и принимали меры к ее укреплению. При самом Верховном тайном совете учреждалась Доимочная канцелярия, структурно и организационно имевшая коллежское устройство. Этим же указом создавалась Ревизией -коллегия, а Вотчинная коллегия переводилась и Москву, что должно было сделать ее более доступной для помещиков. О Мануфактур-коллегии в указе говорилось, что, «понеже оная без Сенату и нашего Кабинету никакой важной резолюции учинить не может, того ради и жалованье напрасно получает». Коллегия ликвидировалась, а ее дела передавались в Коммерц-коллегию. Однако месяц спустя, 28 марта, было признано, что делам Мануфактур-коллегии быть в Коммерц-коллегии «неприлично», и потому при Сенате была учреждена Мануфактур-контора. Указ от 24 февраля содержал и меры по упорядочению сбора пошлин за выдачу документов из различных учреждений.

Реорганизация управления была продолжена и в следующем месяце: 7 марта была ликвидирована Рекетмейстерская контора, а ее функции возложены на обер-прокурора Сената, «чтоб напрасного жалованья не происходило». В именном указе от 20 марта было вновь подвергнуто критике «умножение штатов» и связанное с ним увеличение расходов на жалованье. Указ повелевал восстановить допетровскую систему выплаты жалованья - «как было до 1700 году»: платить лишь тем, кому платили и тогда, а «где довольствовались от дел», также удовлетвориться этим. Где прежде в городах у воевод дьяков не было, туда и теперь секретарей не назначать. Именно данный указ (повторенный затем 22 июля того же года) явился своего рода апофеозом критики верховниками петровских преобразований. Показательно, что он отличался от других резкостью тона и отсутствием привычной развернутой аргументации. Указ как бы выдавал накопившуюся у верховников усталость и раздражение, ощущение ими бессилия изменить что-либо кардинальным образом.

Параллельно с работой по реорганизации управления и налогового обложения верховники немало внимания уделяли вопросам торговли, справедливо полагая, что ее активизация может быстро принести государству доход. Еще осенью 1726 г. русский посол в Голландии Б.И. Куракин предложил открыть для торговли Архангельский порт и императрица велела Верховному тайному совету навести по этому поводу справки и доложить свое мнение. В декабре совет заслушал доклад Сената о свободной торговле и решил создать Комиссию о коммерции во главе с Остерманом, которая начала свою деятельность с призыва к купцам подавать предложения о «поправлении коммерции». Вопрос же об Архангельске был решен в начале следующего года, когда указом от 9 января порт был открыт и повелено «торговать всем позволить невозбранно». Позднее Комиссия о коммерции передала в свободную торговлю ряд товаров, ранее отдававшихся на откуп, отменила ряд ограничительных пошлин и способствовала созданию благоприятных условий для иностранных купцов. Но важнейшим ее делом стал пересмотр петровского протекционистского тарифа 1724 г., носившего, по выражению Анисимова, умозрительный, оторванный от российской реальности характер и принесшего больше вреда, чем пользы.

В соответствии с февральским указом и мнением верховников, высказанным ими в многочисленных записках, правительство решило принять срочные меры и в сфере денежного обращения. Характер намеченных мер был аналогичен тем, что принимались при Петре: начеканить легковесной медной монеты на 2 млн. рублей. Как отмечал А. И. Юхт, правительство при этом «отдавало себе отчет в том, что данная мера отрицательно скажется на общем экономическом положении страны», но «другого выхода из финансового кризиса оно не видело». Посланный в Москву для организации задуманного А.Я. Волков обнаружил, что монетные дворы выглядели, «как после неприятельского или пожарного разорения», но энергично взялся за дело и в течение последующих нескольких лет было начеканено на сумму около 3 млн. рублей пятикопеечников облегченного веса.

Рассмотрение в совете вопроса о подушной подати и содержании армии протекало не гладко. Так, еще в ноябре 1726 г. П.А. Толстой предложил вместо ревизии недоимок, на чем настаивал верный интересам своего ведомства Меншиков, провести ревизию средств в Военной, Адмиралтейской и Камерколлегиях. Толстой удивлялся, что в мирное время, когда многие офицеры находятся в отпусках, армия испытывает недостаток в людях, лошадях и средствах, и, видимо, справедливо подозревал возможные злоупотребления. Еще в июне этого же года был издан указ, по которому армейским полкам предписывалось представлять в Ревизион-коллегию приходные и расходные книги и счетные выписи в исправном состоянии, что было вновь строжайше подтверждено в конце декабря. Военная коллегия предложила взимать с населения подати натурой, но по инициативе Толстого было принято решение дать возможность плательщикам самим выбирать форму уплаты.

Показательно, что при всех трудностях и неразрешимых проблемах, с которыми сталкивался Верховный тайный совет, его деятельность высоко оценивалась иностранными наблюдателями. Теперь больше не подрываются финансы этого государства ненужными постройками гаваней и домов, плохо усвоенными мануфактурами и заводами, слишком обширными и неудобоисполнительными затеями или пиршествами и пышностью, а также не принуждают теперь силою их, русских, к подобной роскоши и празднествам, к построению домов и переселению сюда своих крепостных, — писал прусский посланник А. Мардефельд. — В Верховном тайном совете дела исполняются и отправляются быстро и по зрелому обсуждению, вместо того, чтобы, как прежде, пока покойный государь занимался постройкой своих судов и следовал другим своим влечениям, они залеживались на целые полгода, не говоря уже о бесчисленных других похвальных переменах» .

В мае 1727 г. активная деятельность Верховного тайного совета была прервана смертью Екатерины I и вступлением на престол Петра II . Последовавшая затем в сентябре опала Меншикова, как считают многие исследователи, изменила ее характер и привела к торжеству контрреформаторского духа, символом чего стал в первую очередь переезд двора, Сената и коллегий в Москву. Чтобы проверить эти утверждения, вновь обратимся к законодательству.

Уже 19 июня 1727 г. было подтверждено распоряжение о переводе Вотчинной коллегии в Москву, а августе был ликвидирован Главный магистрат, ставший ненужным после ликвидации городовых магистратов. Одновременно в петербургскую Ратушу для суда купечества были назначены бургомистр и два бурмистра. Год спустя вместо городовых магистратов в городах велено было быть ратушам. В начале осени совет рассматривал вопрос о целесообразности сохранения торговых консульств в зарубежных странах, в частности, во Франции и Испании. Сенат, в свою очередь опиравшийся на мнение Коммерц-коллегии, полагал, что в этом «никакой пользы государственной не имеется и впредь содержать их к прибыли безнадежно, ибо посланные туда казенные и купеческие товары проданы многие с накладом». В результате было решено консульства ликвидировать. Вряд ли прав Анисимов, увидевший и тут еще одно свидетельство неприятия верховниками политики Петра, заботившегося о проникновении русских товаров в отдаленные уголки планеты, в том числе в Америку, даже если это было убыточно. Со смерти великого преобразователя прошло уже около трех лет - срок, достаточный для того, чтобы убедиться в безнадежности данной затеи. Принятая верховниками мера носила чисто прагматический характер. Они смотрели на вещи трезво и считали нужным поощрять русскую торговлю там, где имелись возможности и перспектива развития, для чего ими предпринимались достаточно серьезные меры. Так, в мае 1728 г. был издан указ о заведении особого капитала в Голландии для внешних расходов, чтобы таким образом поддержать вексельный курс и увеличить объем русского экспорта за границу).

К осени 1727 г. стало ясно, что отстранение армии от сбора подушной подати ставит под угрозу получение казной каких-либо денег вообще, и в сентябре 1727 г. военные вновь были направлены в уезды, хотя и подчинены теперь губернаторам и воеводам; в январе 1728 г. эта мера была подтверждена новым указом. В том же январе было позволено каменное строение в Москве, а в апреле уточнено, что для него требуется получение какого-либо специального разрешения полиции. 3 февраля следующего, 1729 г. каменное строение было разрешено и в других городах. 24 февраля по случаю коронационных торжеств император объявил о прошении штрафов и облегчении наказаний, а также о прощении подушной подати за майскую треть текущего года. По-прежнему пристальное внимание уделялось контролю за доходами и расходами: указ от 11 апреля 1728 г. требовал немедленного предоставления коллегиями счетов в Ревизион-коллегию, а 9 декабря было объявлено об удержании жалованья у чиновников, виновных в такого рода задержках. 1 мая Сенат напомнил о необходимости регулярной посылки в Академию наук ведомостей из учреждений центрального управления для их публикации. В июле Доимочная канцелярия, была выведена из ведения Верховного тайного совета и переподчинена Сенату с оговоркой, что она по-прежнему обязана ежемесячно подавать в совет сведения о своей деятельности. Однако, снимая с себя одни обязанности, совет принимал другие: ‘в апреле 1729 г. была упразднена Преображенская канцелярия и дела «по первым двум пунктам» велено рассматривать в Верховном тайном совете.

Важное значение для упорядочения управления имел изданный 12 сентября 1728 г. Наказ губернаторам и воеводам, довольно подробно регламентировавший их деятельность. Некоторые исследователи обращали внимание на то, что Наказ воспроизводил отдельные процедуры допетровского времени, в частности, сдачу го-

рода «по росписному списку». Впрочем, сам документ был написан в традиции петровских регламентов и содержал прямую ссылку на Генеральный регламент 1720 г. Такого рода ссылок на авторитет деда немало содержалось и в других законодательных актах времени Петра II .

В законодательстве этого периода можно обнаружить и установления, прямо продолжающие политику Петра Великого. Так, 8 января 1728 г. был издан указ, подтверждавший, что главным торговым портом страны по-прежнему является Санкт-Петербург, а 7 февраля появился указ об окончании строительства там Петропавловской крепости. В июне в Курскую губернию «для отыскания руд» был послан мещанин Протопопов, а в августе Сенат распределил по губерниям геодезистов, поручив им составление ландкарт. 14 июня было велено от каждой губернии прислать по пять человек из офицеров и дворян для участия в работе Уложенной комиссии, но, поскольку перспектива законодательной деятельности энтузиазма, по-видимому, не вызвала, в ноябре это распоряжение пришлось повторить под угрозой конфискации имений. Впрочем, спустя полгода, в июне 1729 г., собранных дворян распустили по домам и вместо них было велено набрать новых. В январе 1729 г. вышел указ, предписывавший продолжение строительства Ладожского канала до Шлиссельбурга, а год спустя вспомнили об отмененном Екатериной штрафе за нехождение к исповеди и причастию и решили пополнить таким образом государственную казну.

Не совсем верно и часто встречающееся в литературе утверждение о полном забвении в царствование Петра II армии и флота. Так, 3 июня 1728 г. по представлению Военной коллегии были учреждены Инженерный корпус и минерная рота, утверждены их штаты. В декабре 1729 г. создана канцелярия лейб-гвардии Семеновского и Преображенского полков, подтвержден указ о ежегодном увольнении в отпуск одной трети офицеров и рядовых из дворян. Принимались меры по укреплению городов и острогов Уфимской и Соликамской провинций для «предосторожности от башкир».

изменений в системе управления и судопроизводства, финансовой и налоговой сферах, торговле. Столь же очевидно и то, что совет не имел какой-либо определенной политической программы, плана преобразований и тем более такого, у которого была бы какая-либо идейная основа. Вся деятельность верховников была реакцией на конкретные социальные, политические и экономические обстоятельства, сложившиеся в стране в результате радикальных реформ Петра Великого. Но это не означает, что решения новых правителей страны принимались сгоряча и носили бессистемный характер. Даже при том, что ситуация была действительно критической, все реализованные верховниками меры прошли через длительный этап всестороннего обсуждения и первые серьезные шаги были предприняты спустя почти полтора года после смерти Петра и полгода после учреждения Верховного тайного совета. Причем в соответствии с уже налаженной на предшествующем этапе бюрократической процедурой почти всякое решение, принимавшееся советом, проходило этап экспертной оценки в соответствующем ведомстве. Следует также принять во внимание, что люди, оказавшиеся у власти, не были людьми случайными. Это были опытные, хорошо информированные администраторы, прошедшие школу Петра. Но в отличие от своего учителя, который при всем своем жестком рационализме был еще отчасти и романтиком, имевшем определенные идеалы и мечтавшем об их достижении хотя бы в отдаленном будущем, верховники проявили себя откровенными прагматиками. Впрочем, как показали события 1730 г., по крайней мере некоторые из них не были лишены способности мыслить масштабно и заглядывать далеко вперед.

Возникает, однако, несколько вопросов. Во-первых, какова была реальная ситуация в стране и не старались ли верховники, как считает Анисимов, сгустить краски? Во-вторых, действительно ли осуществленные верховниками преобразования носили контрреформаторский характер и, таким образом, были направлены на разрушение созданного Петром? И если даже так, то означает ли это поворот процесса модернизации вспять?

Что касается ситуации в стране, то для ее характеристики стоит обратиться к монографии П.Н. Милюкова «Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого». Даже при том, что многие его данные впоследствии были оспорены позднейшими исследователями, в целом нарисованная им картина экономического кризиса, думаю, верна. Между тем столь детальная, основанная на числовых данных, как

в книге Милюкова, картина не была известна верховникам, основывавшим свои суждения главным образом на доношениях с мест и сведениях о количестве недоимок. Поэтому для примера целесообразно обратиться к такому документу, как отчеты А.А. Матвеева о его ревизии Московской губернии, где, как можно предположить, положение были не самым худшим. «В Александровой слободе, — писал Матвеев, - всех сел и деревень крестьяне податьми дворцовыми через меру их гораздо неосмотрительно от главных правителей слободы той обложены и отягчены; уже множество беглецов и пустоты явилося; и в слободе не токмо в селах и деревнях не крестьянские, но нищенские прямые имеют свои дворы; к тому ж и не без нападочных тягостей к собственной своей, а не ко дворцовой прибыли». Из Переславля-Залесского сенатор сообщал: «Непостижимые воровства и похищения не токмо казенных, но и подушных сборов деньгами от камерира, комиссаров и от подьячих здешних я нашел, при которых по указам порядочных приходных и расходных книг здесь у них отнюдь не было, кроме валяющихся гнилых и непорядочных их записок по лоскуткам; по розыску ими более 4000 налицо тех краденных денег от меня уже сыскано». В Суздале Матвеев казнил копииста камерирской конторы за кражу более 1000 рублей и, наказав многих других чиновников, доносил в Петербург: «В здешнем городе великое со дня на день умножение из крестьян нищеты, человек по 200 и больше, и отовсюду их, крестьян, в низовые городы побег чинится многочисленный от всеконечной их скудости, подушного платить нечем. Крестьяне синодальной команды подают прошения об обидах и излишних сборах сверх положенного на них подушного оклада». «Облегчение в платеже подушных денег, вывод военных команд, — — писал, комментируя эти документы, С.М. Соловьев, - вот все, что могло сделать правительство для крестьян в описываемое время. Но искоренить главное зло -стремление каждого высшего кормиться за счет низшего и на счет казны - оно не могло; для этого нужно было совершенствование общества, а этого надобно было еще ждать» 1 ^.

В деятельности правительств Екатерины I и Петра II , главной целью которой, как уже говорилось, был поиск денежных средств для поддержания жизнеспособности государства, можно выделить следующие взаимосвязанные направления: 1) совершенствование налогообложения, 2) преобразования административной системы, 3) меры в области торговли и промышленности. Рассмотрим каждое из них в отдельности.

Как явствует из материалов обсуждения вопросов, связанных с подушной податью, в Сенате и Верховном тайном совете, члены первых послепетровских правительств основной порок податной реформы Петра видели не в самом принципе именно подушного обложения, но в несовершенном механизме сбора подати, во-первых, не дающем возможности оперативно учитывать изменения в составе плательщиков, что вело к обнищанию населения и росту недоимок, а во-вторых, в применении воинских команд, что вызывало протест населения и понижало боеспособность армии. Критику вызывало также размещение полков в сельской местности с возложением на местных жителей обязанности строить полковые дворы, что также делало их повинности непосильными. Постоянный рост недоимок вызывал серьезные сомнения в возможностях населения платить подати установленного Петром размера в принципе, хотя эту точку зрения разделяли не все верховники. Так, Меншиков, как пишет Н.И. Павленко, считал, что размер подати не обременителен и «это представление прочно укрепилось в голове князя еще шесть лет назад, когда правительство Петра I обсуждало сумму подати». Меншиков «остался верен убеждению, что достаточно уменьшить число подьячих и рассыльщиков всякого рода,., ликвидировать в уездах полковые дворы, взимавшие подушную подать, и разместить солдат в казармах городов, как среди поселян наступит благоденствие». Поскольку именно Меншиков был наиболее авторитетным из членов совета, его мнение в конечном счете и возобладало.

Вместе с тем стоит заметить, что, поскольку первый опыт сбора подушной подати был осуществлен лишь в 1724 г. и его результаты не могли быть известны главному вдохновителю податной реформы, верховники имели все основания судить о ней по первым результатам. А как люди, взявшие на себя ответственность за управление страной, они, более того, были обязаны принять решительные меры по исправлению положения. Анисимов полагает, что в действительности разорение страны не было вызвано чрезмерным размером подушной подати, а было следствием перенапряжения экономических сил в ходе многолетней Северной войны, роста числа и размеров косвенных налогов и повинностей. В этом он, несомненно, прав. Однако введение подушной подати, на первый взгляд, весьма умеренного размера, в таких условиях могло оказаться той каплей, после которой развитие ситуации перешло критическую черту, и те меры, которые стали предпринимать верховники, были действительно единствен-

но возможными для спасения положения. Причем замечу, что на радикальное снижение размера подушной подати они так и не пошли, справедливо полагая, что оно поставит под угрозу существование армии. В целом меры верховников следует признать вполне разумными: вывод воинских частей из сельской местности, освобождение жителей от обязанности строить полковые дворы, снижение размера подушной подати, прощение недоимок, варьирование в сборе податей деньгами и продуктами с введением на них фактически свободных цен, переложение взимания податей с крестьян на помещиков и управителей, сосредоточение сбора в одних руках - все это должно было способствовать снижению социальной напряженности и давало надежду на пополнение казны. Да и Комиссия о податях, во главе которой, кстати говоря, стоял Д.М. Голицын, т. е. представитель старой аристократии, находившейся, по мысли некоторых авторов, в оппозиции к петровским реформам, проработав несколько лет, так и не сумела предложить чего-либо взамен подушного обложения. Таким образом, как бы ни оценивать критику верховниками податной реформы, их реальные действия были направлены лишь на ее совершенствование, корректировку, приспособление к реальным условиям жизни.

Гораздо более радикальный характер имели преобразования,

осуществленные верховниками в системе управления страной, и некоторые из них могут действительно рассматриваться как контрреформаторские по отношению к петровским учреждениям. В первую очередь это относится к ликвидации надворных судов, создание которых было как бы первым шагом к реализации принципа разделения властей. Однако подобного рода теоретические рассуждения были, безусловно, чужды и незнакомы верховникам. Для них надворный суд был лишь одним из многочисленных учреждений, появившихся на местах в ходе петровских реформ. К тому же при отсутствии в стране профессионального юридического образования, а следовательно, и профессиональных юристов, при том, что само право еще не выделилось в качестве сферы самостоятельной общественной деятельности, существование надворных судов ни в коей мере обеспечить действительного разделения властей не могло. Забегая вперед, замечу, что и впоследствии, когда судебные учреждения были выделены в самостоятельные в ходе губернской реформы 1775 г., подлинного разделения властей все равно не получилось, ибо страна и общество были к нему попросту не готовы.

Что же касается организации местного управления, то, оценивая деятельность верховников, надо помнить, что существовавшая в то время на местах система учреждений создавалсь Петром в течение долгого времени, и если ядро ее было создано параллельно с коллежской реформой, то одновременно оставалось немало различных учреждений, возникавших ранее, часто спонтанно и бессистемно! Завершение податной реформы и начало функционирования новой системы обложения неминуемо, даже если бы экономическое положение в стране являлось более благоприятным, должно было привести к изменениям в структуре органов власти на местах, и эти изменения, конечно, должны были быть направлены на упрощение системы в целом и повышение ее эффективности. Именно это и было осуществлено в 1726-1729 гг. Причем, обращает на себя внимание, что смысл осуществленных мероприятий сводился к дальнейшей централизации управления, к созданию четкой вертикали исполнительной власти и, следовательно, никак не противоречил и духу петровской реформы.

Нельзя не признать разумным и стремление верховников к удешевлению аппарата за счет его сокращения. Иное дело, что созданное или, вернее, воссозданное на местах воеводское управление по сравнению с петровскими учреждениями по форме было более архаично, однако функционировало оно теперь иначе, чем в допетровской России, хотя бы потому, что воевода подчинялся не приказу в Москве, а губернатору, который, в свою очередь, был подотчетен органам центральной власти, организация которых была принципиально иной. Не следует пренебрегать и рассуждениями верховников о том, что населению легче было иметь дело с одним начальником, чем со многими. Конечно, и новые воеводы, как и их предшественники XVII в., ничем не брезговали, чтобы набить карманы, но уж для исправления этого зла действительно, как писал Соловьев, требовалось прежде всего исправить нравы, что было верховникам не под силу.

Что касается центральных учреждений, то, как мы видели, все усилия верховников были направлены на их удешевление, с одной стороны, и повышение их эффективности за счет ликвидации дублирования функций - с другой. И если даже согласиться с теми историками, которые в рассуждениях верховников видят неприятие ими самого принципа коллегиальности, никаких реальных действий по его разрушению они не предприняли. Верховники

уничтожили ряд ранее существовавших учреждении и создали другие, причем новые учреждения создавались на тех же принципах коллегиальности, а их функционирование основывалось на петровском Генеральном регламенте и Табели о рангах. Коллегиальным органом, как уже упоминалось, был и сам Верховный тайный совет. Всему сказанному не противоречит и сокращение числа коллежских членов, не изменившее сколько-нибудь принципиально порядок принятия решений в учреждениях. Несколько иначе выглядит решение верховников отказаться от выплаты части чиновников жалованья и перевести их на кормление «от дел». Здесь действительно можно усмотреть существенное отступление от петровских принципов организации аппарата управления, заложивших основы русской бюрократии. Конечно, правы те, кто обвиняет верховников в непонимании сути реформы Петра, однако действовали они исходя не из каких-то идейных установок, а подчиняясь обстоятельствам. В их оправдание нужно, впрочем, сказать, что в реальности чиновники и в то время, и позднее получали жалованье крайне нерегулярно, с большими задержками и не всегда полностью; практиковалась выдача жалованья продуктами. Так что в определенной мере верховники придали силу закона тому, что существовало de facto . Обширное государство нуждалось в разветвленном и отлаженном аппарате управления, но не имело ресурсов для его содержания.

Сам факт не только ликвидации верховниками некоторых петровских учреждений, но и создания ими новых свидетельствует, на мой взгляд, о том, что и эти их действия носили вполне осмысленный характер. Причем, их реакция на меняющуюся ситуацию была достаточно быстрой. Так, по указу от 24 февраля 1727 г. все обязанности, связанные со сбором податей в городах, были возложены на городовые магистраты с личной ответственностью их членов за недоимки. В результате явились новые злоупотребления и поток жалоб на них посадских людей , что стало одним из факторов, предопределивших их ликвидацию. По существу это было разрешением противоречия между восходящей к иностранным образцам форме петровских городских учреждений и фактически закрепощенным состоянием населения российских городов,

при котором даже ничтожные элементы самоуправления оказывались недееспособными.

Как вполне разумную и оправданную можно, на мой взгляд, охарактеризовать торгово-промышленную политику Верховного тайного совета. Всрховники исходили в целом из экономически верного представления, что именно торговля, скорее всего, может принести столь необходимые государству средства. Протекционистский тариф 1724 г. нанес торговле значительный урон и вызвал немало протестов со стороны как русских, так и иностранных купцов. Негативными были и последствия закрытия еще ранее Архангельского порта, что привело к разрушению веками складывавшейся инфраструктуры торговли и разорению многих купцов. Поэтому принятые верховниками меры были разумны и своевременны. Показательно, что и в этих вопросах они не спешили, а созданная ими Комиссия о ‘коммерции завершила работу над новым тарифом лишь к 1731 г. В основу его были положены, с одной стороны, голландский тариф (что лишний раз доказывает, что церковники были истинными «птенцами гнезда Петрова»), а с другой — мнения купцов и органов управления торговлей. Свою положительную роль сыграл новый вексельный устав, отмена ряда торговых монополий, разрешение на вывоз товаров из Нарвского и Ревельского портов, ликвидация ограничений, связанных с постройкой торговых судов, введение отсрочек на недоимки по таможенным пошлинам. Испытывая острый дефицит денежных средств, верховники, однако, считали возможной адресную поддержку отдельных промышленных предприятий путем предоставления налоговых льгот и государственных дотаций. В целом их торгово-промышленная политика была относительно более либеральной и находилась в русле модернизационных процессов.

Итак, в первые пять лет после смерти Петра Великого процесс преобразований в стране не остановился и не был повернут вспять, хотя темпы его, конечно, резко замедлились. Содержание новых преобразований было связано прежде всего с корректировкой тех петровских реформ, которые не выдержали столкновения с реальной жизнью. Однако в целом политика новых правителей страны отличалась преемственностью. Все основополагающее в петровских реформах - социальная структура общества, принципы организации государственной службы и власти, регулярные армия и флот, податная система, административно-территориальное деление страны, сложившиеся отношения собственности, светский характер власти и общества, нацеленность страны на активную внешнюю политику - осталось неизменным. Правомерно сделать, видимо, и еще один вывод: первые годы истории послепетровской России доказали, что реформы Петра в основе своей были необратимы, и необратимы именно потому, что в целом соответствовали естественному направлению развития страны.

2.3. Попытка ограничения самодержавия

Идея создания совета впервые в приблизительном виде сформулирована была еще при жизни Петра Генрихом Фиком. Он был единомышленником князя Д.М.Голицына. Есть сведения, что формальный проект учреждения Верховного тайного совета составлен был двумя крупными дипломатами: бывшим петровским вице – канцлером Шафировым и голштинцем Бассевичем. Каждый из них преследовал свой интерес – Шафиров надеялся стать членом совета в качестве канцлера – министра иностранных дел – и вернуть утраченное влияние, а Бассевич рассчитывал, что его государь – как член русской августейшей семьи – возглавит Совет.

Оба они просчитались. Идею перехватил Меншиков, против кого она первоначально и была направлена.

Екатерину возникновение этого сильного и полномочного органа устраивало, поскольку он должен был согласовать интересы большинства персон и групп и стабилизировать ситуацию в верхах.

Полномочия, которые получил Совет, поразили как русских, так и иностранных дипломатов. Они увидели в происходящем решительный шаг к изменению формы правления – к ограничению самодержавия. Ибо третьим пунктом указа – после двух формальных – значилось: «Никаким указам прежде не выходить, пока они в Тайном совете совершенно не состоялись, протоколы не закреплены и ее величеству для всемилостивейшей апробации прочтены не будут».

С этой характеристикой нельзя согласиться только в одном: под оппозицией Милюков понимает аристократическую группировку, никак ее не дифференцируя. Между тем создание Верховного тайного совета было не просто объективной победой сил, противостоящих в этот момент Меншикову и Толстому (хотя именно они более всего добивались создания Совета), а сил вполне определенного толка. Толчком к возникновению Совета, к активизации всех групп и персон был слух о возможном походе князя М.М.Голицына на Петербург во главе дислоцированной на Украине армии. Слух был ложный, но весьма симптоматичный. Все знали, что предпринять подобный шаг знаменитый генерал, чуждый политическим интригам, может только по требованию старшего брата – князя Дмитрия Михайловича. Князь Дмитрий Михайлович уже в это время обсуждал с вышеупомянутым Генрихом Фиком проекты конституционного устройства России. А немаловажной частью слухов о заговоре было намерение гипотетических заговорщиков, возведя на престол малолетнего Петра 2, ограничить самодержавную власть.

Как абсолютно точно писал о Голицыне Ключевский, «исходя из мысли, субъективно или генеалогически у него сложившейся, что только родовитая знать способна держать правомерный порядок в стране, он остановился на шведской аристократии и Верховный тайный совет решил сделать опорным пунктом своего замысла». Но при всей несомненной ориентации князя Дмитрия Михайловича на родовитую знать как на гаранта и исполнителя конституционной реформы цель этой реформы была для него отнюдь не сословно – эгоистической. Многие противники именно такого развития государственного устройства не в состоянии были еще понять то, что понимал князь Дмитрий Михайлович и что они сами смутно ощущали в последнее десятилетие петровского царствования.

Вполне возможно, что ужаснувший окружение Екатерины слух пущен был с ясной целью – сдвинуть ситуацию, заставить Екатерину и всесильного в тот момент Меншикова пойти на принципиальный компромисс, открывающий возможности переустройства системы.

То, что князь Дмитрий Михайлович стал одним из шести высших сановников в империи, было огромной победой именно той части оппозиции, которая ориентировалась на при принципиальную реформу системы. Реформу европейскую, но не антипетровскую.

Историки, считающие, что создание Верховного тайного совета предопределило возможность конституционного порыва 1730 года, на мой взгляд, совершенно правы.

Но в момент возникновения перед Верховным тайным советом стояла прежде всего чрезвычайно конкретная задача – предотвратить окончательное разорение страны. А все признаки близкого краха были налицо.

Заключение

В результате исследования пришла к следующим выводам:

— анализ источников и литературы позволяет рассматривать возникновение Верховного тайного совета как настоятельную необходимость в создании высшего органа власти для решения наиболее «важных дел» государства. В таком качестве Верховный тайный совет стал наследником «Негласных советов» Петра 1;

— состав Верховного тайного совета в официально сложившейся расстановке политических сил в обществе, в ходе борьбы за власть, носил компромиссный характер, объединив представителей двух враждующих придворных группировок: сторонников Екатерины – новую знать и сторонников Петра 2 – придворную аристократию;

— компромиссный характер Верховного тайного совета предопределил наличие постоянного противоборства между различными группировками знати в его составе, осложненной попытками Меншикова сосредоточить власть в Верховном тайно совете в своих руках;

— можно согласиться с мнением Анисимова, о том, что политика Верховного тайного совета носила черты централизации и концентрации управления и преследовала цели повышения эффективности, мобильности управления, приспособления деятельности государственного аппарата к специфике внутренней обстановки, внутриполитических проблем послепетровского периода;

— попытка верховников ограничить самодержавие, составив «Кондиции» для монарха, может свидетельствовать о наличии в «затейке верховников» планов изменения политического устройства в обществе, элементов конституционализма.

Список использованных источников и литературы.

Источники.

Законодательные акты:

1. «Мнение не в указ о новоучрежденном Верховном тайном совете»

2. Указ об учреждении Верховного тайного совета

3. Указ Верховного тайного совета, предоставлявший новоучережденной Академии наук монопольное право в сфере гражданского книгопечатания в стране

4. Указ о форме сношений Верховного тайного совета с сенатом и коллегиями

5. «Клятвенное обещание членов Верховного тайного совета»

6. «Кондиции»

Сочинения современников:

1. «Краткая повесть о смерти Петра Великого» Ф. Прокоповича

2. «Записки Манштейна о России 1727 – 1744 годов».

Дипломатическая переписка:

1. Депеша английского посла Рондо.

Мемуары:

1. Записки Миниха.

Литература.

Андреев Е.В. Представители власти после Петра I. Минск, 1990.

Анисимов Е.В. Материалы комиссии Д.М. Голицина о подати. Т. 91. М., 1973.

Анисимов Е.В. Время петровских реформ. М., 1991.

Анисимов Е.В. Путники, прошедшие раньше нас // Безвременье и временщики. Л., 1991.

Анисимов Е.В. Смерть в конторке // Родина. 1993. № 1.

Белявский В.С. Золушка на троне России // На российском престоле. М., 1993.

Бойцов М.А. «Затейка верховных господ» // Со шпагой и факелом: 1725 – 1825. М., 1991.

Бойцов М.А. «…Клии страшный глас» // Со шпагой и факелом. Дворцовые перевороты в России: 1725 – 1825. М., 1991.

Вяземский Б.Л. Верховный тайный совет – СПб., 1998.

Голикова Н.Б., Кислягина Л.Г. Система государственного управления // Очерки русской культуры XVIII в. Ч. 2. М., 1987.

Градовский А.Д. Высшая администрация России XVIII – столетия и генерал – прокуроры. СПб., 1966.

Гельбиг Г. фон. Русские избранники. М.: Воениздат, 1999.

Гордин Я. Меж рабством и свободой. М., 1997.

Демидова Н.Ф. Бюрократизация государственного аппарата абсолютизма в XVII – XVIII вв. // Абсолютизм в России. М., 1964.

Ерошкин. История государственных учреждений дореволюционной России. М., 1989.

Иванов И.И. Загадки русской истории XVIII в. М., 2000.

Каменский А.Б. Российское дворянство в 1767 год. // История СССР. 1990. № 1.

Каменский А.Б. Российская империя в XVIII веке: традиции и модернизация. М., 1999.

Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России. СПб., 1914.

Костомаров Н.И. Государи и бунтари: господство дома Романовых до вступления на престол Екатерины II. М., 1996.

Костомаров Н.И. Окно в Европу: господство дома Романовых до вступления на престол Екатерины II. М., 1996.

Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. М., 1990.

Ключевский В.О. Курс русской истории. М., 1989.

Курукин И.В. Тень Петра Великого // На российском престоле. М., 1989.

Мавродин В.В. Рождение новой России. Л., 1988.

Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры.

Павленко Н.И. Александр Данилович Меньшиков. М., 1981.

Павленко Н.И. Полудержавный властелин: Историческая хроника. М., 1991.

Павленко Н.И. Птенцы гнезда Петрова. М., 1988. 2 Там же. С.287. 1 Ерошкин. История государственных учреждений дореволюционной России. С.247.

2 Гордин Я. Меж рабством и свободой. С.101.

Мысль о создании учреждения, стоявшего выше Сената, витала в воздухе еще при Петре Великом. Однако в жизнь она была претворена не им, а его супругой Екатериной I. При этом сама идея изменилась кардинально. Петр, как известно, правил страной сам, вникая во все детали правительственного механизма как во внутренней, так и во внешней политике. Екатерина же была лишена достоинств, которыми природа щедро наградила ее супруга.

Современники и историки по-разному оценивали скромные способности императрицы. Фельдмаршал русской армии Бурхард Христофор Миних не жалел хвалебных слов в адрес Екатерины: «Эта государыня была любима и обожаема всей нацией, благодаря своей врожденной доброте, которая проявлялась всякий раз, когда она могла принять участие в лицах, попавших в опалу и заслуживших немилость императора... Она была поистине посредницей между государем и его подданными».

Восторженный отзыв Миниха не разделял историк второй половины XVIII века князь М. М. Щербатов: «Она была слаба, роскошна во всем пространстве сего названия, вельможи были честолюбивы и жадны, и из сего произошло: упражняясь в повседневных пиршествах и роскошах, оставила всю власть правительства вельможам, из которых вскоре взял верх князь Меншиков».

Знаменитый историк XIX века С. М. Соловьев, изучавший время Екатерины I по неопубликованным источникам, дал Екатерине несколько иную оценку: «Екатерина сохранила знание лиц и отношений между ними, сохранила привычку пробираться между этими отношениями, но у нее не было ни должного внимания к делам, особенно внутренним, и их подробностям, ни способности почина и направления».

Три несхожих мнения свидетельствуют о том, что их авторы в оценке императрицы руководствовались различными критериями: Миних – наличием личных добродетелей; Щербатов – такими нравственными свойствами, которые должны быть присущи в первую очередь государственному деятелю, монарху; Соловьев – способностью управлять государством, деловыми качествами. Но достоинств, перечисленных Минихом, явно не достаточно для того, чтобы управлять обширной империей, а тяга к роскоши и пиршествам, равно как и отсутствие должного внимания к делам и неспособность оценивать обстановку и определять пути преодоления возникших трудностей, вообще лишают Екатерину репутации государственного деятеля.

Не располагавшая ни знанием, ни опытом, Екатерина, разумеется, была заинтересована в создании учреждения, способного оказать ей помощь, тем более что ее угнетала зависимость от Меншикова. В существовании учреждения, способного противостоять натиску Меншикова и его безграничному влиянию на императрицу, были заинтересованы и вельможи, среди которых наиболее активным и влиятельным был граф П. А. Толстой, соперничавший с князем в борьбе за власть.

Заносчивость и пренебрежительное отношение Меншикова к прочим вельможам, заседавшим в Сенате, переходили все границы. Показателен эпизод, произошедший в Сенате в конце 1725 года, когда руководивший строительством Ладожского канала Миних попросил Сенат выделить 15 тысяч солдат для окончания работ. Просьбу Миниха поддержали П. А. Толстой и Ф. М. Апраксин. Их доводы о целесообразности закончить начатое Петром Великим предприятие нисколько не убедили князя, в запальчивости заявившего, что не дело солдат копать землю. Меншиков демонстративно покинул Сенат, тем самым оскорбив сенаторов. Однако и сам Меншиков не возражал против учреждения Тайного совета, полагая, что он без труда укротит своих соперников и, прикрываясь Тайным советом, будет по-прежнему верховодить в правительстве.

Идею создания нового учреждения предложил Толстой. Председательствовать на заседаниях Верховного тайного совета должна была императрица, а членам Совета предоставлялись равные голоса. Екатерина сразу же ухватилась за эту идею. Если не умом, то обостренным чувством самосохранения она понимала, что необузданный нрав Меншикова, его стремление командовать всем и вся могли вызвать распри и взрыв недовольства не только в среде родовой знати, но и у тех, кто возводил ее на престол.

Кампредон приводит высказывание императрицы, относящееся ко времени образования Верховного тайного совета. Она заявила, «что покажет всему свету, что умеет заставить повиноваться себе и поддержать славу своего правления». Учреждение Верховного тайного совета действительно позволяло Екатерине укрепить свою власть, заставить всех «повиноваться себе», но при определенных условиях: если она умела ловко плести интриги, если она умела сталкивать лбами противоборствующие силы и выступать посредницей между ними, если она имела четкое представление, куда и какими средствами должно вести страну высшее правительственное учреждение, если она, наконец, умела создавать полезные ей в нужный момент коалиции, временно объединяющие соперников. Ни одним из перечисленных качеств Екатерина не обладала, поэтому ее заявление, если его точно воспроизвел Кампредон, повисло в воздухе, оказалось чистейшей бравадой. С другой стороны, согласие Екатерины на создание Верховного совета косвенно свидетельствовало о признании ею неспособности самой, подобно супругу, править страной. Парадокс учреждения Верховного тайного совета состоял в том, что в нем сочетались противоречивые чаяния лиц, причастных к его возникновению. Толстой, как сказано выше, в Верховном тайном совете видел средство укрощения Меншикова. Эти ожидания разделяли Апраксин и Головкин. Меншиков же, поддержав идею создания Верховного тайного совета, видимо, руководствовался тремя соображениями. Во-первых, он попросту прозевал шаги, предпринятые Толстым, а обнаружив их, счел, что противодействовать им бесполезно. Во-вторых, из нового учреждения он тоже намеревался извлечь выгоду – подмять под себя пять членов Верховного тайного совета, считал он, легче, чем многочисленный состав в Сенате. И, наконец, в-третьих, Александр Данилович связывал с Верховным советом осуществление своей давней мечты – лишить прежнего влияния своего злейшего врага генерал-прокурора Сената П. И. Ягужинского.

Верховный тайный совет был создан 8 февраля 1726 года именным указом императрицы. Однако слухи о возможности возникновения нового учреждения проникли в дипломатическую среду еще в мае 1725 года, когда саксонский посланник Лефорт доносил, что поговаривают об учреждении «Тайного совета». Аналогичную информацию отправил французский посланник Кампредон, назвавший даже фамилии членов будущего учреждения.

Хотя законодатель располагал достаточным временем, чтобы составить фундаментальный нормативный акт, указ, зачитанный Г. И. Головкиным членам Верховного тайного совета 10 февраля, отличался поверхностным содержанием, создающим впечатление, что он сочинялся наспех. Создание нового учреждения обосновывалось тем, что необходимо предоставить возможность членам Верховного тайного совета сосредоточить свои усилия на решении важнейших дел, освободив их от мелочных забот, которые обременяли их как сенаторов. Однако в указе не определено место нового учреждения в действующем правительственном механизме, четко не обозначены права и обязанности нового учреждения. Указ назвал фамилии лиц, обязанных в нем присутствовать: генерал-фельдмаршал князь А. Д. Меншиков, генерал-адмирал граф Ф. М. Апраксин, канцлер граф Г. И. Головкин, граф П. А. Толстой, князь Д. М. Голицын и барон А. И. Остерман.

Состав Верховного тайного совета отражал соотношение сил «партий», соперничавших при возведении Екатерины на престол: пять из шести членов Верховного совета принадлежали к новой знати, а родовая аристократия была представлена одним Голицыным. Примечательно, однако, что в нем не оказалось любимца Петра Великого, персоны, значившейся в чиновном мире под номером один, – генерал-прокурора Сената П. И. Ягужинского. Павел Иванович являлся, как отмечалось выше, злейшим врагом Меншикова, и последний не возражал против создания Верховного тайного совета, в частности, в расчете на то, что должность генералпрокурора Сената будет ликвидирована и посредническую роль между императрицей и Сенатом будет выполнять Верховный тайный совет.

За бортом Верховного тайного совета оказался еще один соратник Петра, тоже недруг Меншикова, – кабинет-секретарь А. В. Макаров. Не нашлось в нем места и для таких опытных дельцов, как П. П. Шафиров, И. А. Мусин-Пушкин и др. Все это дает основание считать, что при комплектовании Верховного тайного совета шел торг между Екатериной, Меншиковым и Толстым.

17 февраля кабинет-секретарь Макаров объявил в Верховном тайном совете указ императрицы, крайне озадачивший и настороживший Меншикова, – в состав учреждения назначалась еще одна персона – зять Екатерины герцог Карл Фридрих Голштинский. Князю не стоило большого труда разгадать цель назначения – он оценил его как стремление ослабить его влияние, создать ему противовес и более надежную, чем он, Меншиков, опору трону. Меншиков не поверил тому, что Екатерина могла осмелиться без его ведома совершить подобное, и переспросил Макарова: правильно ли он передал повеление императрицы? Получив утвердительный ответ, светлейший немедленно отправился к Екатерине за разъяснением. Содержание беседы и ее тональность остались неведомыми, но результат известен – Екатерина настояла на своем. Герцог на очередном заседании Верховного тайного совета заверил слушателей, что он «не инако яко за члена и прочим присутствующим господам министрам за коллегу и товарища будет». Иными словами, супруг дочери императрицы Анны Петровны не претендовал на первенствующую роль в Верховном тайном совете, чем несколько успокоил Меншикова. Что касается остальных членов Тайного совета, то их вполне устраивало появление такой влиятельной фигуры, которая, опираясь на родство с императрицей, могла противостоять засилью Александра Даниловича.

Итак, состав нового учреждения был утвержден. Что касается его компетенции, то она определялась расплывчатой фразой: «Мы рассудили и повелели с нынешнего времени при дворе нашем как для внешних, так и для внутренних государственных важных дел учредить Верховный тайный совет, при котором мы сами будем присутствовать».

Последующие указы, издававшиеся как от имени Верховного тайного совета, так и от имени императрицы, уточнили круг вопросов, подлежавших его решению, и его отношение к Сенату, Синоду, коллегиям и верховной власти.

Уже 10 февраля Верховный тайный совет велел всем центральным учреждениям обращаться к нему с доношениями. Впрочем, было сделано одно исключение: три «первейшие», по терминологии петровского времени, коллегии (Военная, Адмиралтейская и Иностранных дел) изымались из ведения Сената, сносились с ним, как равные, промемориями и становились подвластны только Верховному тайному совету.

В появлении этого указа был свой резон: президентами трех названных выше коллегий были Меншиков, Апраксин и Головкин; они же заседали в Верховном тайном совете, поэтому не престижно было подчинять эти коллегии Сенату, который сам был зависим от Тайного совета.

Важную веху в истории Верховного тайного совета составляет так называемое «Мнение не в указ о новом учрежденном Тайном совете», поданное императрице ее членами. Нет надобности излагать содержание всех тринадцати пунктов «Мнения». Остановимся на важнейших из них, имеющих принципиальное значение, поскольку в них четче, чем в учредительном указе, определялись цель создания нового учреждения и его главная задача. Верховный тайный совет, гласило «Мнение», «служит только к облегчению ее величества в тяжком бремени правления». Таким образом, формально Верховный тайный совет являлся совещательным органом, состоявшим из нескольких персон, что позволяло избегать поспешных и ошибочных решений. Однако следующий за этим пункт расширял полномочия Верховного тайного совета вручением ему законодательных функций: «Никаким указам прежде не выходить, пока они в Тайном совете совершенно не состоялись, протоколы не закреплены и ее величеству для всемилостивейшей апробации прочтены не будут, и потом могут они закреплены и разосланы действительным статским советником Степановым (секретарем совета. – Н. П.)».

«Мнение» установило распорядок работы Верховного тайного совета: по средам он должен рассматривать внутренние дела, по пятницам – чужестранные; если появится нужда, то созывались чрезвычайные заседания. «Мнение не в указ» выразило надежду на активное участие в заседаниях Совета императрицы: «Так как ее величество в Тайном совете президентство сама имеет, и есть причина надеяться, что она персонально часто присутствовать будет».

Еще одна веха в истории Верховного тайного совета связана с указом 1 января 1727 года. Он, как и указ 17 февраля 1726 года о включении в состав Тайного совета герцога Голштинского, наносил очередной удар по всевластию Меншикова. В своем заявлении членам Совета 23 февраля 1726 года герцог, как мы помним, обещал быть обычным, как и все остальные присутствующие, членом нового учреждения, призывал всех, чтобы «каждый мнение свое свободно и откровенно объявил». И действительно, Меншиков сохранил за собой роль первенствующего члена и продолжал навязывать свою волю остальным. Указом же от 1 января 1727 года Екатерина I решила официально закрепить эту роль за герцогом. «Мы, – говорилось в указе, – на его верное радение к нам и к интересам нашим совершенно положиться можем, того ради и его королевское высочество, яко наш любезнейший зять и по достоинству своему, не токмо над прочими членами первенство и во всех приключающихся делах первый голос, но и мы его королевскому высочеству позволяем требовать от всех учреждений необходимые ему ведомости».

К счастью для Меншикова, герцог как личность не был способен ему противостоять. Слабый душой и телом, хмелевший даже от небольшого количества горячительных напитков, к которым он питал нежную любовь, герцог не мог составить конкуренцию князю еще и потому, что не знал русского языка, не был осведомлен о состоянии дел в России и не имел достаточного административного опыта. Саксонский посол Лефорт дал ему уничижительную характеристику: «Образ жизни герцога лишил его доброго имени»; по словам посла, принц находил «единственное удовольствие в рюмке», причем тут же засыпал «под влиянием винных паров, так как Бассевич внушил ему, что только этим можно заставить себя полюбить в России». Бассевич, первый министр герцога, опытный интриган и хвастун, считавший, что Россия обязана ему всем, что в ней происходит, легко управлял герцогом как марионеткой и представлял главную опасность для Меншикова.

Схожее суждение о герцоге находим у датского посла Вестфалена. Правда, Вестфален отзывался о зяте императрицы менее сурово, находя в нем кое-какие положительные свойства: «Герцог не владеет русским языком. Зато он говорит по-шведски, по-немецки, по-французски и по-латыни. Он отличается начитанностью, в особенности в области истории, любит заниматься, пишет много, склонен к роскоши, упрям и горд. Брак его с Анной Петровной несчастлив. Герцог не привязался к своей супруге и склонен к распутству и попойкам. Ему хочется походить на Карла XII, между которым и герцогом нет никакого сходства. Он любит беседовать, причем обнаруживает ханжество».

Тем не менее эта, в общем, ничтожная личность оказывала значительное влияние на императрицу. В свою очередь, помимо советов Бассевича, герцог, надо полагать, пользовался советами своей уравновешенной и рассудительной супруги.

Описание внешности Анны Петровны и ее душевных качеств дал граф Бассевич. Как уже говорилось, Бассевич не жалел красок, чтобы изобразить ее в самом привлекательном виде: «Анна Петровна походила лицом и характером на своего августейшего родителя, но природа и воспитание все смягчили в ней. Рост ее более пяти футов не являлся слишком высоким при необыкновенно развитых формах и при пропорциональности во всех частях тела, доходившей до совершенства.

Ничто не может быть величественнее ее осанки и физиономии; ничто правильнее описания ее лица, и при этом взгляд и улыбка ее были грациозны и нежны. Она имела черные волосы и брови, цвет лица ослепительной белизны и румянец свежий и нежный, какого никогда не может достигнуть никакая искусственность; глаза ее были неопределенного цвета и отличались необыкновенным блеском. Одним словом, самая строгая взыскательность ни в чем не могла бы открыть в ней какого-либо недостатка.

Ко всему этому присоединялись проницательный ум, неподдельная простота и добродушие, щедрость, снисходительность, отличное образование и превосходное знание языков отечественного, французского, немецкого, итальянского и шведского».

Кампредон, пристально следивший за расстановкой сил при дворе, отметил в своих депешах растущее влияние герцога Голштинского на императрицу уже в первой половине 1725 года.

3 марта он доносил: «Царица, видя в герцоге лучшую опору для себя, горячо примет к сердцу его интересы и будет в значительной степени руководствоваться его советами». 10 марта: «Влияние герцога все растет». 7 апреля: «Герцог Голштинский – самый ближайший поверенный царицы». 14 апреля: «С завистью и без страха здесь смотрят на возрастающее доверие к герцогу Голштинскому, особенно те, которые пренебрежительно и даже с презрением относились к нему при жизни царя. Только козни их бесполезны. Царица, которая желает его возвести на престол Швеции и надеется для него получить военную помощь этой державы, видит в герцоге свою вернейшую опору. Она убеждена, что у него отныне не может быть интересов, отдельных от нее и ее семьи, и что она поэтому может желать лишь того, что выгодно или почетно для нее, вследствие чего она с своей стороны может вполне полагаться на добросовестность его советов и на честность его отношений к ней». 24 апреля: «Герцог Голштинский, во время покойного царя не имевший голоса, теперь ворочает всем, так как царица руководствуется лишь советами его и князя Меншикова, нашего завзятого противника».

Герцог рассчитывал на получение от Петра в качестве приданого за дочерью Лифляндии и Эстляндии, но не получил ни того ни другого. Зато Екатерина 6 мая 1725 года подарила герцогу острова Эзель и Даго, чем вызвала ненависть русских вельмож.

Читатель, вероятно, обратил внимание на то, что речь в книге идет о влиянии на императрицу попеременно то герцога Голштинского, то Меншикова, то Толстого. На первый взгляд эти суждения противоречат одно другому. Но, приглядевшись к личности императрицы, женщины безвольной, стремившейся избегать конфликтов с вельможами и в то же время легко поддававшейся внушениям то одного, то другого, надлежит признать эти противоречия кажущимися. Екатерина имела обыкновение соглашаться со всеми, и это создавало впечатление о растущем влиянии на нее то герцога и стоявших за его спиной супруги и министра, то Меншикова, то Толстого. О влиянии Макарова источники умалчивают, но не потому, что этого влияния не было, а потому, что это влияние было теневым. В действительности пальму первенства во влиянии на императрицу следует отдать Меншикову не только потому, что ему принадлежала решающая роль в возведении ее на трон, но и потому, что он располагал силой, которая, без труда подарив Екатерине корону, с такой же легкостью могла эту корону у нее отнять. Императрица боялась Меншикова и даже в критической для князя ситуации, когда он попытался овладеть герцогством Курляндским, не осмелилась отстранить его от власти.

Расширение полномочий зятя не оправдало надежд Екатерины – этим маневром ей в конечном счете не удалось создать противовес Меншикову в Верховном тайном совете. Неудача объяснялась прежде всего тем, что безвольному, недалекому, лишенному способности принимать самостоятельные решения герцогу противостоял энергичный, напористый, опытный не только в интригах, но и в знании обстановки в стране Меншиков.

Природные недостатки герцога усугублялись тем, что он с легкостью поддавался стороннему влиянию. Человеком, без ведома которого герцог не смел сделать и шага, был его министр граф Бассевич – личность авантюристического склада характера, интриган по натуре, не раз ставивший своего повелителя в неловкое положение.

Цель, к которой стремилась Екатерина, была проста – не только сохранить корону на своей голове до конца дней своих, но и водрузить ее на голову одной из дочерей. Действуя в интересах герцога, императрица положилась на родственные связи и отклонила услуги и усердие Меншикова, которому она была обязана троном. Впрочем, герцог оказался настолько слаб, что не смог справиться с наведением порядка не только в стране, но и в собственной семье. Вот свидетельство французского дипломата Маньяна, отметившего, «между прочим, холодность и несогласие, царствующие между ним и герцогиней, супругой его, и доходящие до того, что он уже более трех месяцев не допускается в ее спальню».

Как мы помним, Екатерина обещала председательствовать на заседаниях Верховного тайного совета. Однако обещания своего она не выполнила: за пятнадцать месяцев, прошедших со времени учреждения Верховного тайного совета до ее кончины, она присутствовала на заседаниях пятнадцать раз. Нередки случаи, когда она накануне дня заседания Совета выражала желание на нем присутствовать, но в день, когда оно должно было состояться, поручала объявить, что переносит свое присутствие на следующий день, после полудня.

Причин, по которым это происходило, источники не называют. Но, зная распорядок дня императрицы, можно без риска ошибиться высказать мнение, что она недомогала из-за того, что ложилась спать после семи утра и проводила ночные часы за обильным застольем.

Как уже говорилось, при Екатерине I в Верховном тайном совете верховодил Меншиков – человек, хотя и небезупречной репутации, но с достаточно широким диапазоном дарований: он был талантливым полководцем и неплохим администратором и, будучи первым губернатором Петербурга, успешно руководил застройкой новой столицы.

Вторым лицом, оказывавшим влияние как на императрицу, так и на Верховный тайный совет, был тайный кабинетсекретарь Алексей Васильевич Макаров. С этим человеком есть резон познакомиться поближе.

Подобно Меншикову, Девиеру, Курбатову и другим менее известным соратникам Петра Великого, Макаров не мог похвастаться своей родословной – он был сыном подьячего Вологодской воеводской канцелярии. Историк-любитель второй половины XVIII века И. И. Голиков изобразил первую встречу Петра с Макаровым так: «Великий государь в бытность свою в Вологде в 1693 году увидел в вологодской канцелярии между приказными молодого писца, именно же сего г. Макарова, и с первого на него взгляда, проникши в его способности, взял его к себе, определил писцом же в Кабинет свой и, мало-помалу возвышая его, произвел в помянутое достоинство (тайного кабинет-секретаря. – Н. П.), и с того времени он неотлучен от монарха».

В сообщении Голикова, по крайней мере, три неточности: никакого Кабинета у Петра Великого в 1693 году не существовало; Макаров служил не в вологодской, а в ижорской канцелярии у Меншикова; наконец, начальной датой его службы в Кабинете следует считать 1704 год, что подтверждается патентом на звание тайного кабинет-секретаря.

Столь же фантастические, но диаметрально противоположные сведения о способностях Макарова высказал немец Гельбиг, автор известного сочинения «Случайные люди в России». О Макарове Гельбиг писал, что он «сын простолюдина, толковый малый, но настолько несведущий, что не умел даже читать и писать. Кажется, это невежество и составило его счастье. Петр взял его в свои секретари и поручил ему списывание секретных бумаг, работа для Макарова утомительная, потому что он копировал механически».

Достаточно даже поверхностного знакомства с документами той поры, к составлению которых был причастен Макаров, чтобы убедиться в нелепости свидетельства Гельбига: Макаров не только умел читать и писать, но и превосходно владел канцелярским языком. Было бы преувеличением считать перо Макарова блестящим, подобным тому, которым владели И. Т. Посошков, П. П. Шафиров, Ф. Салтыков, но письма, указы, экстракты и прочие деловые бумаги он составлять умел, с полуслова понимал мысли Петра и придавал им приемлемую для того времени форму.

В Кабинет стекалась огромная масса материалов общегосударственного значения. Все они, прежде чем попасть к царю, проходили через руки кабинет-секретаря.

В среде правительственной элиты Макаров пользовался огромным авторитетом. Его доброжелательства домогались Меншиков и Апраксин, Головкин и Шафиров и другие сановники. В архивном фонде Кабинета Петра Великого хранятся тысячи писем, адресованных Макарову. Взятые вместе, они представляют обильный материал для изучения характеров, нравов и человеческих судеб той поры. Одни обращались за милосердием к царю, другие выпрашивали его у Макарова. Отметим, челобитчики докучали царю в редких случаях: их руку удерживали несколько указов Петра, строго каравших за подачу лично ему прошений. Челобитчики, однако, научились обходить указы: они обращались с просьбами не к царю, а к Макарову, чтобы тот исхлопотал у монарха удовлетворение просьбы. Письма заканчивались просьбой «предстательствовать» перед царем и доложить ему суть просьбы «во благополучное время» или «со временем». Князь Матвей Гагарин изобрел несколько иную формулу: «Пожалуй, милостивый государь, усмотря случай донесть его царскому величеству». «Во благополучное время» или «со временем» в переводе на современный язык означало, что челобитчик просил Макарова доложить царю просьбу в то время, когда тот пребывал в хорошем, благодушном настроении, то есть Макаров должен был уловить момент, когда просьба не могла вызвать вспышки гнева у раздражительного царя.

Какими только просьбами не осаждали Макарова! Марья Строганова просила его ходатайствовать перед царем об освобождении от службы ее племянника Афанасия Татищева, поскольку в нем «есть нужда» в доме. Княгиня Арина Трубецкая выдавала замуж свою дочь и в связи с этим домогалась, чтобы Макаров исходатайствовал у Екатерины разрешения на заём у казны 5–6 тысяч рублей, «чтобы нам сию свадьбу отправить». Анна Шереметева, вдова фельдмаршала Бориса Петровича, просила оградить ее «от челобитчиков в беглых крестьянах, ищут за пожилые годы превеликих исков». Графиня просила кабинет-секретаря «во благополучное время» доложить царю и царице, чтобы те «оборонили» ее от истцов.

Множество просьб Макарову исходило от вельмож. Президент Адмиралтейской коллегии и сенатор Федор Матвеевич Апраксин заканчивал свое послание к кабинет-секретарю словами: «Письмо его царскому величеству изволь вручить и как оное будет принято, пожалуй, не изволь оставить без известия». Сын князя-папы всепьянейшего собора Конон Зотов, добровольно вызвавшийся поехать за границу для обучения, сетовал Макарову из Парижа: «...по се число не имею (от царя. – Н. П.) ни похвалы, ни гневу».

К посредничеству Макарова прибегал даже всемогущий Меншиков. Не желая беспокоить царя мало значащими делами, он писал: «О протчем, не хотел ваше величество утруждать, писал я пространно секретарю Макарову». В письме же к Макарову Александр Данилович, изложив суть мелких дел, извещал его: «А я его величество сими малыми делами докучать не хотел, на что ожидать буду». Меншиков, как впрочем и другие корреспонденты, находившиеся с Макаровым в доверительных отношениях, нередко информировал кабинет-секретаря о фактах и событиях, которые считал необходимым скрывать от царя, ибо знал, что они вызовут его гнев. Так, например, в июле 1716 года Меншиков писал Макарову, находившемуся вместе с царем за границей: «Тако ж в Петергофе и в Стрелиной в работниках больных зело много и умирают непрестанно, ис которых нынешним летом больше тысячи человек померло. Однако ж о сем работничьем худом состоянии пишу к вам во особливое ваше ведение, о чем, разве какой случай позовет, то тогда донести можете, понеже, чаю, что и так многие неисправления здешние его царское величество не по малу утруждают». В доношении царю, отправленном в тот же день, о массовой гибели строителей – ни единого слова. Правда, князь сообщил, что работы на острове Котлин он обрел «в слабом состоянии», но причиной тому назвал непрерывные дожди.

Макаров отваживался оказывать помощь даже лицам, находившимся в царской опале. Среди вельмож, им облагодетельствованных, встречаем первого «прибыльщика» Алексея Курбатова, ставшего затем архангелогородским вице-губернатором, московского вице-губернатора Василия Ершова, любимого денщика царя, а затем адмиралтейца Александра Кикина. Последний был обвинен в 1713 году в преступных махинациях с подрядами на поставку хлеба в Петербург. Угроза закончить жизнь на виселице казалась вполне реальной, но бывшего любимца царя выручили тогда из беды Екатерина Алексеевна и Макаров.

Деятельность Макарова в качестве кабинет-секретаря заслуживает столь подробного освещения прежде всего потому, что он выполнял эту должность и при Екатерине I. Причем кабинет-секретарь в ее царствование приобрел неизмеримо большее влияние, чем в предшествующее. При царе-реформаторе, державшем в своих руках все нити управления страной, Алексей Васильевич выполнял роль докладчика; при Екатерине, не владевшей навыками управления, он выступал в роли советника императрицы и посредника между ней и Верховным тайным советом. Макаров был подготовлен к выполнению этой задачи, имея за своими плечами более чем двадцатилетнюю школу обучения ремеслу администратора, пройденную под руководством Петра. Знавший все тонкости работы правительственного механизма и умевший вовремя подсказать императрице необходимость обнародования нужного указа, Макаров, наряду с Меншиковым, стал главнейшим помощником Екатерины.

О том, какой высокий престиж сумел Макаров придать руководимому им учреждению и собственной персоне кабинет-секретаря, свидетельствуют несколько фактов. Так, указом от 7 сентября 1726 года велено было о важных делах доносить сначала Кабинету ее императорского величества, а затем уже Верховному тайному совету. 9 декабря 1726 года Екатерина, высоко ценившая услуги Макарова, пожаловала его чином тайного советника.

Другим свидетельством высокого авторитета Макарова являлась формула регистрации его присутствия на заседаниях Верховного тайного совета. Даже о сенаторах, не говоря уже о вельможах более низкого ранга, в журнальных записях читаем: «впущен», «допущен» или «призыван» в присутствие Верховного тайного совета, в то время как появление Макарова регистрировалось более уважительной формулой: «Потом пришел тайный кабинет-секретарь Макаров», «Потом был тайный кабинет-секретарь Макаров», «Потом Кабинета тайный секретарь Макаров объявил».

Значение Сената и сенаторов в царствование Екатерины значительно ослабло. Об этом свидетельствует, например, журнальная запись Верховного тайного совета от 28 марта 1726 года, когда на его заседание прибыли с докладом сенаторы Девиер и Салтыков: «До впущения тех сенаторов, его королевское высочество (герцог Голштинский. – Н. П.) изволил объявить мнение свое: что когда в Верховный тайный совет приходить будут сенаторы с делами, то б при них тех дел не читать и об них не разсуждать, дабы они того, что Верховный тайный совет разсуждать станут, прежде времени не ведали».

Иностранный министр в тогдашней бюрократической пирамиде тоже стоял ниже Макарова: «При том собрании впущен был его королевского высочества герцога Голштинского тайный советник фон Бассевич». Напомним, герцог Голштинский был зятем императрицы.

Общение между императрицей и Верховным тайным советом осуществлялось различными способами. Самый простой заключался в том, что Макаров извещал членов совета об отмене намерения государыни присутствовать на заседании Верховного тайного совета.

Чаще всего Макаров выполнял посредническую роль между императрицей и Верховным тайным советом, передавал ему устные повеления Екатерины или выполнял поручения Верховного тайного совета передать императрице подготовленные указы на утверждение. Было бы, однако, ошибкой считать, что Алексей Васильевич при этом выполнял чисто механические функции – в действительности он во время докладов давал несведущей в делах управления и не желавшей вникать в суть вопроса императрице советы, с которыми она легко соглашалась. В итоге повеления императрицы фактически принадлежали не ей, а кабинет-секретарю, умевшему тактично навязывать ей свою волю. Приведем несколько примеров, оговорившись, что прямых свидетельств, что императрица являлась марионеткой в руках Меншикова и Макарова, источники не сохранили; здесь в силу вступают логические соображения.

13 марта 1726 года Верховному тайному совету стало известно, что Сенат не принимает промеморий от первых трех коллегий. Об этом доложил императрице Макаров. Возвратившись, он объявил, что Сенату отныне «писаться Высокий сенат, а не Правительствующий для того, что слово сие „Правительствующий“ непристойно». Вряд ли такую акцию, требовавшую соответствующей юридической подготовки, Екатерина могла совершить самостоятельно, без влияния извне.

8 августа 1726 года Екатерина, присутствуя на заседании Верховного тайного совета, высказала суждение, требовавшее от нее знания дипломатического этикета и осведомленности о прецедентах. Она «изволила разсуждение иметь» отправить послом в Польшу вместо графа Бассевича князя Василия Долгорукого, «разсуждая, что там ему возможно и без публичной аудиенции и других церемоний посольское дело управлять по примеру тому, как и здесь будучи шведский посол Цедергельм чинил».

Особая роль выпадала на долю Макарова при назначениях на должности. Это неудивительно – никто в стране после смерти Петра I не мог соперничать с Алексеем Васильевичем в знании недостатков и достоинств разных вельмож. Личное знакомство с каждым из них позволяло ему знать и их рвение к службе, и степень бескорыстия, и такие свойства натуры, как склонность к жестокости или милосердию. Рекомендации Макарова имели для императрицы решающее значение.

Так, 23 февраля 1727 года Верховный тайный совет представил список кандидатов в губернаторы князей Юрия Трубецкого, Алексея Черкасского, Алексея Долгорукого, президента Доимочной канцелярии Алексея Плещеева. Екатерина согласилась назначить губернатором только генерал-майора Ю. Трубецкого; «о прочих, – извещал Макаров Верховный тайный совет, – изволила сказать, что они здесь потребны, и для того б „выбрать иных и представить“». Чтобы «изволить сказать» подобное, надобно было располагать обстоятельными сведениями о каждом из кандидатов и быть уверенной, «что они здесь потребны», – а это вряд ли было под силу императрице.

Макаров стоял за спиной Екатерины и при назначении губернатором в Казань генерал-майора Василия Зотова. Верховный тайный совет считал более целесообразным назначить его президентом Юстиц-коллегии, но императрица. конечно же с подачи Макарова, настояла на своем.

Известно, что имевшему бригадирский ранг Алексею Бибикову протежировал Меншиков. Именно его Александр Данилович прочил в новгородские вице-губернаторы, полагая, что рекомендованный императрицей Холопов «за старостью и дряхлостью ни к какой службе не способен». Екатерина (читай, Макаров) отвела кандидатуру Бибикова, велев «выбрать в вице-губернаторы иного, постарее его, Бибикова».

Обратная связь Верховного тайного совета с императрицей тоже осуществлялась через Макарова. В бумагах можно обнаружить разные варианты формулировок, смысл которых состоял в том, что Верховный тайный совет поручал Макарову передать императрице принятые им указы на предмет их одобрения или для их подписания.

Иногда – правда, нечасто – имя Макарова упоминалось наравне с членами Верховного тайного совета, присутствующими на его заседаниях. Так, 16 мая 1726 года «в присутствии четырех особ (Апраксина, Головкина, Толстого и Голицына. – Н. П.)... и тайного кабинет-секретаря Алексея Макарова читана реляция Алексея Бестужева секретная, № 17, из Копенгагена». 20 марта 1727 года Алексей Васильевич даже выступил с инициативой, чтобы деньги, оставшиеся в Ростовской епархии после указанных расходов, передать в казну. Верховный тайный совет согласился: «Учинить по тому предложению».

О влиянии Макарова на императрицу конечно же было известно правящей элите. Макаров нажил себе и смертельных врагов, среди которых самыми заклятыми были А. И. Остерман и вице-президент Синода Феофан Прокопович. Они доставили ему немало неприятностей во время царствования Анны Иоанновны, когда Макаров в течение многих лет находился под следствием и до самой своей смерти содержался под домашним арестом.

Впрочем, императрица не во всех случаях нуждалась в подсказках. На уровне бытовых вопросов она принимала самостоятельные решения, как это произошло, например, с указом 21 июля 1726 года о порядке проведения кулачных боев в столице. Генерал-полицеймейстер Петербурга Девиер доложил, что на Аптекарском острове бывают многолюдные кулачные бои, во время которых «многие, ножи выняв, за другими бойцами гоняются, а иные, в рукавицы положа ядры, и каменья, и кистени, бьют без милости смертными побоями, от которых боев есть и не без смертных убойств, которое убойство и в грех не вменяют, также и песком в глаза бросают». Императрица не запретила кулачные бои, но потребовала честного соблюдения их правил: «Кто... впредь в таких кулачных боях для увеселения будет иметь желание, и им выбрать сотских, пятидесятских и десятских, зарегистрироваться в полицейместерской канцелярии, а затем наблюдать за соблюдением правил кулачного боя».

Еще одним человеком, влияние которого на государственные дела было несомненным, хотя и не слишком заметным, был А. И. Остерман. До поры до времени он находился за кулисами событий, а на первый план вышел позднее, уже после падения Меншикова. Испанский посол де Лириа доносил 10 января 1728 года: «...после падения Меншикова все дела этой монархии перешли в его (Остермана. – Н. П.) руки... личности, известной своими качествами и способностями». По его оценке, Остерман являлся «дельцом, за которым всё – интриги и интриганы».

Большинство иноземных наблюдателей единодушны в высокой оценке способностей Андрея Ивановича. Вот как отзывался о нем прусский посол Мардефельд 6 июля 1727 года, когда Остерман еще находился под протекцией Меншикова: «Кредит Остермана проистекает не только из могущества князя (Меншикова. – Н. П.), но основывается на великих способностях барона, честности, бескорыстии его и поддерживается безграничной любовью к нему молодого императора (Петра II. – Н. П.), у которого хватает дальновидности, чтобы познать в нем помянутые качества и понять, что барон вполне необходим этому государству для его сношений с иностранными державами».

Не со всеми приведенными оценками можно согласиться. Мардефельд справедливо отметил редкое качество вельможи того времени – Остерман не был уличен ни во взяточничестве, ни в казнокрадстве. Справедливо и утверждение о его уме, работоспособности и роли в правительстве. Действительно, у Остермана доставало физических сил и дарований, чтобы не только ознакомиться с содержанием поступавших в Верховный тайный совет многочисленных донесений коллегий, губернаторов, должностных лиц, выполнявших его специальные поручения, но и выделить из них важнейшие, чтобы сформировать повестку дня очередного заседания, подготовить соответствующее постановление, для которого по его заданию помощники разыскивали предшествующие указы по аналогичному случаю. К подобному систематическому труду отечественные вельможи того времени не были приучены, и трудолюбивый Остерман действительно был незаменим. По словам Мардефельда, Остерман «несет то бремя, которое они (русские вельможи. – Н. П.), по своей природной лености, не хотят носить».

Незаменимость Остермана в решении вопросов повседневной, рутинной жизни государства отметил и наблюдательный французский дипломат Маньян, извещавший версальский двор в июне 1728 года: «Кредит Остермана поддерживается лишь его необходимостью для русских, почти не заменимой в том, что касается до мелочей в делах, так как ни один из русских не чувствует себя достаточно трудолюбивым, чтобы взять на себя это бремя». Маньян неправ, распространяя отсутствие трудолюбия на всех «русских». Достаточно сослаться на кабинет-секретаря Макарова, нисколько не уступавшего в трудолюбии Остерману. Однако Алексею Васильевичу недоставало знания иностранных языков и осведомленности во внешнеполитических делах.

Таковы были люди, в руках которых находилась реальная власть и которым предстояло искать пути преодоления кризиса, поразившего Россию в начале второй четверти XVIII века.

Верховный тайный совет - высшее совещательное государственное учреждение России в 1726-1730 (7-8 человек). Создан Екатериной I как совещательный орган, фактически решал важнейшие государственные вопросы.

Вступление на престол Екатерины I после смерти Петра I вызвало необходимость такого учреждения, которое могло бы разъяснять положение дел императрице и руководить направлением деятельности правительства, к чему Екатерина не чувствовала себя способной. Таким учреждением стал Верховный Тайный Совет.

Указ об учреждении Совета издан в феврале 1726. Членами его были назначены генерал-фельдмаршал светлейший князь Меншиков, генерал-адмирал граф Апраксин, государственный канцлер граф Головкин, граф Толстой, князь Димитрий Голицын и барон Остерман. Через месяц в число членов Верховного Тайного Совета был включен зять императрицы, герцог Голштинский, на радение которого, как официально было заявлено императрицей, «мы вполне положиться можем». Таким образом, Верховный Тайный Совет первоначально был составлен почти исключительно из птенцов гнезда Петрова; но уже при Екатерине I один из них, граф Толстой, был вытеснен Меншиковым; при Петре II сам Меншиков очутился в ссылке; граф Апраксин умер; герцог Голштинский давно перестал бывать в совете; из первоначальных членов Совета остались трое - Голицын, Головкин и Остерман.

Под влиянием Долгоруких состав Совета изменился: преобладание в нём перешло в руки княжеских фамилий Долгоруких и Голицыных.
Совету подчинили Сенат и коллегии. Сенат, который стал именоваться «Высоким» (а не «Правительствующим») сначала был принижен до такой степени, что решено было посылать ему указы не только из Совета, но даже из прежде равного ему Святейшего Синода. У Сената отняли титул правительствующего, а потом думали отнять этот титул и у Синода. Сначала Сенат титуловали «высокоповеренный», а потом просто «высокий».

При Меншикове Совет старался упрочить за собой правительственную власть; министры, как называли членов Совета, и сенаторы присягали императрице или регламентам Верховного Тайного Совета. Воспрещалось исполнять указы, не подписанные императрицей и Советом.

По завещанию Екатерины I, Совету на время малолетства Петра II предоставлялась власть, равная власти государя; только в вопросе о порядке престолонаследия Совет не мог делать перемен. Но последний пункт завещания Екатерины I оставлен был без внимания верховниками при избрании на престол Анны Иоанновны.

В 1730 году, по смерти Петра II, из 8-и членов Совета половину составляли Долгорукие (князья Василий Лукич, Иван Алексеевич, Василий Владимирович и Алексей Григорьевич), которых поддерживали братья Голицыны (Дмитрий и Михаил Михайловичи). Дмитрием Голицыным был составлен проект конституции.
Против планов Долгоруких, однако, выступила большая часть российского дворянства, а также члены Верховного Тайного Совета Остерман и Головкин. По приезде в Москву 15 (26) февраля 1730 Анна Иоанновна получила от дворянства во главе с князем Черкасским, в которой они просили её «принять самодержавство таково, каково Ваши достохвальные предки имели». Опираясь на поддержку гвардии, а также среднего и мелкого дворянства, Анна публично разорвала текст кондиций и отказалась их выполнять; Манифестом от 4 (15) марта 1730 Верховный Тайный Совет был упразднён.

Судьбы его членов сложились по-разному: Михаил Голицын был отправлен в отставку и почти сразу же умер, его брат и трое из четверых Долгоруких были казнены в годы правления Анны Иоанновны. Репрессии пережил лишь Василий Владимирович Долгорукий, при Елизавете Петровне возвращенный из ссылки и назначенный главой военной коллегии. Головкин и Остерман в годы царствования Анны Иоанновны занимали важнейшие государственные посты. Остерман в 1740-1741 ненадолго стал фактическим правителем страны, однако после очередного дворцового переворота был сослан в Берёзов, где и умер.